Похищенный, стр. 31

Мариэлла бродила по дому как привидение и вспоминала свой долгий разговор с Джоном Тейлором. Сначала она пошла к себе в комнату, но оказалось, что она не может там находиться. Стены давили на нее так, что она не могла дышать. Сама не понимая как, она вышла на лестницу и в прострации прошла в комнату Тедди. Только там ей хотелось находиться, только там ей казалось, что он где-то рядом. Невероятно… Немыслимо… Кто мог это сделать, зачем? Да нет же, ясно, это сделано ради денег. В дом уже провели специальною телефонную линию, повсюду были полицейские. Ждали телефонного звонка или письма насчет выкупа. Вдоль и поперек были изучены все утренние газеты — объявлений, которые могли бы поместить похитители, там не оказалось. Уже применили все обычные в таких случаях методы. Агенты ФБР с минуты на минуту ожидали приезда Малкольма. А Мариэлла чувствовала себя бесполезной. Она могла разве что молиться, чтобы сын ее остался в живых. Она опустилась на колени около его кровати, уронила голову и сразу вспомнила, как всего лишь часов десять назад она уложила его здесь, одетого в красную пижаму с расшитым голубым воротником. Эту пижаму сшила для него мисс Гриффин, и Мариэлла боялась теперь, что Тедди замерзнет. А может быть, ему страшно… А вдруг с ним плохо обращаются, а вдруг не покормят вовремя… Невыносимо не знать, где он. Мариэлла стояла на коленях и ловила ртом воздух. Услышав какой-то звук, она быстро обернулась и увидела, что мисс Гриффин безмолвно стоит за ее спиной, бледная, но одетая г аккуратное форменное платье. Впервые за несколько лет она сочувственно посмотрела на Мариэллу. Она понимала, что надо что-то сказать, но, как и Мариэлле, ей было трудно найти точные слова.

— Я… — Губы ее задрожали, она не смогла посмотреть на Мариэллу прямо. На такое горе невозможно смотреть. Слишком страшное горе охватило обеих женщин. — Извините… Я должна была… Должна была услышать… — Слова причиняли ей подлинные мучения, и, не договорив, она разрыдалась. — Я должна была остановить их.

— Но вы же не знали… И их, наверное, было много. — Что и говорить, они, конечно, хорошо подготовились, раз у них был хлороформ, веревки, а возможно, и оружие. — Не вините себя.

Мариэлла поднялась и, не прибавив ни слова, ласково обняла гувернантку. Из ее глаз тоже текли слезы, но она утешала женщину, как ребенка, хотя мисс Гриффин была старше ее, она пыталась поддержать гувернантку. Но от этого англичанка только острее чувствовала свою вину. Но ведь раньше Мариэлла всегда казалась ей слабой, глупой, снисходительной только к себе. А теперь ей открылось в Мариэлле что-то новое, до сих пор незнакомое, — уверенность, самообладание и даже способность успокоить других.

Долго стояли в детской две женщины, не произнося ни слова, черпали друг у друга силы. Потом Мариэлла спустилась вниз и услышала какую-то возню и крики. Не сразу она осознала, что это репортеры пытаются прорваться в дом сквозь полицейский кордон. И вдруг дверь открылась.

— Он здесь! — закричал кто-то из полицейских. Мариэлла опять сначала не поняла, о ком речь, только взмолилась про себя, чтобы этот человек помог. И тут же увидела Малкольма. Он вернулся, бледный, но держится с достоинством. На нем черное пальто, темный костюм, фетровая шляпа. У него похоронный вид. На середине лестницы они встретились. А она — все еще в халате, все еще босиком. Он сразу обнял ее, задержал в своих объятиях, а потом они вместе поднялись к ней в спальню.

— Мариэлла, да как же это могло случиться? Как им удалось незаметно войти, а потом выбраться? Где был Хейверфорд? А горничные? А мисс Гриффин?

Он говорил таким тоном, как будто бы ей он доверил дом и ребенка, а она не справилась со своими обязанностями. Теперь в его глазах читался упрек, и его взгляд выжигал ей сердце. Она не могла представить ему ни объяснений, ни оправданий. Она и себе не могла объяснить. Самой себе она не позволяла понять, что же все-таки произошло.

— Не знаю… Я тоже ничего не понимаю. Когда мы с тобой говорили, я услышала какой-то звук, но я не думала… Мне же в голову не могло прийти, что в доме есть кто-то чужой. Я думала, прислуга…

Я даже не знала, что Эдит ушла…

Кстати, платье ей вернули, грязное, в пятнах, измазанное губной помадой, пропитавшееся запахом табачного дыма и дешевого виски. Но ей, конечно, было не до платья. Ее интересует только ее ребенок.

— Мне надо было нанять охрану, — сказал Малкольм, с отчаянием глядя на Мариэллу. — Я и не думал… Я-то всегда считал, что очень глупо было так переживать по поводу дела Линдбергов. Ну кто же знал, что ты окажешься права?

Он смотрит на жену, разбитый горем. Его единственная надежда, единственный сын исчез, а с ним исчезло благополучие и счастье. Малкольм внезапно постарел. Казалось, он может не пережить эту беду. Мариэлла подумала, что она, должно быть, погубила этого человека своей беззаботностью. И тем не менее она ни в чем не виновата… Или… Или все-таки да? Все теперь непонятно, так же, как и много лет назад. Непонятно, кто виноват, почему… Он утонул оттого, что выбежал на лед? А почему она сумела спасти тех двух девочек, а его не спасла? А дочка? Она погибла потому, что Мариэлла пыталась спасти Андре, или же потому, что потом Чарльз разбушевался в больнице? И теперь… Она ли виновата… Или он… Может, кто-то третий? Волосы ее растрепаны, и она выглядит уже совершенно безумной. Она рассеянно провела ладонью по спутавшимся волосам и внезапно осознала, какой видит ее сейчас Малкольм.

— Тебе надо одеться, — устало произнес он, опускаясь в кресло, — там везде полиция, а на улице ждут не дождутся репортеры. Теперь еще несколько дней, если нам понадобится куда-нибудь пойти, придется выбираться через сад. — Теперь он уже более мрачно смотрит на нее. — Если верить полиции, пока выкуп не потребовали. Я позвонил в банк, и там уже подготовили меченые купюры, которые надо будет передать этим негодяям.

Действительно, больше ничего нельзя сделать, но Мариэлле вдруг стало легче оттого, что Малкольм дома. Теперь он главный, он сделает все, что нужно. Он заставит их вернуть Тедди. Она сейчас остро ощущала, что подвела его, поступила так, как он никогда бы не поступил с ней. Он ее никогда не подводил. Ни разу за все годы их брака.