Жестокие игры, стр. 78

Время от времени я замечаю в воде, далеко от берега, голову кабилл-ушти, которого влечет к песчаному берегу ноябрьское течение. А те, которых мы поймали, изо всех сил борются с нами, несмотря на уздечки, увешанные колокольчиками и красными лентами, железо и святые листья, маргаритки и молитвы. Водяные лошади голодны и свирепы, злобны и прекрасны, они ненавидят нас и любят нас.

Самое время для Скорпионьих бегов.

Я бодр, я полон сил…

Корр подо мной могуч и беспокоен. Море поет в его ушах так, как не пело еще вчера, и когда мимо нас проходит другой кабилл-ушти, Корр кусает его. До появления в моей жизни Пак я никогда не осознавал того, сколь многие из нас являются на песчаный берег ради этих бегов. Водяные лошади всех расцветок напирают друг на друга, толкаются, кусаются, фыркают, бьют копытами… Северная часть пляжа никогда не казалась такой далекой.

Восемнадцать фарлонгов и пять минут, и все будет кончено.

Я нахожу в толпе Пак. В отличие от других она не тратит последние минуты на пустяки и не навешивает разные безделушки на конскую гриву. Она просто сидит в седле, прижавшись щекой к шее своей кобылки.

— Шон Кендрик!

Я узнаю голос Мэтта еще до того, как поворачиваю голову. Он неподалеку от меня, сидит на пегой кобыле. Когда она встряхивает гривой, колокольчики и бубенчики, вплетенные в нее, издают нестройные аккорды. Я не представляю, на какую скорость рассчитывает Мэтт, обвешав свою лошадь таким количеством железа; на пегой кобыле и железный нагрудник, и железный подхвостник…

— Не лезь ко мне с разговорами, — коротко бросаю я.

— Эти бега будут для тебя настоящим адом, — обещает Мэтт.

Корр прижимает уши к голове, и пегая кобыла делает то же самое. Я говорю:

— Здесь тебе меня не напугать.

Мэтт Малверн заставляет пегую отойти; она звенит и фыркает. Мэтт прослеживает за моим взглядом и смотрит на Пак.

— Знаю я, за кого ты боишься, Шон Кендрик.

Пак

Я изо всех сил стараюсь — хотя и безуспешно — сделать вид, что мне предстоит обычное состязание на скорость. Я пытаюсь не видеть, как далеко нам придется скакать. Мне нужно помнить о том, что я должна не просто выжить, но и добиться своего. Необходима победа. На мгновение меня охватывает чувство вины, потому что если я добьюсь того, что мне нужно, Шон своего не получит, но, может быть, не обязательно все должно быть именно так. Если я выиграю, уж наверное, денег хватит для нас обоих и можно будет выкупить Корра.

— Пак… Спустись-ка на минутку.

Я удивляюсь, слыша голос Пег Грэттон. Она стоит возле плеча Дав, глядя на меня снизу вверх. Ее волосы растрепаны ветром, лицо у нее серьезное. Я послушно соскальзываю на землю. Пег почему-то держит в руках свой птичий костюм.

— Как у тебя дела?

— Отлично, — отвечаю я.

— Значит, ужасно, — решает Пег. — Гэйб сказал мне, они не захотели дать тебе цвета бегов.

Я качаю головой. Я не хочу, чтобы на моем лице что-то отразилось.

Пег говорит:

— Ну и ладно. Сними-ка седло.

Я заинтригована, но ей вполне доверяю. Я снимаю седло и наблюдаю за тем, как Пег тщательно расправляет в руках костюм. Теперь я вижу, что огромная, пугающая птичья голова на самом деле не пришита к плащу; шляпа не соединена с покрытым перьями капюшоном. Пег расстилает плащ на спине Дав — так, как должно лежать полотно с цветами всадника, — а потом снова кладет седло на место, следя за тем, чтобы не образовалось складок, которые могли бы натереть спину Дав.

— Теперь у тебя цвета самого Тисби, — говорит Пег.

— Спасибо…

— Не надо меня благодарить, — Пег уже уходит. — Покажи им, чего ты стоишь.

Я нервно сглатываю, приводя в порядок подпругу. Кто я на самом деле? Та, что съежилась внутри девушки по имени Пак Конноли и молится о том, чтобы пережить несколько ближайших минут?

— Наездники, на линию старта!

Да как может быть, что пора уже выстраиваться в линию? Мы же только что спустились на берег, и я еще не видела Шона… Я вскакиваю в седло и смотрю вокруг, пытаясь найти Кендрика. Если бы просто увидеть… Я вижу его на другом конце ряда, он вскинул голову и тоже ищет меня. Корр, украшенный темно-синим цветом, уже весь взмокший. Шон продолжает смотреть на меня, и я поднимаю руку, чтобы он увидел красную ленту на ней.

— Наездники, выстроились!

Мне хочется быть рядом с Шоном и Корром, но уже нет времени на перемещение. Трое распорядителей заставляют нас встать в линию за здоровенными деревянными шестами. Ряд наездников звенит и дребезжит от сотен колокольчиков и бубенчиков над десятками копыт. Кабилл-ушти щелкают зубами и фыркают, вздрагивают и бьют копытами. Я стараюсь удержать Дав как можно дальше от соседей. Ее уши плотно прижаты к голове. Ее окружают хищники.

Кабилл-ушти рядом со мной трясет головой, с его шеи и груди каскадом летит пена.

Начинается отсчет.

Океан говорит: «Ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш…»

А потом поднимают шесты.

Глава шестьдесят вторая

Пак

Мы бросаемся вперед. Тут нет никакого ритма, никаких размышлений. Я помню лишь о том, что нужно вывести Дав к воде. Никому другому не захочется оказаться рядом с ноябрьским океаном без самой крайней необходимости. Копыта Дав касаются края прибоя, соленая вода туманом окружает мое лицо. Каким-то образом соль успела уже осесть между моими пальцами и поводьями, и ее кристаллы обжигают и царапают.

Я чувствую сильный толчок в ногу, застежка стремени врезается в кожу, и я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть наседающего на меня кабилл-ушти. Я рывком поворачиваю Дав глубже в волны прибоя, а гнедой тянется к ней зубами. Его уши прижаты, и я вижу, что в седле — Джеральд Финней. Он так стиснул поводья, что у него побелели костяшки пальцев, но на меня он не смотрит. А я чувствую по той дрожи, что передалась мне через седло, — Дав узнала его водяного коня. Я сжимаю ее бока коленями.

«Рано еще пугаться, Дав! У нас долгая дорога впереди».

Я слишком поздно вспоминаю, что надо было поберечь силы Дав, и тут же слегка придерживаю ее. Водяные лошади обгоняют нас; зеленый цвет — Ян Прайвит, светло-голубой — Блэкуэлл, золотой — пегая кобыла… Но я не вижу красного жеребца и темно-синего цвета. И понятия не имею, то ли Шон уже так далеко впереди, что мне его не рассмотреть, то ли он где-то рядом…

Шон

Я ищу Пак или Дав, но ничего не разобрать в этой мешанине тел. Корр могуч, он в моих руках; мои усталые плечи уже болят оттого, что приходится удерживать вес жеребца. Лодыжки жжет от трущейся о них кожи стремян. Я не знаю, как долго мне придется удерживать Корра сзади толпы ради поисков Пак. Сзади хуже всего; кабилл-ушти отстают от гонки не потому, что слишком медленно бегут, а потому, что дерутся друг с другом или рвутся к морю. Чьи-то копыта впереди швыряют песок мне в лицо. Глаза щиплет, но я не могу высвободить руку, чтобы смахнуть его.

Слева от меня серый и гнедой сцепились друг с другом. Они пытаются и Корра вовлечь в схватку. Я удерживаю его и заставляю уйти вперед — не слишком далеко, потому что если Пак где-то поблизости, я не хочу оставлять ее позади. Мои руки сами собой зарываются в мокрую от пота гриву на холке Корра, и я чувствую, как дрожат все его мышцы от зова ноябрьского моря. Я шепчу ему на ухо, прося держаться.

Я смотрю направо, ища Пак; но там никого, кроме серого коня, ступившего в волны прибоя. Он уже почти окончательно морское существо. Его глаза на удлиненной голове превратились в щелки. Серый извивается и дергается, его куда больше интересует всадник на спине, чем бега. Откуда-то на меня летит пучок водорослей, они цепляются за мою щеку, как холодная лапа.

Еще один кабилл-ушти напирает на меня слева; он щелкает зубами, стараясь ухватить меня за ногу, прежде чем наездник справляется с ним и отводит в сторону. Я не могу оставаться здесь. Нужно быстрее вырваться на открытое место и найти все-таки Пак. Если она до сих пор не выбралась из этой мешанины, она может уже быть мертва.