Воспоминания, стр. 98

Тэдди возвратился с Дальнего Востока третьего августа. Как только он ступил на землю Сан-Франциско, так в тот же момент стал официально уволенным из американской армии. Служба его прошла в самом пекле войны, и он получил такую разностороннюю практику, какая выпадала на долю лишь очень немногих врачей в США. Теперь он собирался в Нью-Йорк, чтобы еще год постажироваться у одного выдающегося хирурга. Но ни о чем об этом он не думал, когда спускался по трапу самолета. Его белокурые волосы поблескивали на солнце, лицо покрывал темный загар. Он всматривался в лица встречавших. Как сильно все отличалось от того дня, когда он отплывал на корабле из Окленда. Теперь он себя чувствовал совершенно по-иному. Он воевал три года, совсем недавно ему исполнилось тридцать лет.

Тэдди чувствовал, что за три года войны все в нем совершенно изменилось: интересы, потребности, ценности. За время долгого перелета из Японии он неотступно думал о том, как вернется в новую жизнь. Три года он не видел своей семьи. Письма матери рассказывали о том, что у них происходит, но он всегда ощущал какую-то легкость оттого, что находился далеко от дома. Грег писал редко, от силы одно-два письма за год. Отец умер год назад. Друзья постепенно перестали писать… Кроме Сирины. Его соприкосновение с этим миром осуществлялось через нее.

И вот теперь он возвращался назад, в мир, который стал ему незнакомым. Сейчас он пытался отыскать в толпе женщину, которую не видел три года.

Пока он медленно шел к месту выдачи багажа, глаза его внимательно вглядывались в толпу. Вокруг покачивались таблички с фамилиями прилетающих, приветственно взлетали букеты цветов, слезы струились по лицам, нетерпеливые руки рвались навстречу к мужьям, сыновьям, возлюбленным, отсутствовавшим долгие годы. Вдруг совершенно неожиданно он увидел Сирину, такую сногсшибательно красивую, что от одного ее вида защемило сердце. Она стояла, высокая, с широко раскрытыми глазами, спокойная, в красном шелковом платье, плотно облегающем фигуру, шелковистые волосы свободно ниспадали на плечи, а изумрудно-зеленые глаза были устремлены прямо на него. Как и она, Тэдди держался до странности спокойно. Он не ускорил шага, не бросился к ней, а подошел спокойно. Затем, словно оба они знали об этом заранее, он крепко обнял ее и изо всех сил прижал к своей груди. У обоих на глазах выступили слезы, потом, забыв о годах, улетевших прочь, он жадно поцеловал ее в губы, словно сбрасывая с плеч тяжесть долгих лет одиночества и боли. Так, не разжимая объятий, они стояли некоторое время, затем отступили и внимательно осмотрели друг друга с головы до ног. Когда Сирина подняла глаза, Тэдди увидел в них глубокую печаль. Тэдди возвратился к ней, это она теперь понимала, но Брэд не вернется никогда. Ей казалось, что все эти три долгих года в Корее находился Брэд, а не Тэдди. И только теперь со всей отчетливостью Сирина осознала, что муж потерян навсегда. Все годы переписки ей чудилось, будто она пишет письма не только Тэдди, но и Брэду. Они оба слились для нее в единое целое. Теперь же она столкнулась с жестокой реальностью. Ее сердце бурно колотилось, она старалась взять себя в руки и не дать печали отразиться на лице.

– Здравствуй, Сирина.

Она улыбалась, оправившись от первого шока. Затем они одновременно посмотрели на маленькую девочку, стоявшую рядом с матерью. Вот теперь-то три прошедших года предстали с особой отчетливостью. Ванессе было уже почти семь лет. Светло-голубые глаза Тэдди смеялись, лицо озарила нежная улыбка.

– Спорю, что ты не помнишь своего дядю Тэдди.

– Нет, помню. – Девочка слегка склонила головку набок, а когда улыбнулась, Тэдди увидел дырки на месте двух передних зубов. – Каждый вечер перед сном мамочка показывала мне твою фотографию. Твою и папину. Но он не приедет. Так мне сказала мама.

– Да, это так. – Словно острым лезвием, боль резанула и Сирину, и Тэдди, но он продолжал улыбаться. – Я сильно скучал по тебе.

Девочка кивнула с серьезным выражением на лице и, окидывая его взглядом с головы до ног, спросила:

– Ты правда доктор? – Тэдди кивнул, и на ее лице отразилась тревога. – А ты не станешь делать мне укол?

Он рассмеялся, покачал головой, поднял ее и посадил себе на плечи.

– Конечно же, нет. А как насчет мороженого?

– Ура! – воскликнула Ванесса.

Они стали пробираться к транспортеру, по которому двигались чемоданы. Тэдди подхватил свой, и теперь можно было отправляться домой, в квартирку, которую он помог отыскать Сирине еще до отъезда в Корею и которую вспоминал почти каждый вечер там, в корейских джунглях. И вот теперь, продолжая всматриваться в Сирину, он видел, как сильно она изменилась. Он ничего не сказал ей по этому поводу, пока они не устроились в комнате, попивая кофе и поглядывая через окно на бухту.

Тэдди не сводил с Сирины глаз, отмечая чуть заметную печаль, серьезность и в то же время нежность. Поставив чашку на стол, он осторожно взял Сирину за руку.

– Ты стала совсем взрослой, Сирина.

– Надеюсь… – Она улыбнулась. – Ведь мне уже двадцать семь.

– Возраст ничего не значит. Некоторые так и не взрослеют.

– У меня для этого имелось множество оснований, Тэдди. – Сирина бросила взгляд в другую комнату, где играла Ванесса, затем перевела глаза обратно на него. – Ты тоже повзрослел.

Он неторопливо кивнул, вспоминая то, о чем не хотел бы вспоминать.

– Иногда мне казалось, что никто из нас не сумеет пережить всего этого. Но мы справились. – Заставив себя улыбнуться, он добавил: – Полагаю, приобретенный опыт что-нибудь да значит. – Затем, видя чувства, отразившиеся на ее лице, спросил, не в силах сдержаться: – Ты все еще скучаешь по нему?

Она кивнула:

– Да, по вас обоим.

– И только один из нас вернулся обратно. – Тэдди как-то странно посмотрел на Сирину. – Наверное, очень трудно поверить в то, что близкий тебе человек никогда больше не вернется домой. Не знаю. – Он покачал головой. – Временами, когда я получал от тебя письма, на мгновение всплывал вопрос, почему ты ничего не пишешь о Брэде, и только потом вспоминал.

Сирина понимающе кивнула.