Старые письма, стр. 28
– Кто дал им право так с тобой обращаться! – возмутился Николай. – Ведь ты же не рабыня!
– Похоже, что к этому идет, – понуро промолвила она.
Но Николай не желал отступать и пообещал, что непременно уговорит государя отдать хозяйке балетной школы прямой приказ – если без этого никак не обойтись.
На этот раз Николай решил рискнуть и покаяться во всем перед его величеством. Он рассказал императору о своих отношениях с Анной и умолял о помощи. Царя растрогал его рассказ, и он пообещал, что сделает все, что сможет, хотя сильно сомневался, подействует ли его авторитет на мадам Маркову, славившуюся своей особой придирчивостью во всем, что касалось самых талантливых учениц.
– Она запросто может ослушаться приказа, – смущенно признался государь. – Они там всерьез воображают, будто несут ответственность исключительно перед Господом, да и Его не очень-то слушают! – И царь улыбнулся Николаю, стараясь его утешить.
Но тем не менее он отправил мадам Марковой такое письмо, проигнорировать которое не хватило бы дерзости даже у нее. Его величество объяснял, что сильно озабочен состоянием цесаревича, поскольку мальчик очень скучает по Анне и оттого постоянно нервничает. Как любящий отец, он умолял мадам Маркову отпустить ненадолго ее танцовщицу ради здоровья его сына.
Анну снова призвали в кабинет к мадам Марковой. Презрительно поджав губы и гневно сверкая очами, достойная дама поставила ее в известность о том, что им предстоит на месяц поехать в Ливадию – вдвоем. Они отправляются первого августа, причем по виду мадам Марковой было совершенно ясно, как мало радости ожидает она от этой поездки. Однако Анну это совершенно не устраивало, и она готова была бороться до конца. Три долгих месяца она трудилась как проклятая, на пределе человеческих возможностей. И не собиралась уступать честно завоеванное право на отпуск с Николаем. Анна знала, на что идет, и не собиралась соглашаться на меньшее.
– Нет, мадам, – отрезала танцовщица, к полному недоумению своей хозяйки. Потому что теперь она говорила как взрослая женщина, а не как запуганное покорное дитя.
– Так, значит, ты не поедешь? – Мадам Маркова совершенно опешила. Но уже в следующую минуту ей показалось, что затянувшаяся битва наконец-то выиграна, и на ее тонких губах медленно расцвела торжествующая улыбка – впервые с того дня, как Анна вернулась в школу. С того дня, как Анна стала для нее предательницей. – Ты больше не желаешь его видеть? – Эти жестокие слова звучали музыкой для ее ушей: победа досталась намного проще, чем она опасалась!
– Нет. Просто я поеду туда одна. Вам не стоит ехать вместе со мной. Я не нуждаюсь в дуэнье, хотя и очень признательна вам, мадам, за готовность сопровождать меня в дальний путь. Я вполне освоилась с царской семьей, и по-моему, они не собирались приглашать никого, кроме меня.
Это было правдой: обе женщины знали, что в письме ни словом не упоминается о мадам Марковой.
– Но я не позволю тебе ехать одной! – воскликнула мадам Маркова, опаляя Анну яростным взором.
– Ну что ж, тогда мне придется объяснить государю императору, отчего я не смогу выполнить его приказ.
Анну нисколько не смутил этот яростный взор. Мадам Маркова даже не подозревала, что в этой маленькой танцовщице кроется столько дерзости и упорства. Вряд ли такое открытие можно было назвать приятным. Достойной даме стало не до улыбок. Теперь ее взгляд наполнился холодной ненавистью. Она встала из-за стола и отчеканила:
– Что ж, очень хорошо. Ты можешь отправляться туда на месяц. Но вряд ли в сентябре, когда мы будем открывать сезон, тебе достанется партия Жизели! Подумай, Анна, подумай хорошенько, прежде чем рисковать положением примы!
– Мне не над чем думать, мадам. Ведь это будет вашим решением, и мне останется лишь покориться.
При этом обе они слишком хорошо знали, что Анна стала танцевать еще лучше, чем прежде. Она не только успела вернуть все былые навыки, но и добиться новых, еще более сложных высот в своем искусстве. В ее танце талант изумительным образом сочетался со зрелым мастерством и техникой. Рабский труд последних месяцев принес неоспоримые результаты.
– Как тебе известно, репетиции начинаются с первого сентября. Тебе следует явиться в школу не позднее тридцать первого августа, – процедила мадам Маркова, развернулась и покинула кабинет, оставив Анну одну.
Двумя неделями позже Анна ехала в поезде на юг. Она отправилась одна, без дуэньи, и все еще болезненно переживала разрыв с некогда любимой и почитаемой наставницей. Больше нечего было надеяться на то, что мадам Маркова когда-нибудь простит ее за измену балету. За все время, остававшееся до отпуска, она не обмолвилась с Анной ни словом и намеренно поспешила укрыться, когда та хотела попрощаться перед отъездом. Былой дружбе и доверию пришел конец – только потому, что она полюбила Николая. Но Анна ни за что не согласилась бы потерять Николая или отказаться от возможности быть вместе с ним. Ничто в жизни не могло быть важнее их отношений. Ничто – даже балет.
Глава 6
Время, проведенное Анной с Николаем в Ливадии, превратилось в настоящую идиллию. Им отвели небольшой, укромный домик, в котором они поселились вдвоем – на сей раз ни от кого не скрываясь. Императорская чета обращалась с ними как с супружеской парой – видимо, их понимали и не спешили осуждать.
Погода стояла солнечная и спокойная, великие княжны были очень рады видеть свою подругу, а Алексей, верный своему слову, «учил» ее плавать – справедливости ради следует сказать, что при этом им «совсем немного» помогал Николай.
Единственное, о чем сожалел доктор Преображенский, – невозможность познакомить Анну с сыновьями. Да, пока об этом не стоило и мечтать. Мери ни в какую не соглашалась разводиться, но по крайней мере не возражала провести лето у отца, в Хемпшире. Детей она забрала с собой. Николай питал слабую надежду на то, что проведенное в Англии время оживит ее любовь к родным пенатам и Мери так и останется за морем, хотя вряд ли смягчится сердцем настолько, чтобы дать ему развод. Похоже, ей нравилось оставаться его женой хотя бы ради удовольствия причинить побольше мучений.
– Это ничего не значит, любимый. Мы ведь и так счастливы вдвоем, не правда ли? – повторяла всякий раз Анна, когда речь заходила о его браке.
Они и впрямь были счастливы в своем маленьком домике. Рано утром они завтракали вдвоем у себя на веранде, а на время остальных трапез пользовались гостеприимством царской семьи. Все дневное время Николай и Анна проводили на свежем воздухе вместе с ними, тогда как ночи были посвящены их нежной и страстной любви.
– Я бы хотел дать тебе больше, нежели этот домик, одолженный по монаршей милости, – мрачно заметил Николай как-то утром. В такие минуты он сильнее прежнего ненавидел Мери за ее упрямство.
– У нас впереди еще целый чудесный день, а потом я вернусь в школу и буду танцевать столько, сколько потребуется, чтобы дождаться тебя.
Анна всегда принимала удары судьбы более сдержанно, чем Николай. Но он с каждым днем все сильнее тревожился о ее здоровье.
– Эта женщина наверняка убьет тебя, если ты снова вернешься в ее школу, – буркнул Николай.
Он знал о ненависти, питаемой к нему мадам Марковой, и отвечал ей тем же. За то время, что Анна провела в балетной школе, она буквально таяла на глазах, а когда явилась в Ливадию из Санкт-Петербурга, то выглядела попросту изможденной. Было жестоко и бесчеловечно обрекать Анну на такой труд.
Она и сейчас, несмотря на отпуск, больше всего боялась потерять форму и каждый день проводила по нескольку часов за упражнениями. Алексею очень нравилось наблюдать, как она тренируется и повторяет фигуры танца. Императрица позаботилась о том, чтобы для балерины устроили небольшой танцкласс с зеркалами и балетным станком. После тренировки Анна подолгу гуляла вдвоем с Николаем. Когда отпуск подошел к концу, она находилась в прекрасной форме и без боязни могла бы выходить на сцену, однако после целого месяца, проведенного вместе, предстоявшая разлука с Николаем разбивала ей сердце.