Как две капли воды, стр. 65

Их медовый месяц оказался совсем не таким, как надеялся Чарлз. Отношение Виктории к мужу не претерпело никаких изменений. Она по-прежнему обращалась с ним как с посторонним человеком.

Супруги прибыли в Европу двадцать шестого июня, а два дня спустя молодой сербский националист Гаврило Принцип убил племянника императора Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену. Трагедия произошла в городке Сараево и сначала казалась инцидентом исключительно местного значения, но вскоре в Европе начались волнения. Виктория и Чарлз в это время жили в Лондоне, в отеле «Кларидж». Виктория больше интересовалась маршем суфражисток на Вашингтон и их требованиями предоставить женщинам избирательные права, чем красотами столицы. Даже среди лондонских друзей Чарлза нашлись несколько суфражисток, и Виктория с головой погрузилась в дела защитниц прав женщин. Но ее заветное желание навестить в тюрьме мать и дочь Панкхерст не исполнилось. Чарлз решительно воспротивился столь экстравагантной прихоти. Он не желал, чтобы его жена связывалась с арестантами. Последовала довольно бурная ссора, но Виктории пришлось сдаться. Чарлз, обычно снисходительный, на этот раз был неумолим.

– Но я переписывалась с ними, Чарлз! – едва не плакала она, как будто это что-то могло изменить.

– Если хочешь поклониться своим кумирам – ради Бога. Но никаких визитов в тюрьму. Тебя включат в черный список и выбросят из Англии.

– Но это абсурдно! У здешних властей взгляды куда шире, – наивно возразила Виктория.

– Прости, но я почему-то сомневаюсь, – отрезал Чарлз.

Последнее время он находился в постоянном раздражении, и оба знали почему. Все его попытки наладить семейную жизнь, сделать их брак действительным не только на бумаге потерпели крах. К тому времени как они оказались в Париже, Виктория содрогалась от омерзения каждый раз, когда он прикасался к ней. Она сама не понимала, почему так ведет себя. Все происходило на чисто подсознательном уровне. Она просто не хотела, чтобы какой-либо мужчина дотрагивался до нее, не желала испытывать те чувства, что пережила раньше, и наотрез отказывалась иметь детей. Она так и заявила мужу, и тот заверил ее, что можно принять определенные предосторожности. Чарлз даже посетил аптеку, но все оказалось ни к чему. Каждый вечер, в постели, стоило ему подвинуться ближе, как она начинала трястись и плакать. И хотя Чарлз старался быть с ней нежным и заботливым, терпение его истощалось.

– Почему ты заранее не предупредила, что будешь вести себя подобным образом? – набросился он на нее как-то ночью в парижском отеле. Как бы сильно он ни хотел ее, не мог он заниматься любовью с женщиной, которая сжимается от страха при виде его. Он чувствовал себя насильником и боялся, что скоро станет импотентом.

– Я не знала, что так будет, – призналась Виктория, всхлипывая.

Вся окружавшая их роскошь оказалась ни к чему, а романтика Парижа оставляла Викторию равнодушной. Она не хотела оставаться с мужем наедине в гостиничном номере. В голове у нее была одна политика, суфражистки и демонстрации. Чарлзу начинало казаться, что муж ей ни к чему.

– С Тоби все было совсем по-другому! – неожиданно выпалила она, и униженный до крайности Чарлз вылетел из номера и отправился бесцельно бродить по Парижу.

Когда он вернулся, жена долго извинялась и искренне старалась загладить неосторожное оскорбление. И Чарлз не смог устоять перед юным, чувственным, возбуждающим телом. Он потянулся к ней, но она тут же съежилась, охваченная отвращением.

– Ты не забеременеешь, Виктория, – прошептал он в порыве страсти, но даже в судорогах мощного оргазма не чувствовал ответной реакции. Она лежала под ним как мертвая, и ничто не могло ее оживить.

– Я не доктор и не волшебник, – наконец в отчаянии пробормотал Чарлз. Никогда еще он не попадал в столь ужасное положение: женщина, которую он хотел, оказалась настоящей ледышкой. Эта пытка продолжалась неделями, и Чарлз все больше мрачнел.

Оливия регулярно писала, и Виктория, казалось, только и жила ожиданием очередного письма. Это да еще суфражистское движение стали смыслом ее жизни, остальное значения не имело. Она веселела только в женском обществе, и Чарлз начинал подозревать, что она из тех, кто не питает пристрастия к мужчинам. Возможно, в этом заключается вся проблема. Что за кошмар устроил ему Эдвард Хендерсон? Нашел наивного глупца и подсунул это сокровище? Чарлзу не хотелось думать, что мотивы Эдварда были именно таковы, но факты говорили сами за себя.

Оливия писала, что у них все хорошо. Лето выдалось необычайно жарким, отец здоров, а Джеффри наслаждается каждым днем, проведенным в Кротоне. Он прекрасно ездит верхом и не озорничает. Оливия подумывала купить мальчику новую лошадь, которую можно оставить в Кротоне. Каждый раз, приезжая погостить, Джеффри сможет выезжать на прогулки. Чип тоже процветает, сжевал всю мебель и прогрыз дорожки на коврах в ее спальне.

Она надеялась, что зять с сестрой счастливы и довольны и что несчастный случай в Сараево не нарушит их планов. Они тоже слышали новости, но надеются, что конфликт не затронет Европу. Австрийцы, несомненно, обозлены, но весь мир отнесся к убийству без особого интереса.

Чарлз полностью разделял мнение свояченицы, хотя на последней неделе июля, когда новобрачные отдыхали на юге Франции, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Но это никого особенно не удивило. Печальные вести пришли позже, четыре дня спустя, когда Германия объявила войну России, а потом, через два дня, и Франции. События разворачивались с ужасающей быстротой.

В это время супруги были в Ницце, в отеле «Англетер», и Чарлз решил немедленно возвращаться на родину.

– Но это смешно и глупо, – вскинулась Виктория. Ей понравилась Франция и не хотелось уезжать. Кроме того, предстояло еще посетить Италию. – Я не собираюсь менять планы только потому, что какая-то идиотская страна впала в истерику.

– Эта истерика называется войной. Мы находимся в стране, которая вот-вот превратится в ад на земле, а с Германией шутить не стоит. В любой момент можно ожидать нападения. Складывай вещи. Мы уезжаем.