Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена, стр. 45

Может ли быть иначе, с позволения ваших милостей, если двери ходят на негодных петлях?

– В чем дело? Кто там? – закричал отец, проснувшись, когда дверь начала скрипеть. – – Непременно надо, чтобы слесарь осмотрел эти проклятые петли. – – Это я, с позволения вашей милости, – сказал Трим, – несу две ступы [157]. – – Нечего поднимать с ними шум здесь, – вспылил отец. – – Если доктору Слопу надо истолочь какое-нибудь снадобье, пусть делает это в кухне. – – С позволения вашей милости, – воскликнул Трим, – это только две осадные мортиры для будущей летней кампании, я их сделал из пары ботфортов, которые ваша милость изволили бросить, как сказал мне Обадия. – – Фу, черт! – вскричал отец, вскакивая с кресла, – из всего моего гардероба я ничем так не дорожу, как этими ботфортами – – они принадлежали нашему прадеду, братец Тоби, – – – они у нас были наследственные. – Так я боюсь, – проговорил дядя Тоби, – что Трим отрезал возможность наследственной передачи. – Я отрезал только отвороты, с позволения вашей милости, – воскликнул Трим. – Терпеть не могу никаких неотчуждаемостей, – воскликнул отец, – – но эти ботфорты, – продолжал он (улыбнувшись, хотя и был очень сердит), – хранились в нашей семье, братец, со времени гражданской войны; – сэр Роджер Шенди был в них в сражении при Марстон-Муре [158]. – Право, я их не отдал бы и за десять фунтов. – Я заплачу вам эти деньги, брат Шенди, – сказал дядя Тоби, с невыразимым наслаждением глядя на мортиры и опуская при этом руку в карман своих штанов, – – сию минуту я с превеликой готовностью заплачу вам десять фунтов. – – —

– Брат Тоби, – отвечал отец, – переменив тон, – как же вы, однако, беззаботно сорите и швыряетесь деньгами, ничего не жалея для какой-нибудь осады. – Разве у меня нет ста двадцати фунтов годового дохода, не считая половинного оклада? – воскликнул дядя Тоби. – Что все это, – с горячностью возразил отец, – если вы отдаете десять фунтов за пару ботфортов? – двенадцать гиней за ваши понтоны? – – в полтора раза больше за ваш голландский подъемный мост? – не говоря уже о медном игрушечном артиллерийском обозе, который вы заказали на прошлой неделе вместе с двадцатью другими приспособлениями для осады Мессины! Поверьте мне, дорогой братец Тоби, – продолжал отец, дружески беря его за руку, – все эти ваши военные операции вам не по средствам; – намерения у вас хорошие, братец, – но они вовлекают вас в большие расходы, чем вы первоначально рассчитывали; – попомните мое слово, дорогой Тоби, они в конце концов совсем расстроят ваше состояние и превратят вас в нищего. – Не беда, братец, – возразил дядя Тоби, – ведь я же это делаю для блага родины! —

Отец не мог удержаться от добродушной улыбки – гнев его в самом худшем случае бывал не больше чем вспышкой; – усердие и простота Трима – и благородная (хотя и чудаческая) щедрость дяди Тоби моментально привели его в превосходнейшее расположение духа.

– Благородные души! – Бог да благословит вас и мортиры ваши! – мысленно проговорил мой отец.

Глава XXIII

– Все тихо и спокойно, – воскликнул отец, – по крайней мере, наверху: – не слышно, чтобы кто-нибудь двигался. – Скажи, пожалуйста, Трим, кто там в кухне? – В кухне нет ни души, – с низким поклоном отвечал Трим, – кроме доктора Слопа. – Экий сумбур! – вскричал отец (вторично вскакивая с места), – сегодня все пошло шиворот-навыворот! Если бы я верил в астрологию, братец (а кстати сказать, отец в нее верил), я голову дал бы на отсечение, что какая-нибудь двинувшаяся вспять планета остановилась над моим несчастным домом и переворачивает в нем каждую вещь вверх дном. – Помилуйте, я считал, что доктор Слоп наверху, с моей женой, и вы мне так сказали. – Каким же дьяволом этот чурбан может быть занят на кухне? – Он занят, с позволения вашей милости, – отвечал Трим, – изготовлением моста [159]. – Как это любезно с его стороны, – заметил дядя Тоби, – передай, пожалуйста, мое нижайшее почтение доктору Слопу, Трим, и скажи, что я сердечно его благодарю.

Надо вам сказать, что дядя Тоби совершил такую же грубую ошибку насчет моста – как отец мой насчет мортир; – – но чтобы вы поняли, каким образом дядя Тоби мог ошибиться насчет моста, – боюсь, мне придется подробно описать вам весь путь, который привел его к нему; – – или, если опустить мою метафору (ведь нет ничего более неправомерного, чем пользование метафорами в истории), – – – чтобы вы правильно поняли всю естественность этой ошибки дяди Тоби, мне придется, хотя и сильно против моего желания, рассказать вам об одном приключении Трима. Говорю: сильно против моего желания – только потому, что история эта в некотором роде здесь, конечно, не у места; законное ее место – или между анекдотов о любовных похождениях дяди Тоби с вдовой Водмен, в которых капралу Триму принадлежит немаловажная роль, – или посреди его и дяди Тоби кампаний на зеленой лужайке – ибо и здесь и там она пришлась бы в самую пору; – но если я ее приберегу для одной из этих частей моего рассказа – я испорчу мой теперешний рассказ; – если же я расскажу ее сейчас – мне придется забежать вперед и испортить дальнейшее.

– Что же прикажете мне делать в этом положении, милостивые государи?

– Расскажите ее сейчас, мистер Шенди, непременно расскажите. – Дурак вы, Тристрам, если вы это сделаете.

О невидимые силы (ведь вы – силы, и притом могущественные) – наделяющие смертного уменьем рассказывать истории, которые стоило бы послушать, – любезно показывающие ему, с чего их начинать – и чем кончать – – что туда вставлять – и что выпускать – и что оставлять в тени – и что поярче освещать! – – О владыки обширной державы литературных мародеров, видящие множество затруднений и несчастий, в которые ежечасно попадают ваши подданные, – придете вы мне на выручку?

Прошу вас и умоляю (в случае, если вы не пожелаете сделать для нас ничего лучше), каждый раз, когда в какой-нибудь части ваших владений случится, как вот сейчас, сойтись в одной точке трем разным дорогам, – ставьте вы, по крайней мере, на их пересечении указательный столб, просто из сострадания к растерявшимся рассказчикам, чтобы они знали, какой из трех дорог им надо держаться.

Глава XXIV

Хотя афронт, который потерпел дядя Тоби через год после разрушения Дюнкерка в деле с вдовой Водмен, укрепил его в решимости никогда больше не думать о прекрасном поле – – и обо всем, что к нему относится, – однако капрал Трим такого соглашения с собой не заключал. Действительно, в случае с дядей Тоби странное и необъяснимое столкновение обстоятельств неприметно вовлекло его в осаду сей прекрасной и сильной крепости. – В случае же с Тримом никакие обстоятельства не сталкивались, а только сам он столкнулся на кухне с Бригиттой; – – правда, любовь и почтение к своему господину были так велики у Трима и он так усердно старался подражать ему во всех своих действиях, что, употреби дядя Тоби свое время и способности на прилаживание металлических наконечников к шнуркам, – – честный капрал, я уверен, сложил бы свое оружие и с радостью последовал бы его примеру. Вот почему, когда дядя Тоби предпринял осаду госпожи, – капрал Трим немедленно занял позицию перед ее служанкой.

Признайтесь, дорогой мой друг Гаррик, которого я имею столько поводов уважать и почитать, – (а какие это поводы, знать не важно) – от вашей проницательности ведь не укрылось, какое множество драмоделов и сочинителей пьесок неизменно пользуются в последнее время в качестве образца моими Тримом и дядей Тоби. – – Мне дела нет, что говорят Аристотель, или Пакувий, или Боссю, или Риккобони [160] – – (хотя я ни одного из них никогда не читал) – – но я убежден, что между простой одноколкой и vis-?-vis [161] мадам Помпадур меньше различия, чем между одиночной любовной интригой и интригой двойной, которая пышно развернута и разъезжает четверкой, гарцующей с начала до конца большой драмы. – Простая, одиночная, незамысловатая интрига, сэр, – – совершенно теряется в пяти действиях; – – но от этого мне ни тепло, ни холодно.