Вернись, любовь, стр. 33

Но Изабелла ответила с едва заметной улыбкой:

– Знаешь, Наташа, я не предполагаю, что ты – монахиня. Ты можешь быть откровенной со мной.

– Насчет чего? – Наташа вдруг усмехнулась. – Ты о Корбете? – Она долго смеялась, пока у нее на глазах не выступили слезы. – Ты шутишь? О, Изабелла... ты думала? О Господи! – Потом она весело посмотрела на подругу. – Не могу представить ничего менее подходящего для меня, чем связаться с Корбетом Эвингом.

– Ты серьезно? У тебя с ним ничего нет? – удивилась Изабелла. – Но я полагала... – А затем она поразилась еще больше. – Но почему нет? Я думала, что вы...

– Может быть, ты и думала, но мы с Корбетом – никогда. Мы дружим много лет, но между нами никогда не будет ничего большего. Он мне почти как брат, и он – мой самый лучший друг. Но мы оба слишком сильные люди. Как женщина, я недостаточно мягка для Корбета, не столь хрупка и беспомощна. Не знаю, я не могу этого объяснить. Он всегда говорит, что мне надо было родиться мужчиной.

– Не очень-то ласково, – неодобрительно произнесла Изабелла.

– Разве Бернардо не говорит тебе подобные вещи? Изабелла улыбнулась в ответ:

– По меньшей мере каждый день.

– Вот именно. Это как у брата с сестрой. Я не могу представить никаких других отношений с Корбетом. – Она снова усмехнулась про себя, а Изабелла пожала плечами, чувствуя себя немного глупо.

– Должно быть, я становлюсь старой, Наташа. У меня пропало восприятие. Я честно подумала с самого начала...

Но Наташа только усмехнулась и покачала головой. А Изабелла надолго задумалась, пока они шли дальше. Она вдруг стала думать о Корбете совсем в другом свете.

Они заговорили вновь, только подойдя к дому, и Наташа заметила, что Изабелла шла улыбаясь.

– Знаешь, тебе следовало сходить в оперу, – сказала Изабелла. – Это бы могло развлечь тебя.

– Откуда ты знаешь?

– У нас прекрасный оперный театр в Риме.

– Я имею в виду, откуда ты знаешь об опере и что я была приглашена на нее?

– Потому что я – превосходный детектив, а приглашение не совсем сгорело.

У Наташи на глазах вдруг появились слезы. Ее обманы, ее «жертвоприношение» оказали плохую услугу ее подруге.

– Хорошо, – сказала она, обнимая Изабеллу за плечи и прижимая к себе. – Твоя взяла.

– Спасибо. – Изабелла вошла в здание с победоносным видом и внушающим страх сверканием в глазах.

Глава 16

Изабелла выключила свет в своем кабинете. Было восемь часов вечера, и она только что в последний раз позвонила в Рим. Бедный Бернардо, у него там уже два часа ночи, но только что прошла презентация летней коллекции, и она должна была узнать, как все прошло.

– Превосходно, дорогая, – сообщил он. – Все заявили, что это – чудо. Никто не понимает, как ты смогла сделать это, несмотря на давление, которое на тебя оказывали, возникшие трудности и все прочее.

Глаза ее сияли, пока она слушала его.

– Она не выглядела чересчур своеобразно при замене красного цвета? – Находясь здесь, она действовала почти вслепую.

– Нет, а бирюзовая подкладка на белом вечернем пальто была поистине гениальной. Тебе надо было видеть реакцию итальянского представителя журнала «Мода».

– Прекрасно. – Изабелла была счастлива. Он рассказывал ей со всеми подробностями до тех пор, пока она не узнала все досконально. – Хорошо, дорогой. Думаю, мы преуспели. Прости, что разбудила тебя. Постарайся снова уснуть.

– Ты хочешь сказать, что у тебя бльше нет никаких новых инструкций для меня в такой час? Нет новых идей относительно осенней коллекции? – Ему не хватало ее, но его потребность в ней постепенно угасала. Это было хорошо для них обоих – ее бегство постепенно становилось освобождением для него.

– Завтра. – На мгновение у нее затуманились глаза. Осенняя коллекция... значит, ей придется создавать ее здесь? Неужели она никогда не сможет вернуться домой? Прошло уже два месяца с тех пор, как она приехала в Штаты. Два месяца она скрывается и руководит своим бизнесом по телефону, находясь за пять тысяч миль. Два месяца не видит виллы, не спит в собственной постели. Уже наступил апрель. Месяц, когда в Риме светит солнце и в садах вовсю бушует весна. Даже в Нью-Йорке стало немного теплее, и по вечерам она прогуливалась до края парка, а иногда даже до Ист-Ривер, наблюдая за медленно гуляющими горожанами и маленькими лодками на реке. Ист-Ривер не была Тибром, а Нью-Йорк – ее домом. – Я позвоню тебе утром. Да, кстати, поздравляю с новым сортом мыла.

– Пожалуйста, не вспоминай о нем. – Потребовалось четыре месяца для проведения исследования и еще два, чтобы поставить его на рынок. Но по крайней мере эффект оправдал эти труды. Они только что получили заказ на полмиллиона долларов, естественно, от «Ф-Б».

Бернардо перечислял заказы, но она не слушала. Мыло. Даже оно напоминало ей о последнем дне с Амадео. Тот роковой день, когда она поспорила с Бернардо, а затем покинула их и убежала на ленч. Прошло почти семь месяцев. Семь длинных, одиноких, заполненных работой месяцев.

– Между прочим, как там сейчас в Нью-Йорке? – спросил Бернардо.

– Все еще холодно, может быть, чуть-чуть теплее, но все вокруг пока серое. К ним весна приходит не раньше мая или июня.

Он не стал говорить ей, что на вилле сад весь в цвету. Он несколько дней назад заезжал туда проверить, все ли в порядке. И вместо этого сказал:

– Хорошо, дорогая. Поговорим завтра утром. И мои поздравления.

Она послала ему воздушный поцелуй, и они положили трубки. Поздравления. В Риме она бы с ужасом и замиранием сердца наблюдала за открытием шоу. Она стояла бы рядом, затаив дыхание, внезапно утратив уверенность в правильности выбора цветов, тканей, моделей, была бы недовольна ювелирными украшениями, музыкой и идеально уложенными прическами манекенщиц. Она ненавидела бы каждое мгновение, пока первая манекенщица не ступила бы на обтянутый серым шелком подиум. Затем, когда все бы началось, она испытала бы трепет, который охватывал ее каждый сезон. Откровенный восторг, красота, безумие мира высокой моды. А когда все закончилось, она и Амадео украдкой подмигнули бы друг другу и нашли время для долгого счастливого поцелуя. Там присутствовала пресса и текли реки шампанского. А вечером прием. Это было похоже на свадьбу и медовый месяц четыре раза в году.

Но не в этот раз. Сегодня вечером она была в синих джинсах, сидела в крошечном кабинете, пила кофе и чувствовала себя очень одинокой.

Она закрыла за собой дверь кабинета и, проходя по коридору, взглянула на кухонные часы. Вдалеке слышались голоса мальчиков, и она удивилась, что они еще не легли. Алессандро выучил английский, хотя и не в совершенстве, но достаточно, чтобы его понимали. Когда этого не происходило, он кричал, желая компенсировать непонимание, как будто иначе его бы не услышали. Странно, что он редко говорил на английском. Создавалось впечатление, что Алессандро нуждался в своем итальянском языке как напоминании о доме, о том, кто он есть на самом деле. Изабелла улыбнулась про себя, проходя мимо детской. Мальчики играли с Хэтти, работал телевизор, и Джесон гонял свой поезд.

Сегодня она пропустила вечернюю прогулку. Изабелла слишком нервничала, дожидаясь, когда можно будет позвонить Бернардо и поинтересоваться, что произошло на открытии демонстрации коллекции в тот день. И ей начинал надоедать знакомый маршрут, особенно теперь, когда Наташа не всегда сопровождала ее. Она вновь вернулась к прежнему образу жизни, и по вечерам Изабелла часто гуляла одна. Наташа собиралась уйти и сегодня вечером. На благотворительный бал.

Остановившись в дверях своей комнаты, Изабелла постояла мгновение, а затем медленно пошла к Наташиной двери. Было приятно снова видеть ее красивой, в ярких нарядах, делающей нечто элегантное или удивительное со своими длинными светлыми волосами. Это вносило свежую струю в жизнь Изабеллы, так уставшей смотреть в зеркало и видеть собственное лицо с зачесанными назад темными волосами и постоянную мрачность своих строгих черных одеяний на еще больше похудевшем теле.