Где бы ты ни скрывалась, стр. 68

— Хорошо, попробую.

— А что с проверками?

— В прошлый раз я не проверила ванную комнату вообще, представляешь?

— И как тебе потом?

— Почти нормально, сама удивилась.

— Ага, вижу, ты оценила уровень паники всего в пять баллов — прекрасно.

Так и было: я прошла мимо ванной, не заглянув туда. Конечно, я и так каждый день убеждала себя, что через крошечное окно в ванной не протиснется и ребенок — к тому же оно даже не открывалось, — но раньше меня это не останавливало. После проверки я еще долго сидела напротив двери в ванную, не заходя туда. Я пыталась представить себе, как выглядит окно, какое оно маленькое, мутное, все щели замазаны краской. Постепенно тревога улеглась, и я смогла заняться другими делами.

Оказывается, наблюдение за собственным прогрессом — лучший на свете стимул. Теперь мне самой хотелось как можно скорее оказаться дома, чтобы попробовать более сложные вещи.

В конце сеанса Алистер снова взял мой список и поднес к глазам.

— По-моему, здесь кое-чего не хватает, — заявил он.

— Чего?

— Подумай сама. Чего ты боишься больше всего на свете? Или кого…

Что тут думать — и так понятно. Вот только назвать его по имени язык не поворачивается. При одной мысли о нем уровень тревоги зашкалил: сердце едва не выпрыгнуло наружу, руки затряслись.

— Не волнуйся. Смотри — я рядом. Здесь тебя никто не тронет. Попробуй сказать это вслух.

И мой голос прозвучал глухо, как из могилы:

— Ли…

— Правильно… С этим страхом нам надо бороться в первую очередь, иначе борьба с остальными окажется бессмысленна. Ты согласна? Все остальные страхи питаются из этого источника, уберем его — и они уйдут сами собой.

— Да… — прошептала я.

Конечно, он был совершенно прав. Если бы я так не боялась Ли, зачем бы мне по сто раз проверять защелки на окнах и запоры на дверях? Но сказать-то легко, а вот сделать…

— К тому же, — я изо всех сил старалась унять дрожь в голосе, — я понимаю, что шесть проверок лотка для столовых приборов — симптом невроза. Но ведь Ли действительно опасен. То, что я его боюсь, не невроз, а нормальное человеческое чувство, инстинкт самосохранения.

— Хорошо, но давай не будем путать две вещи: самого Ли и мысль о нем. Сам он может находиться где угодно: у себя на севере или на соседней улице, на это ты никак не сможешь повлиять. Но пока что жизнь тебе отравляют мысли о нем, а с ними ты можешь справиться. Ты создала в своем сознании образ всемогущего злодея, он для тебя воплощение вселенского зла, и с этим нам придется работать.

У меня резко заболела голова.

— Я не говорю, что тебе надо найти настоящего Ли и смотреть ему в глаза до тех пор, пока не утихнет тревога, — продолжал Алистер. — Наоборот, давай начнем с представления о нем. Будем работать точно так же, как ты работаешь сейчас со своими фобиями и навязчивыми действиями.

— Как? Как я могу с этим работать?

— Очень просто: дай мыслям о Ли протечь через тебя и уйти в песок. Не сопротивляйся, не загоняй их в подсознание. Как только паника слегка уменьшится, вызови его образ снова. Когда придешь домой, представь, что он заходит в комнату, — во всех подробностях представь. Подумай, что он может тебе сказать, что ты ему скажешь. Затем подожди, пока паника не стихнет. И не забывай повторять себе, Кэти, что это просто мысли. Мысли не убивают.

У него все выходило так просто!

— Ну что, попытаемся?

— Что, прямо сейчас?

— А почему нет? Но конечно, самый ценный опыт — это когда ты дома и одна. Поначалу можешь попросить Стюарта посидеть с тобой, но лучше не использовать его в качестве защиты, тебе надо привыкать к самостоятельности.

— Не знаю, смогу ли я…

— Решать тебе, дорогая. Подумай о том, какие возможности откроются перед тобой, когда ты перестанешь бояться Ли. Стоит попробовать, разве нет? Давай начнем сейчас, тогда тебе будет легче проделать это в одиночестве. По крайней мере здесь это не вызовет желания проверить дверь. Итак?

Я молчала.

— Ладно, сначала давай подумаем и оценим уровень тревожности, который вызовут твои мысли о Ли. Как ты его оцениваешь по стобалльной шкале?

— Девяносто баллов, не меньше.

— Правда? Так много? Ну что, попробуешь?

Я закрыла глаза, совершенно не уверенная, что не совершаю чудовищную ошибку. Мне не сложно было представить себе Ли, — в сущности, он никогда и не выходил у меня из головы. В этот раз я не стала сопротивляться. Я представила свою квартиру. Я сижу на диване, жду. Вот открывается дверь — и в комнату заходит Ли.

Ужас накрыл меня, ладони мгновенно вспотели, сердце забилось в горле, а на глаза навернулись слезы.

— Так-так, — услышала я голос Алистера. — Прекрасно, мне все понятно, только не останавливайся, продолжай думать о нем.

Я представила себе, как Ли идет ко мне. Красив, как всегда, слегка загорелый, с короткими светлыми волосами. Высокий, большой, сильный, мускулистый, с рельефом из мускулов на животе. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

Я ждала. Панической атаки не последовало. Наоборот, уровень паники даже немного снизился. Выходило, что представить себе Ли оказалось на поверку не так уж страшно.

— Расскажи мне, что ты видишь, — попросил Алистер.

— Ли в моей квартире, — сказала я. — Просто стоит рядом с диваном.

— Хорошо. Теперь представь себе, как он поворачивается и уходит. Пусть сядет в машину и уедет.

Я так и сделала. Воображаемый Ли посмотрел на меня, подмигнул — это еще откуда взялось? — и, неслышно подойдя к двери, выскользнул наружу. Я подошла к окну, увидела, как он садится в серебристый седан и уезжает. Затем я представила, как опять сажусь на диван, включаю телевизор.

Я открыла глаза.

— Ну как?

— Боже, сама не знаю как, но у меня получилось!

— А что с уровнем тревожности? Как ты его оценишь сейчас?

— Около семидесяти. Ну максимум восемьдесят баллов.

— Вот видишь? С этим ты можешь справиться сама. Поздравляю, Кэти, начало положено!

Суббота, 12 июня 2004 года

Как долго это длилось? Не знаю, по-моему, вечность. Он содрогнулся, достигнув пика, выскользнул из меня, отошел к стене и сел на пол, обхватив голову руками. Я почти жалела, что это завершилось, — что же будет со мной дальше? Руки его были в крови — моей крови… и рубашка, и лицо…

Вдруг я услышала стон и с трудом села.

— Господи, что же я делаю? — потрясенно прошептал он. — Что же это я? Какого фига…

У него перехватило горло, по щекам побежали слезы.

Я с трудом подползла ближе к нему, села рядом, облокотившись о стену, и положила руку ему на плечо. Ли повернулся и зарылся лицом мне в шею. Его горячие слезы текли по моей груди, обжигая кожу. Я медленно подняла правую руку, поднесла к глазам — пальцы посинели и распухли, как сосиски, — и провела этими синими пальцами по его щеке.

— Ш-ш-ш, все хорошо. — Разбитые губы не слушались. — Не надо, Ли. Все хорошо, правда, все хорошо.

Он долго сидел, привалившись ко мне, молча рыдая, а я держала его в объятиях, баюкая, как ребенка. Может быть, он все-таки отпустит меня?

— Меня же сгноят в тюрьме, — рыдал он, — они же припаяют мне срок…

— Нет, не бойся, — тихо шепелявила я. — Я никому не скажу. Все будет хорошо, мы будем вместе. Только ты и я.

— Правда? — Он посмотрел на меня с детской наивной верой во взгляде.

Интересно, что он видит? Лицо у меня было иссиня-багрового цвета, перекошенное, искореженное. Кто поверит, что после такого все может стать «хорошо»?

Но выхода у меня все равно не было: единственный шанс спастись — играть в эту игру.

— Только дай мне привести себя в порядок.

— Что? А, конечно! Конечно…

К моему удивлению, он встал и вышел из комнаты.

Я проползла до ванной, немного передохнула и включила душ. Горячая вода смывала кровь, и она причудливыми струйками уносилась по белому кафелю к стоку. Красиво… Я отмыла волосы от его мочи, стараясь не смотреть на вырванные темные пряди, которые сразу же забили сток. Всю кожу саднило. Правая рука совсем не работала. А вдруг он сломал мне все пальцы на руке? Как же я буду жить?