Это ты, Африка! (СИ), стр. 82

Так, в основном слушая рассказы водителя о его приграничной жизни, мы проехали сотню километров. Настал мой черёд рассказывать о сущности и методах автостопа. Как тут видим мы впереди, на трассе, длинную волосатую фигуру в жёлтой куртке.

— Ну, а у вас и девушки автостопом ездят?

— Конечно, бывает, давайте подберём, — отвечал я, увидев в «девушке» последователя В.Шанина Макса Антоненко из подмосковного Долгопрудного. И впрямь, это оказался он, едущий из Киева домой.

Было так приятно встретить коллегу, что я быстро передумал ехать на железнодорожную станцию Зёрново. «Ладно уж, ещё не так холодно, поеду дальше по трассе, узнаю от Макса новости», — подумал я.

Водитель свернул на своё Зёрново, а мы выгрузились на трассе километрах в сорока от трассовой таможни. Новостей оказалось не очень много. Никто из известных людей далеко не ездил. На собраниях РАКА (российской ассоциации клубов автостопа) привычные раздоры и неорганизованность. Традиционная майская «Эльба» (встреча автостопщиков) пройдёт, как всегда, близ деревни Ижицы (несмотря на жаркие дебаты о переносе места). Доллар стоит 24 рубля — ровно столько, сколько и в дни нашего отъезда, а буханка хлеба — около четырёх. Всё по-прежнему, как будто и не уезжал никуда.

С поворота на Глухов, где мы с Максом оказались, нас вывез необычный деньгопрос. Всего в машине было уже трое: водитель, его жена и пьяный пассажир; он-то и пристал к нам: а сколько платить будете? Водитель получил от меня один египетский фунт. Однако, всю дорогу до таможни недовольный пьяница пытался выцыганить из нас дополнительную оплату в более полезной, по его мнению, СКВ.

Перед таможней мы попрощались со странными деньгопросами (они свернули на окольную дорогу) и пошли на выход с Украины. Попутно оказалось, что у Макса осталась одна украинская гривна, и мы можем её проесть. Зашли в придорожное кафе перед самой границей; Макс купил хлеба, а я достал румынские консервы с паштетом. Какой-то нетрезвый богатый человек активно предлагал нам подарить денег, но нам они уже не требовались. Заварили каркаде и славно отметили последнюю границу.

Последняя граница выпускать нас не хотела. Оказалось, пропуск людей осуществляется не по мере прибытия оных, а оптом один раз в час. Вечерело и холодало. Я одел под куртку палаточный тент, но всё равно начал замерзать. Так же охладился и Макс, поэтому по прибытию в Россию мы забрели в другое кафе — есть оставшийся хлеб с консервами и пить каркаде с сахаром. Когда мы вернулись на трассу, стало уже совсем темно и зябко.

Макс испускал желание стопить в ночь, я же не возжелал этого. Отправился в лес и впервые за три месяца поставил палатку на своей, российской земле.

«Славная осень: здоровый, ядрёный воздух усталые силы бодрит», — вспомнил я слова поэта, вылезая из палатки наутро. Наружный воздушок был явно ноябрьский. Кое-как собрался и пошёл на трассу.

С неба сыпалось что-то снегоподобное, только в очень малых дозах, и сразу же, коснувшись земли, таяло. Снег?! Чтобы не замёрзнуть, пошёл пешком, подголосовывая.

Вскоре проехала мимо физиономия Макса Антоненко в «Камазе». Значит, тоже не стал рубиться в ночь, а залёг спать, как и я.

Холодным майским утром я стою на повороте на Севск. Ну и погодка!

Может, зря я туда еду? Может, лучше вернуться назад, пока не поздно?

В тёплую, счастливую Африку, где манго и бананы… и фуль… и никуда не надо спешить…

«Не везёт сейяра нас, побредём пешком.» Опять замёрз и пошёл по трассе на север. Может, надо было вчера пересесть на железную дорогу? впрочем, это сделать не поздно и сегодня.

В тридцати километрах от киевской трассы находится ж.д. станция Суземка.

Отсюда ходят прямые электрички на Брянск. Ну а Брянск — это уже почти Москва, каждый понимает. Решаю ехать в Суземку и вскоре оказываюсь в ней.

Позвонил домой (одна минута стоит два пятьдесят — 0.3 египетских фунта), купил буханку чёрного хлеба за четверть фунта и перебрался на вокзал, где был дважды проверен бдительными стражами порядка.

В электричке ко мне подсел попутчик — только что освободившийся зек. Он добирался с Украины, где отбыл пятнадцатилетний срок, в Тюмень, где когда-то жил. Зек интересовался хождением электричек по направлению Москва—Тюмень и угощал меня салом.

Приехали в Брянск. Оказалось, что дальнейшая электричка (на Сухиничи) будет только завтра утром. Зек решил пребывать на вокзале, а я напросился в гости к знакомому автостопщику по имени Эдик, проживающему на улице Фосфоритная.

«Если, возвращаясь домой, вы чувствуете себя уставшим и имеете характерный запах, — остановитесь на расстоянии дня пути от своей исторической родины, отъешьтесь, отмойтесь и являйтесь к родителям в благоустроенном виде» («Практика вольных путешествий», глава «Общение с родителями»).

Очень кстати было применить собственное учение. У Эдика дома была горячая вода, горячий чай и пища — а что ещё надо автостопщику, вернувшемуся в холодную Россию на 94-й день дороги? Поведав Эдику и его подруге Лене о жизни суданского и иных народов, я повалился спать.

В то время как жители Брянска досматривали свои последние, утренние, самые интересные сны, я направлялся по предрассветным улицам на железнодорожный вокзал. Всё происходящее казалось мне тоже не более чем утренним сном.

Атбара, сыр Бабикер, калям: мумкен.

Порт — рельсы — старые вагоны — море — дамба — солнце — старой постройки каменные амбары — старые грузовики — море.

This is not good. За всё тавать один фунт.

Виза выдаётся только резидентам Иордании.

What is first — God or goverment?

Аттани, менфазолек, альф гиней.

Это камера отдых.

Ребята, — амнистия!

Три месяца, три месяца позади, как целая жизнь! Сколько случаев, событий, приключений, глупостей наконец! невероятно!

В утренней электричке вчерашнего зэка не оказалось. Видимо, задержали ночные вокзальные стражи и прибавят денёк-другой к его пятнадцатилетней отсидке. Жалко его. А я вытянулся на лавке (в суданском поезде это было бы сделать труднее) и перешёл из сна в сон.

В Сухиничах электричка завершила свой путь, и я вместе с другими пассажирами перетёк в другую, которая привезла меня в Калугу.

От Калуги до моего дома оставалось меньше 200 километров, и я сел возле окна, рассматривая километровые столбы. Только явление контролёрши отвлекло меня от этого занятия. Девушка хотела билет или рубли, а я предлагал ей на выбор румынские леи, египетские пиастры, иракские динары, сирийские лиры и даже приблудную копеечку из Бахрейна. Девушка смотрела на меня широко открытыми глазами.

— А в метро вы как будете проходить?

— Пристроюсь за каким-нибудь толстым человеком, — отвечал я.

Контролёрша ушла, вертя в руках какую-то монетку, а я пристроился к окну. Пролетели километровый столб: 124. До Москвы осталось всегодва с половиной часа.

Москва!

И вот началась обычная, домашняя жизнь.

Паша Марутенков, Вовка Шарлаев и Костя Шулов, как мы и подумали, просто опоздали на поезд. Они задержались в Судане ещё на неделю и благополучно уплыли в Египет, куда прибыли 29 апреля. Вовка одолжил-таки Шулову денег на билет, он улетел домой и вовремя поспел в свой институт, волнения о котором его одолевали. Трёхмесячное отсутствие ему, отличнику, практически не повредило.

Паша с Вовкой поехали, не торопясь. В Иордании они, как и мы, получили сирийские виды «в виде исключения». Путь через Болгарию и Румынию был прост и недолог. В середине мая они оба вернулись домой.

Андрей Петров провёл ещё несколько дней в Иордании, несколько дней в Сирии, облазил ещё несколько старинных крепостей и попил чая у местных жителей. Назад он возвращался через Грузию, но не через Батуми, а через другой переход, и проблем никаких не имел.