Удар молнии, стр. 99

Глава 18

Солнечным майским днем игла вонзилась в руку Алекс в последний раз. Брок, как всегда, был рядом. Когда все было кончено, Алекс расплакалась от переполнявших ее чувств. Ей еще нужно было принять шесть таблеток цитоксана, и после этого должна была наступить долгожданная свобода. Заключительный снимок груди, анализ крови, маммограмма — и все.

Рак был побежден. С помощью Брока Алекс пережила шесть чудовищных месяцев химиотерапии.

Назначив контрольную встречу через полгода, Алекс попрощалась с доктором Уэббер и, несмотря на подступающую слабость, почувствовала воздух свободы, как только вышла из ее кабинета.

— Как мы это отпразднуем? — спросил Брок. Они стояли на 57-й улице, не веря тому, что все кончилось.

— У меня есть идея, — загадочно сказала она, глядя ему в глаза. Правда, оба знали, что через час ее будет рвать — в последний раз. Она больше никогда не испытает этого ужаса. Алекс была уверена в этом. Она не допустит, чтобы это повторилось.

Вернувшись в офис, они спокойно занялись работой. Алекс стало плохо, но все равно на этот раз она чувствовала себя иначе. Казалось, ее тело знало, что над ним надругались в последний раз.

Ночью она мирно лежала в его объятиях. Дверь была заперта на случай, если Аннабел проснется. Они наконец решили отказаться от целомудрия в ее доме. Что касалось Сэма, " — о если он не приходил домой к девяти или десяти часам, это означало, что он вообще не придет ночевать.

— И что мы теперь будем делать, Алекс? — спросил Брок.

Они планировали провести лето в Лонг-Айленде, но один из партнеров предложил Алекс пожить в его летнем домике в Истхэмптоне, и эта идея очень понравилась Алекс. Единственное, чего она боялась, — что их роман с Броком таким образом будет обнаружен; впрочем, это было маловероятно. Кроме того, у них была такая хорошая отговорка, что пока никто не обращал внимания на их неразлучность.

— Я бы хотел попутешествовать с тобой, — продолжал он.

— А куда мы поедем? — мечтательно спросила Алекс. Их отношения были воплощением мечты, обещанием счастья в будущем.

— В Париж… Венецию… Рим… Сан-Франциско. — Брок закончил перечисление более реалистично, чем начал.

— Давай, — неожиданно сказала Алекс. У нее должен был быть большой отпуск, но поскольку она довольно долго не работала, ей казалось, что долго отдыхать ей не следует. — В следующем месяце, насколько я знаю, никаких процессов не ожидается. Давай съездим куда-нибудь на несколько дней, это будет интересно и приятно.

— Ты же уже не лечишься, ты забыла? — упрекнул ее Брок, лежа рядом с ней в темноте. — Разве ты не примешь предложение насчет Истхэмптона?

— Пожалуй, — решилась Алекс. Теперь они могли строить планы и сами управлять своей жизнью, могли уехать. Алекс снова была настоящим человеком, со своими надеждами, мечтами, счастьем и будущим.

Следующие несколько недель стали для нее очень напряженными. Она активно включилась в работу, взяла на себя все прежние обязанности, стала готовиться к участию в процессах. В этой запарке она даже не заметила, как закончила пить цитоксан. К первому июня она чувствовала себя более окрепшей и вообще самой собой. В конце месяца они собирались в Сан-Франциско, но до этого им с Сэмом надо было разъехаться и сказать об этом Аннабел.

Сэм наконец-то нашел именно такую квартиру, которую искал. Она была расположена на одном из верхних этажей небоскреба, неподалеку от того места, где они с Алекс жили. Там была красивая столовая, гостиная с захватывающим видом из окон, спальни, комната для прислуги и уютная кухня. Кроме того, там была комната для Аннабел и комната для гостей, в которой должен был жить сын Дафны во время своих приездов в Америку. Правда, Дафна сказала, что лучше она будет навещать его в Англии. Отправлять пятилетнего мальчика в такое путешествие одного было неразумно, а его няньки были такими занудливыми, что их ей здесь видеть не хотелось. Дафна всегда находила уважительные причины для того, чтобы не общаться со своим сыном, и Сэм иногда спрашивал себя, в чем дело — то ли он ужасный ребенок, то ли она — плохая мать.

Может быть, и то, и другое; впрочем, Сэм не слишком-то волновался по этому поводу. Его мысли были заняты Аннабел.

Накануне Дня памяти павших Сэм и Алекс пришли домой пораньше, чтобы поговорить с дочерью.

— Папа уходит?! — в ужасе переспросила девочка со слезами на глазах.

— Я буду жить через три квартала, — сказал Сэм, пытаясь обнять вырывающуюся из его рук Аннабел.

— Почему? Почему ты уходишь?

Что она сделала? Что с ними такое? Почему это с ней случилось? Девочка не могла этого понять. И мама, и папа, еле сдерживая слезы, пытались утешить ее.

— Мы с мамой считаем, что так лучше, родная, — сказал Сэм, пытаясь успокоить ее и объяснить все как можно доступнее. — Понимаешь, я все равно мало бываю дома. Я все время путешествую. И мы с мамой думаем…

Как можно объяснить четырехлетнему ребенку такую сложную вещь? Особенно если учесть, что они сами не до конца понимали, что случилось с их семьей.

— Мы с мамой думаем, — продолжал Сэм, — что будет лучше, если мы будем жить в разных квартирах.

Ты сможешь приходить ко мне в гости в любое время и в будни, и на выходные. Мы с тобой такое придумаем! Если хочешь, давай опять поедем в Диснейленд.

Но Аннабел была умнее, чем он думал, — настоящая дочь юриста. Предлагать ей взятки было бесполезно.

— Я не хочу в Диснейленд. Я вообще ничего не хочу. Папа, ты что, больше нас не любишь?

Это был убийственный вопрос. Сэм чуть не поперхнулся и быстро ответил:

— Конечно же, люблю.

— А маму не любишь? Ты все еще злишься на нее из-за того, что она заболела?

На этот вопрос надо было бы ответить утвердительно, но Сэму не хватало духа на это.

— Конечно, нет. Конечно, я на нее не злюсь. И я ее люблю. Но, — продолжал он со слезами в голосе, смотря на прижавшуюся к Алекс дочь, — мы не хотим больше быть мужем и женой. По крайней мере мы не будем жить, как прежде. Теперь у нас будут отдельные квартиры.

— Вы разводитесь? — с искренним удивлением спросила Аннабел. Ей приходилось слышать об этом в садике от Либби Вайнштейн. Ее родители были в разводе, мама вышла замуж второй раз и родила близнецов, что совершенно не устраивало Либби.