Вперед, к Магадану! (СИ), стр. 51

Перебежавший дорогу заяц поднял целый пласт воспоминаний. Машинист на БАМе — тот же охотник. Машинист с помощником вспомнили, как переезжали локомотивом (и тут же подбирали) зайцев, коз, куропаток. Разговор постепенно перешёл с мелкой дичи на крупную. Вспомнили, как летом сбили «мужика в шубе», а оказалось — медведь. Затем…

— Был у нас такой машинист, Петрович, это вообще чудо. Переехал однажды барана, и не остановился! Помощник — ну та-ак просил: ну давай возьмём, а тот: нет! А мы ехали следом и подобрали. Странный мужик Петрович — непрактичный. Я даже ради зайцев и то останавливаюсь. А с другим, в Азии он работал, был случай: врезался прямо в стадо баранов. Остановился, только двоих баранов успел закинуть, а тут чабан бежит: э-ге-гей! Едва успел уехать.

— А вот ещё случай, давно было, я ещё на Транссибе работал. Сбили лося, килограмм триста, но только позвоночник сломали, а сам копытами брыкается. Я его опять (задним ходом) переезжаю, а он нагибается, и никак не добьёшь его. А подойти — тоже нельзя, ни ружья, ни топора, ничего, хоть камнями закидывай. Ждали мы с полчаса, наконец перестал брыкаться. А затащить-то как? Ни проволоки, ничего. Положили на рельсы, голову перерезали ему, потом обратно, задним ходом, пополам тоже, едва, в общем, по частям затащили. А диспетчер по связи запрашивает: что, мол, случилось? — Я молчу. Поехали, на станции — опа! отвели на запасный путь. «Что случилось? Ты мне «Россию» на полтора часа задержал!» «Россия» — это скорый поезд, Владивосток—Москва. Выхожу я, руки в крови вот по сюда. «Ну, лося резал.» — «Так бы сразу и сказал. Правую лопатку мне, а левую отдашь в Шимановске N.» — Ну, я отдал, лето же, куда мне одному столько мяса. А кому зимой повезёт, заморозишь, так на всю зиму мяса хватает.

Мосты на БАМе были величественны, многие, как и в Европейской части, охранялись. Возле каждого длинного моста находился целый микропосёлок охранителей, огороженный колючей проволокой непонятно зачем: то ли чтобы враги на охранителей не напали, то ли чтобы охранители сами не разбежались.

— Во, мост охраняют. Это солдаты всё, воинская часть. Несколько лет назад я познакомился с майором, он здесь начальник. Так вот, я майору и говорю: «Кому нужна такая охрана? При современном развитии науки и техники? Прицепил бомбу к поезду, а сам на кнопку нажал. Да что там, дай мне пару миллионов и бомбу; я и сам, своими руками, сброшу эту бомбу.» Он: «Да ну!» — «Когда жену, детей нечем кормить — сброшу, только деньги вперёд!» — Он: «Да ну!..»

— Японец однажды со мной ехал, железнодорожник, но уже пенсионер. Смотрел. Тоже, попросился в локомотив. Он мне свой журнал подарил. Там, на фотографии, вагон пригородного поезда — пригородного! — видак, магнитофон, у каждого свои наушники, чтобы другим не мешать.

Я спрашиваю: а не воруют? Он не понял. Потом видит, у меня этот светофор в кабине, лампочки загораются. Он: что это? зачем это? Я: а, компьютер сломался, а как сегодня воскресенье — чинить некому, вот и веду по этой штуке. Знал бы он, что нет и не было здесь никакого компьютера!.. Спрашиваю японца: а что у вас, в Японии, бывает машинисту за опоздание? Если поезд опоздал? Он: этого не бывает. Я: ну если, всё же, вдруг, как-нибудь поезд опоздает? Так у них тогда чуть ни сам директор фирмы, занимающейся перевозками, ходит и лично перед всеми извиняется. А у нас опаздывать даже выгодно. Опоздал, ничего тебе не будет; потом нагнал опоздание — ещё, если повезёт, и премию дадут. Ну, сейчас денег давно не платят, а так — бывало. — Японец, по-моему, так и не понял, он вообще по-русски плохо понимал.

Доехали до Кунермы; на остановке перебрались в заднюю кабину. Машинист предупредил:

— Если будут заходить, спрашивать, — говорите, что вы работаете в Лене, в депо, сантехники, а сейчас были в командировке, работали в Кунерме в отдыхаловке, а сейчас домой едете.

Мы согласились и записали легенду на бумажку, чтобы не забыть. Так она и сохранилась. Но никто нас не спросил.

В районе Кунермы было довольно много снега. Хотя по календарю было только 12 сентября, снег улёгся довольно плотно: казалось, уже до весны. Кунерма — самое снежное место в нашей бывшей родине СССР. Снега там наносит метра два, а на горах по сторонам железной дороги созревают лавины. Для защиты от лавин в некоторых местах железная дорога была защищена стенами из массивных бетонных блоков высотой метра четыре. Когда на горах вдоль железной дороги возникает опасность лавин, их расстреливают с вертолётов.

* * *

Наконец, мы добрались до Усть-Кута (одно место имеет три разных названия: город Усть-Кут, станция Лена, порт Осетрово). Минут пятнадцать ехали по городу вдоль реки Лены. Здесь Лена узкая, мелкая, и с каждым годом ещё мелеет, и порт Осетрово — основная точка перегрузки грузов с железной дороги — отодвигается с годами всё ниже по течению реки. Наконец, подъехали к станции. Здесь локомотив отцепили. Поблагодарив машиниста, мы вылезли на перрон. Было уже темно; небольшой старинный каменный вокзал светился тусклым жёлтым светом.

Прощай, БАМ! Отсюда когда-то начиналась Великая Стройка, Магистраль

Века, обошедшаяся стране более чем в 9 миллиардов долларов и пропускающая ныне две-три пары поездов в день.

Мы переписали расписание (торопиться некуда: поезд стоит минут двадцать) и не спеша отправились к начальнику поезда.

— Здравствуйте! Пустите, пожалуйста, проехать хотя бы до Вихоревки.

Мы путешественники, из Магадана домой, в Москву возвращаемся!

— Откуда это вы взялись? — озадачился начальник поезда.

Мы уже знали, что нельзя отвечать, как мы проехали, иначе нам ответят: так, мол, и дальше езжайте. И мы скрыли нашу маленькую тайну.

— Это мы вам объяснить не можем. Если вы нас пустите, тогда расскажем, а пока это будет секрет.

— Нет, мужики, давайте пари: если до Тайшета догоните, тогда я вас и до Москвы довезу! — предложил начальник, чрезвычайно заинтересовавшись.

— Нет, лучше не надо! Пока до Москвы будем ехать, вы же сами говорите — контролёры-ревизоры всякие, риск большой. Лучше немножко, но сейчас.

— Ладно, Бог с вами — до Тайшета езжайте. Только идите в какой-нибудь плацкартный вагон, ну в первый, например.

Проводник первого вагона, худощавый человек (почему-то тоже узбекской внешности, только без усов) недоверчиво удивился, что, мол, начальник поезда прислал, ведь мест нет — но впустил. Потом сам сходил к начальнику поезда и убедился лично в том, что нам можно. Мы сказали, что на третьи полки залезем и не будем никому мешать до самого Тайшета (туда приходили утром).

Вагон поезда Тында—Москва был заполнен народом, было жарко и душно. Наличие ещё каких-то путешественников на третьих полках воспринималось отрицательно. Всё же мы, нашли себе по свободной полке, растянулись и заснули. Спать на третьей полке удобно, так как можно вытянуть ноги на неограниченную длину (никому по голове они не стукнут, так как высоко). С другой стороны, некоторый дискомфорт. Ну да всё равно спасибо, всё-таки проедем более 700 километров, до самого Тайшета — а там уже всё, считай, дома.

…Как приятно было попасть в знакомый Тайшет, в Тайшет, столь далёкий и малодостижимый для нас прежде! Тайшет, в 4500 километрах от Москвы, считай — пригород, ближнее Подмосковье, даже на электричках всего 25 пересадок, а на поездах и того меньше!

И впрямь, позади осталось 4300 километров самой тяжёлой для вольных путешествий железной дороги — и Господь помог, и мы дошли! Наука победила.

Совгавань. Ванино. Комсомольск. Хольгассо. Хурмули. Постышево. Ургал. Февральск. Верхнезейск. Дипкун. Маревая. Бестужево. Тында. Лопча. Юктали. Хани. Икабья. Чара. Куанда. Таксимо. Северобайкальск. Лена. Тайшет.

На вокзале Тайшета встречаем человека, который подвозил нас — километров десять до телевышки — полтора месяца назад.

— Ну и как? Далеко добрались?

— До Магадана!

Удивительно, нас ещё помнят… Домой!

Глава 8. Домой!

…В Тайшете мы решили потратить деньги, подаренные нам добрыми железнодорожниками. Мы закупили несколько буханок хлеба и сгущёнку. Давно мы не лакомились такими веществами! Товарняки решили не искать: довольно уж напрыгались по шпалам в прошлый раз, когда, едучи на восток, разыскивали поезда на Иркутск и были обнаружены ВОХРами.