Возвращение, стр. 7

— И часто ты это делаешь, Крис?

Солнце стояло еще высоко, и мы продолжали лежать в гроте.

— Что? Пистон вставляю? Ага… Частенько.

— Я не об этом, зазнайка паршивый. Я имела в виду, часто ли ты занимаешься любовью в этом гроте. С женщинами, которых ты даже не знаешь толком.

Мне было не до шуток. Интересно, как Крис открыл этот грот?

— Ты о чем это? Тебя-то я как раз знаю. Твоя фамилия… М-мм… Подожди минутку. Твоя фамилия… — Крис почесал в затылке. Вид у него был глуповатый. Чувствовалось, что он задет за живое. Я рассмеялась.

— Ладно, все понятно. Тебе до этого нет никакого дела, правда?

— Возможно. Не будь занудой. Вы, ньюйоркцы, ужасно любопытные.

— Да неужели?

Я постаралась вложить в эти слова как можно больше иронии, но знала, что он прав. Жители Нью-Йорка общительнее калифорнийцев. Наверное, их страшно утомляет жизнь в окружении толпы незнакомых людей, поэтому они вцепляются в каждого встречного-поперечного и засыпают его кучей вопросов.

— Джилл, не хочешь покататься верхом?

— Вдоль берега?

Он кивнул и что-то подобрал с песка.

— С удовольствием. Но на этот раз я поеду сзади.

— И без седла, согласна?

— Еще бы!

— Тогда вставай, янки, — еле слышно прошептал он, наклонился, поцеловал меня и помог подняться. Все в нем дышало чувственностью. Он наслаждался жизнью в полной мере, но выше всего на свете ценил занятие любовью. — Вот… Я нашел тебе подарок.

Пока мы шли к лошади, он что-то сунул в мою ладонь. Этот юморист мог всучить мне найденную в песке медузу или что-нибудь похлеще. Но я ошиблась. Это был «песчаный доллар», странная ископаемая ракушка с отпечатком цветка на обеих сторонах. Она была тоненькой, почти прозрачной и удивительно красивой.

— Ухты… Спасибо, Крис, это замечательно!

Я потянулась, поцеловала его в шею и ощутила, как внутри вновь просыпается желание. Мужчины у меня не было со времен приезда в Калифорнию, даже дольше, а Крис, как ни крути, мужчина что надо.

— Кончай целоваться, а то я отделаю тебя на глазах у всех…

— Обещаешь только!

Он прекрасно понимал, что я дразнюсь, но сграбастал в охапку, и мы действительно занялись любовью прямо на пляже. А когда все кончилось, нас разобрал смех.

— Известно ли вам, мистер Мэтьюз, что вы полоумный?

— Сама напросилась, а потом обзывается…

— Чушь собачья. Не обращай внимания. Если ты думаешь, что я считаю тебя в чем-то виноватым, то ошибаешься. Я счастлива.

— И я… А теперь поехали.

Сняв с лошади седло, он опустил его на песок, похлопал кобылу по бокам, ловко прыгнул ей на спину и протянул мне руку.

— Чего ты ждешь, Джилл? Манны небесной?

— Нет, другого. Счастья. Я любуюсь тобой. Действительно, было на что полюбоваться. На буланой лошади гордо восседал высокий всадник, светлая шерсть подчеркивала бронзовый цвет его кожи, и красота этих фигур заставляла вспомнить читанные в детстве древнегреческие стихи. От нее захватывало дух.

— Ты тоже ничего себе. А теперь прыгай сюда.

Он снова подал мне руку, я уселась позади, обхватила его за талию, и мы понеслись навстречу ветру. Никогда я не испытывала такого наслаждения. Скакать по пляжу на золотистой кобыле, прижимаясь к любимому… Любимому? Крис… Я едва знала его, но разве это имело значение? Да, я полюбила его. С первого взгляда.

Мы носились взад и вперед до самого заката, а потом немного поплавали, стремясь отсрочить отъезд.

— Ну что, поплывем обратно? — спросила я, слегка нервничая. Вода прибывала, но он и сам видел это.

— Нет, теперь поедем по дороге. Это не так весело, зато менее рискованно.

— Ах вот как? Я начинаю подозревать, что ты придумал этот заплыв только для того, чтобы заставить меня раздеться! — На самом деле ничего подобного мне и в голову не приходило.

— Ты так думаешь? — На его лице появилось обиженное выражение, и я тут же прикусила язык. — Что ж, ты угадала!

Он довольно рассмеялся, а я стояла и смотрела на большого мальчишку, ранившего меня в сердце выстрелом из водяного пистолета. Неплохо.

— И что дальше, синьор самовлюбленный бандит? Свяжете обнаженную женщину и бросите ее в телефонную будку, где она проваляется до утра? — Он был вполне способен на такое.

— Нет. Я собираюсь накормить тебя. Неплохо звучит?

— Внутривенно, что ли?

— Джиллиан, ты несносна! Мы едем в «Уотсон-хаус». Это жемчужина Болинас. Тебе не доводилось бывать там?

— Никогда.

— Значит, тебя ждет сюрприз.

Мы сели верхом, мелкой рысью проскакали до общественного пляжа, шагом провели лошадь через пустующую стоянку для машин и наконец выбрались на дорогу. До Болинас было всего пятнадцать минут езды, и мы успели попасть туда в тот момент, когда солнце скрылось за горизонтом и все небо окрасилось в золотые и багровые тона.

Остановившись перед обветшавшим викторианским [5] домиком, мы привязали лошадь, и я огляделась по сторонам. Взад и вперед сновало множество хиппи, а на домике красовалась лаконичная вывеска «Уотсон-хаус».

— Что это за место?

— Ресторан, глупышка. А ты что думала?

— Откуда мне знать? Эй, кстати, я должна позвонить соседке и предупредить, что задержусь. Она позаботится о моей малышке.

— Хорошо. Внутри есть телефон.

Он поднялся на крыльцо и без стука открыл дощатую дверь. «Уотсон-хаус» был похож на обыкновенный дом, принадлежащий большой семье, и ничем не напоминал ресторан. На веревках сушилось белье, в глазах рябило от разномастных велосипедов и мотоциклов, а на траве играли две кошки и собака. Все здесь выглядело по-домашнему уютным. Видно, Крис Мэтьюз был тут завсегдатаем.

— Привет честной компании. Как делишки? — спросил он, направившись прямо на кухню и ткнувшись носом в кастрюлю, стоявшую на девственно-чистой плите. В комнате находились три девушки и мужчина. У мужчины были волосы до талии, заботливо перехваченные кожаным шнурком, поверх джинсов было надето что-то вроде пижамы, но больше всего меня поразили искристые, добрые глаза, окруженные буйной растительностью. На лице мужчины не шевельнулся ни один мускул, но глаза выразили живейшую радость.