Жестокие игры, стр. 30

Я сердито хмурюсь, глядя на нее.

— Но ты ведь не собираешься меня отговаривать?

— От участия в параде или от участия в бегах? — Дори-Мод придвигает к столу третий стул и садится. — Вот чего я не понимаю, — продолжает она, — так это почему такая умная и умелая девушка, как ты, Пак, хочешь потратить столько времени на то, чтобы выглядеть идиоткой или просто стать покойницей?

Финн улыбается крошкам печенья.

— У меня есть причины, — огрызаюсь я. — И не надо мне говорить, что это огорчило бы моих родителей. Это я уже слышала. Я все уже слышала.

— Она что, всю неделю такая? — спрашивает Дори-Мод Финна, и тот кивает. Она снова поворачивается ко мне. — Твой отец был бы, конечно, недоволен, но вот твоя мать… она не слишком много болтала. Зато была озорницей, и единственное, чего она не сделала на этом острове, так это не поучаствовала в бегах.

— В самом деле? — бормочу я, надеясь услышать еще что-нибудь полезное.

— Пожалуй, да, — непонятно отвечает Дори-Мод. — Финн, что это такое ты жуешь? Похоже на кошачий корм.

— Это я из дома принес, — Финн тяжело вздыхает. — У Паллсона пекли рогалики с корицей.

— А… ну да.

Дори-Мод начинает что-то царапать на листке бумаги. Почерк у нее ужасно неразборчивый, и я не уверена, понимает ли она сама, что пишет.

— Ими даже на улице пахнет.

У Финна делается задумчивое лицо.

Я чувствую себя виноватой из-за того, что купила сена и зерна. Я не уверена, что вложила деньги удачно; может, лучше было бы купить рогаликов с корицей?

— Дори-Мод, а нельзя ли получить аванс за часть чайников? — спрашиваю я. И пододвигаю к ней одну из пронумерованных посудин, чтобы она убедилась в моей обязательности. — Лошадиный корм такой дорогой…

— Я не банк. Но если ты мне поможешь установить палатку для праздничной торговли, днем в пятницу, — тогда другое дело.

— Спасибо, — говорю я, не чувствуя особой благодарности.

Через мгновение Финн заявляет:

— Не понимаю, почему тебе просто не скакать на Дав.

— Финн!..

— Ну, ты же сама говорила…

— Я хочу получить шанс выиграть деньги, — говорю я. — И потому подумала, что это может действительно мне помочь — ну, понимаешь, если я буду скакать на водяной лошади на бегах для водяных лошадей.

— Мм, — мычит Дори-Мод.

— Точно, — кивает Финн. — А откуда ты знаешь, что они бегают быстрее?

— Ох, умоляю!

— Ну, это ведь именно ты мне объясняла, что водяные лошади далеко не всегда бегут по прямой. Вот я и не понимаю, почему ты теперь передумала просто из-за того, что сказал какой-то знаток?

Я ощущаю, как мои щеки снова загораются.

— Он не просто какой-то знаток. И он мне ничего не говорил. Я пока просто думаю.

Финн вжимает большой палец в крошки с такой силой, что кончик пальца белеет.

— Ты говорила, что принципиально не сядешь ни на одну из них. Из-за мамы с папой.

Его голос звучит ровно, потому что рядом — Дори-Мод и потому что это Финн, но я чувствую, как он волнуется.

— Ну, принципами счета не оплатишь, — решительно заявляю я.

— И что же это за принципы, если ты можешь взять и передумать… вот так. Сразу. Как… — Но он, должно быть, не в силах придумать, как именно, потому что встает и пулей проскакивает мимо стула Дори-Мод за дверь, вон из комнаты.

Я хлопаю глазами ему вслед.

— Что… Что?!

Мне кажется, что мои братья — самые необъяснимые существа на планете.

Дори-Мод стряхивает со своего листка невидимые крошки и изучает взглядом написанное.

— Мальчики, — говорит она, — иной раз просто не понимают, что можно чего-то бояться.

Глава двадцать пятая

Шон

Этим вечером я седлаю молодую кобылку, названную Малверном Маленьким Чудом, — она получила эту кличку, так как при рождении на свет была настолько тихой и неподвижной, что ее сочли неживой.

Я измучен, устал. У меня что-то не так с правой рукой, которой днем досталось от одной из лошадей, и я хочу только одного: забраться в свою постель и подумать, не слишком ли глупой идеей выглядит назначенная на завтра встреча с Кэт Конноли. Но на остров прибыли два покупателя, и мне сообщили, что я должен показать им пару трехлеток, пока еще светло. Почему нельзя подождать с этим до завтра, я не знаю.

Когда я выхожу в залитый золотым светом вечерний двор, чтобы встретиться с покупателями, то с удивлением вижу, что одна из кобыл, серая, по кличке Суитер, уже там и на ней кто-то сидит. Мне хватает доли секунды, чтобы узнать силуэт Мэтта Малверна, и горечь подступает у меня к горлу. Трое мужчин стоят рядом с кобылой, их внимание сосредоточено на Мэтте. Он поворачивает голову в мою сторону; его лицо в тени, но я знаю, он хочет, чтобы я его узнал. Мечтает задеть меня тем, что сам вывел Суитер и демонстрирует ее. Но когда я слышу его разглагольствования о том, как он любит эту кобылку, у меня перед глазами вспыхивает картина: Мэтт стоит у входа в бухту и ждет, когда Фундаментал исчезнет под водой.

Маленькое Чудо горячится. Она легко, боком уносится в сторону, а потом мчится через двор к тому месту, где стоит Мэтт, и ведет себя она настолько дерзко, что Суитер уклоняется с ее пути. Под нашими ногами лежат голубые тени.

— Шон Кендрик! — радостно восклицает Джордж Холли.

Услышав мое имя, двое других покупателей оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Но я их не знаю. Из новеньких, наверное.

— Шон вам покажет вторую кобылку, — говорит им Мэтт со снисходительным видом. И улыбается. — Поскольку я не могу сесть одновременно на двух лошадей.

Я не уверен и в том, что он на одной усидит. Не помню, когда в последний раз видел, чтобы он пускал лошадь галопом.

Один из покупателей тихонько произносит мое имя, обращаясь к другому, и Мэтт тут же наклоняется к ним и спрашивает:

— В чем дело?

— Кендрик. Звучит как-то знакомо.

Мэтт смотрит на меня.

— Я просто занимаюсь лошадьми, — говорю я.

Улыбка Джорджа Холли — как светлое пятно во тьме.

— Но вы и в бегах участвуете? — спрашивает покупатель.

Я киваю.

— На красном жеребце, — уточняет Холли. — На том, которого вы уже видели.

Они что-то одобрительно бормочут и спрашивают Мэтта, на которой лошади он сам будет сидеть во время соревнований.

Мэтт поджимает губы. Я не думаю, что он вообще помнит кличку Эданы. Но все же собирается на нее взгромоздиться.

Я понимаю, в эту минуту Мэтт ждет от меня, как от служащего Малвернов, что я вмешаюсь и как-то спасу его репутацию. Я только этим и занимаюсь большую часть своей жизни, и я уже предчувствую, как с моих губ вот-вот сорвутся слова, благодаря которым Мэтт будет выглядеть вполне пристойно. Слова, которые заодно напомнят клиентам об иерархии, царящей во владениях Малвернов.

Но вместо того я говорю:

— Я для него выбрал гнедую кобылу с белой звездочкой, Эдану. Думаю, они друг другу подойдут.

Во дворе становится очень тихо. Мэтт устремляет на меня пристальный взгляд, и в позе его появляется что-то змеиное, враждебное, невыносимо отвратительное. Покупатели переглядываются, Холли покачивается с носка на пятку.

Я просто вижу, как мои слова проникают под кожу Мэтта. И чувствую себя сорвавшимся с привязи.

Маленькое Чудо танцует на месте, время от времени шарахаясь от чего-то невидимого. Стук ее копыт отражается от каменных стен, рождая эхо. Я поворачиваюсь к Мэтту. Я представляю, как он уходит под воду вместо Фундаментала. Как Корр хватает его зубами. Как его вместо моего отца топчут конские копыта.

— Стемнеет скоро. Не пора ли показать твоих кобылок?

Мэтт молча разворачивает Суитер.

Мы должны пройти галопом семь фарлонтов, почти милю, и беговая дорожка здесь прямая, как стрела. Лошади сразу воодушевляются, ступив на нее, поскольку знают, что будет дальше. Я ощущаю на себе взгляд Мэтта и когда смотрю на него, его губы изгибаются. Вообще-то не предполагается, что Суитер и Маленькое Чудо должны соревноваться, но теперь я понимаю: по-другому и быть не может.