Похищенный, стр. 62

На следующее утро Мариэлла завтракала у себя в комнате и просматривала газеты. Там было все, весь вчерашний позор, все унижение, которому ее подверг Уильям Палмер. В первой же статье, которая попалась ей на глаза, говорилось, что она клиническая сумасшедшая и ее надо снова водворить в больницу. Все это становилось еще ужаснее оттого, что Малкольм помог им организовать весь этот ужас. Мариэлла перевернула лист и увидела материал, подписанный Беатрисой Риттер. Ей не хотелось читать, но глаза против воли заскользили по странице, тогда она принялась читать с самого начала и сквозь слезы прочитала репортаж.

«Исполненная достоинства, элегантная, изысканная Мариэлла Паттерсон предстала вчера перед судом и ни разу не потеряла самообладания, несмотря на то, что в течение нескольких часов прокурор подвергал ее жестокой моральной пытке и пытался ее полностью дискредитировать. Но он своего не добился. У всех, кто видел эту женщину, она вызвала восхищение. Почти десять лет назад в результате несчастной случайности она потеряла двух первых детей. Подробности этого происшествия поразили публику, но миссис Паттерсон стойко перенесла боль от воспоминаний о той давней трагедии. Затем она перешла к объяснению причин своего развода с Чарльзом Делони. После гибели детей она находилась на излечении в санатории в Швейцарии, но это известие не встретило ни понимания, ни сочувствия, а только насмешки, и было злонамеренно использовано, чтобы уменьшить значимость показаний Мариэллы Паттерсон…» Репортаж был большой, на полстраницы, и заканчивался так: «Мы вчера увидели на суде мать пропавшего ребенка и убедились в одном: несмотря ни на что, она остается истинной леди. Она вышла из зала суда с гордо поднятой головой, хотя ее материнское сердце разрывалось от горя». Дальше шла подпись — «Беа Риттер».

Мариэлла поднесла платок к глазам и поднялась, чтобы надеть шляпу. У Беа Риттер нашлись для нее добрые слова, но они не меняли дела. Ее муж и государственный обвинитель вступили в заговор с целью не дать ей помочь Чарльзу Делони. Хотя она и не собиралась как-либо помогать ему. Но их беспокоила даже ее неуверенность в виновности Чарльза.

Малкольм и Джон Тейлор уже ждали ее в машине. На ней было черное платье, черная шляпа и темное пальто с бобровым воротником. По дороге не было произнесено ни единого слова. Мариэлла не обращалась ни к Малкольму, ни к Джону, а сам Малкольм всю дорогу не отрываясь смотрел в окно. Да и Джону нечего было сказать. Он улучил момент, когда она садилась в машину, и прикоснулся к ней. Но высказать свои чувства сейчас он не мог. Он хотел только еще раз уверить ее в своей поддержке, но как он мог хотя бы ободрить ее в зале суда?

Судья Моррисон еще раз напомнил присутствующим, что их обязанность — соблюдать должный порядок. Строго взглянув на журналистов, он прибавил, что безответственно со стороны прессы публиковать сообщения, не соответствующие действительности. Ему не понравились статьи о Мариэлле, написанные явно под впечатлением от вчерашнего заседания.

Затем пытка была продолжена. Уильям Палмер, по-видимому, решил, что показаний самой Мариэллы ему недостаточно и другие свидетели должны подтвердить ее умственную несостоятельность. В этом случае наверняка должен быть вызван Малкольм, а уж он-то не сомневался в виновности Чарльза Делони.

Снова был вызван Патрик Рейли, затем Эдит, наконец, мисс Гриффин. Втроем — не без помощи Палмера — они изобразили Мариэллу распущенной истеричкой. По их словам, она не способна даже управлять собственным домом, заботиться о ребенке или хоть как-то быть полезной мужу.

— Как по-вашему, миссис Паттерсон может отвечать за свои поступки? — спросил Билл Палмер гувернантку, и Том Армур в тысячный раз поднялся и заявил протест:

— Эта женщина — не эксперт. И миссис Паттерсон — не подсудимая. Если нужно освидетельствовать ее на предмет психического здоровья, нужно пригласить психиатра, а не гувернантку, черт побери!

— Мистер Армур, — зарычал судья, — я отстраню вас от участия в процессе, если вы не потрудитесь выбирать выражения!

— Прошу прощения.

— Протест отклонен.

И пытка пошла своим чередом. Снова у Мариэллы не было никакой поддержки. Джон Тейлор и Чарльз Делони знали, что о Мариэлле говорят не правду, но они не могли прийти ей на помощь. И даже собственный муж был теперь против нее.

— Можете ли вы сказать, что она была хорошей матерью? — спросил Уильям Палмер у мисс Гриффин. Бедная женщина слегка растерялась. Пауза продолжалась недолго, но Мариэлле было тяжело вынести и такую.

— Пожалуй, нет.

Публика ахнула, а у Мариэллы потемнело в глазах. Она подалась вперед, и Джон Тейлор незаметным жестом велел ей успокоиться, пока на ее состояние не обратили внимание репортеры.

— Не будете ли вы так любезны сказать нам, почему вы так считаете?

— Она слишком часто была нездорова и чрезмерно нервничала. Детям нужна стабильность, они должны находиться рядом с уверенными в себе людьми. Такими, как мистер Паттерсон.

Мисс Гриффин явно гордилась собой, и Мариэлла в очередной раз подумала, что же она такого сделала, что все эти люди ее ненавидят.

— Ваша честь, — снова поднялся с места Том Армур. — У нас дело не о лишении родительских прав, поэтому нас не должны интересовать качества миссис Паттерсон как матери. У нас дело о похищении, а речь до сих пор шла не о моем подзащитном. А его эти свидетели даже не знают.

Они и Мариэллу-то толком не знают, но Палмеру требовалось убедиться, что она уничтожена бесповоротно. В его планы входило не оставлять никаких сомнений в ее несостоятельности, чтобы впоследствии ее показания не могли принести пользу защите. В самом деле, кому придет в голову прислушиваться к мнениям женщины, которая провела долгое время в психиатрической клинике и которую даже прислуга считает плохой матерью? Палмер оказался мастером своего дела. Сегодня ему предстояло нанести последние штрихи на общую картину.

После обеденного перерыва свидетельское место занял Малкольм Паттерсон.

— Мистер Паттерсон, знали ли вы о прошлом вашей супруги?