Обещание страсти, стр. 74

Он рассмеялся в ответ и посмотрел по сторонам. Она была права. Их можно было заметить то тут, то там, а когда Алехандро пригляделся повнимательнее, то понял, что их здесь довольно много. Они, безусловно, выглядели самыми элегантными в этом зале. Все остальные, напоминающие солидных бизнесменов, являли собой довольно скучную картину.

— Знаешь, Кизия, побывав здесь, я, кажется, понял, почему ты закрутила любовь с Люком. Я всегда удивлялся. Не потому, что Лукас не достоин, но мне казалось, ты найдешь какого-нибудь юриста с Уолл-стрита.

— Какое-то время так и было. Он оказался гомосексуалистом.

— Господи!

— Да. А что ты, собственно, имеешь в виду, говоря «здесь»?

— Только то, что мужчины твоего круга не очень меня впечатляют.

— Меня тоже. Это всегда было проблемой.

— А что теперь? Вернешься на круги своя?

— Не знаю, смогу ли, да и нужно ли это? Скорее всего буду ждать, когда выпустят Люка. Он промолчал, и они снова заказали виски.

— А как насчет Эдварда? Ты с ним помирилась?

Алехандро содрогнулся при воспоминании о его полубезумном голосе в телефонной трубке там, в «Фермоне», после суда.

— С этим покончено. Я не думаю, что он когда-нибудь простит мне скандал. Я думаю, что для него это было ударом, потому что в какой-то степени он меня воспитал. Наконец-то все утихло в газетах. Люди начали забывать. Я уже представляю собой старую новость. — Она пожала плечами и отпила виски. — Кроме того, мне вообще многое прощается. Когда ты достаточно богата, люди считают тебя эксцентричной и забавной, а если у тебя нет денег — извращенкой. Это отвратительно, но это так. Ты бы ахнул, если бы знал, из каких ситуаций приходилось выбираться моим друзьям. Что там скандальный роман с Люком!

— Тебя трогает отношение людей к Лукасу?

— Не сказала бы. Это касается только меня. За последние несколько месяцев многое изменилось. В основном я сама. И это хорошо. Эдвард, например, относился ко мне как к ребенку.

Алехандро хотел сказать, что он тоже, но промолчал. Она действительно вызывала такие чувства. В какой-то степени это объяснялось, вероятно, ее ростом и кажущейся хрупкостью.

Выпив по третьему виски на пустой желудок, они ушли, испытывая необыкновенную легкость.

— Ты знаешь, что смешно?

Она смеялась так сильно, что еле могла устоять на ногах. Холодный воздух отрезвил их немного.

— Что смешно?

— Не знаю. Все…

Она все смеялась, а он смахнул слезы, выступившие и от холода и от смеха.

— Слушай, не хочешь поехать в кабриолете?

— Хочу.

Они сели, и Алехандро попросил кучера отвезти их к дому Кизии. Коляска была очень уютной. Они прикрыли ноги меховым пледом из старого енота и, согретые виски и енотом, веселились всю дорогу.

— Хочешь, я скажу тебе один секрет, Алехандро?

— Конечно. Я обожаю секреты.

Он крепко держал ее, чтобы она не выпала. В конце концов, этот предлог, чтобы прикоснуться к ней, ничуть не хуже, чем любой другой.

— С тех пор как я вернулась, я каждую ночь пьяная.

Сам в тумане от виски, он посмотрел на нее и покачал головой.

— Это глупо. Я не позволю тебе так себя вести.

— Ты такой милый, Алехандро. Я тебя люблю.

— И я тебя.

Так, сидя рядышком, они доехали до ее дома, не проронив больше ни слова.

Он заплатил за роскошное «такси», и они, продолжая смеяться, поднялись на лифте к ней.

— Ты знаешь, я слишком пьяна, чтобы готовить.

— А я слишком пьян, чтобы есть.

— Я тоже.

— Кизия, тебе-то надо поесть.

— Потом. Хочешь прийти завтра пообедать?

— Я буду здесь и прочту тебе лекцию. Он попытался сказать это строго, но у него ничего не получилось, и она засмеялась.

— Тогда я тебя не впущу.

— А я тогда лопну от злости… Они закатились от смеха, и он поцеловал ее в кончик носа.

— Мне пора. Увидимся завтра. Обещаешь мне?

— Что?

Он неожиданно посерьезнел.

— Больше не пить сегодня, Кизия. Обещаешь?

— Я… хорошо.

Она не собиралась сдержать своего обещания. Проводила его до лифта, радостно помахала и, вернувшись на кухню, достала остатки вчерашнего виски. Она очень удивилась, как мало там оставалось. Это было странно, но, когда она плеснула остатки в высокий стакан с кубиком льда, ей вдруг вспомнились похороны Тиффани. He лучший способ ухода из жизни, но по крайней мере все выглядит не так безобразно, как в других случаях. Пить — хотя бы не безобразно… нет… не очень… или очень? Но ей уже было все равно, она улыбнулась сама себе и осушила стакан.

Зазвонил телефон, но она и не подумала снять трубку. Это не мог быть Люк. Даже пьяная, она это помнила. Люк уехал… на Таити… на Сафари… там нет телефонов. Но к концу недели он вернется. Она была уверена в этом. В пятницу. А сегодня… вторник? Понедельник? Четверг! Он приедет завтра. Она открыла новую бутылку. Для Лукаса. Он скоро вернется.

Глава 30

— Детка, ты выглядишь худющей.

— Марина назвала меня «дивно стройной». Они только что заходили с Хэлперном. Их свадьба была на Новый год в Палм-Бич.

Эдвард опустился рядом с ней на банкетку. Это был их первый ланч за два месяца. Ее вид поразил его: глаза ввалились, кожа на скулах натянулась. Куда делся прежний огонь? Какую цену она заплатила! И за что? Это продолжало ужасать, но он обещал ей не касаться этой темы. Только на таких условиях она приняла его приглашение. Ему так хотелось ее увидеть! Может, еще оставался шанс вернуть то, что они потеряли.

— Извини, что опоздал, Кизия.

— Не беспокойся, любовь моя, я заказала себе рюмку, пока ждала.

Это что-то новое. Утешало только то, что она была безупречно одета. Даже лучше, чем обычно. Через спинку стула перекинуто норковое манто, которое она надевала очень редко.

— Почему ты сегодня такая нарядная, дорогая, собираешься куда-нибудь после ланча? — Столь необычное появление в норковом манто удивило его.

— Я начинаю новую жизнь. Собираюсь осесть дома.

Люк в письме, которое она получила утром, настаивал на том, чтобы она вернулась к своим прежним привычкам. Это было лучше, чем сидеть дома в мрачном настроении (или пить — новая привычка, о которой он не знал). Она решила последовать его совету. Вот почему она приняла предложение Эдварда пойти на ланч и вытащила манто. Но чувствовала она себя отвратительно. Как Тиффани, которая пыталась спрятать болезнь за мятными конфетами и мехами.

— Что ты называешь «новой жизнью»?

Он не осмеливался касаться ее романа с Люком, — может быть, она сама это сделает. Он боялся этого. Он подозвал официанта, чтобы заказать их любимое шампанское «Луи Родерер». Официант, кажется, растерялся, но изобразил понимающую улыбку.

— Ну, скажем, что я попытаюсь быть хорошей девочкой и начну встречаться со старыми друзьями.

— Уитни? — Эдвард слегка оторопел.

— Я сказала — хорошей, а не смешной. Нет, я решила вспомнить прежнее и оглядеться вокруг. Осесть дома.

Принесли шампанское. Официант налил, Эдвард попробовал и одобрительно кивнул. Официант снова налил, теперь уже им обоим. Эдвард поднял бокал, собираясь произнести тост.

— Тогда позволь мне сказать тебе: «Добро пожаловать домой!»

Ему хотелось спросить, извлекла ли она урок, но он не решился. Наверное, извлекла, хотя… наверное, извлекла. В любом случае несчастье состарило ее. Кизия выглядела лет на пять старше своего возраста, особенно в этом сиреневом платье с ниткой замечательного бабушкиного жемчуга. Он вдруг заметил кольцо. Всмотрелся и одобрительно кивнул.

— Очень мило. Новое?

— Да. Люк купил мне в Сан-Франциско. По его лицу пробежала тень — горькое чувство опять одержало верх.

— Понятно.

Дальнейших комментариев не последовало. Кизия уже допила свое шампанское, а Эдвард все еще потягивал свое.

— Как творческие успехи?

— Все наладится. За последнее время я не написала ничего, что мне хоть чуть-чуть бы понравилось. Да, Эдвард, я знаю. То, что ты на меня так смотришь, ничего не изменит. Я сама все знаю.