Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена, стр. 101

– – Там она подвергается большей опасности, – сказал Евгений, – нежели ты.

Остроумие и дружеское участие Евгения вернули румянец на щеки, с которых он уже несколько месяцев сошел, – тяжелая то была минута для расставания; Евгений проводил меня до почтовой кареты. – – Allons! [345] – сказал я; почтарь хлопнул бичом – – я полетел, как бомба, и в шесть прыжков очутился в Дувре [346].

Глава II

– Черт побери! – сказал я, посмотрев в сторону французского берега, – следовало бы узнать получше собственную страну, прежде чем ехать в чужие края, – – а между тем я ни разу не заглянул в Рочестерский собор, не посетил дока в Четеме и не побывал у святого Фомы в Кентербери, хотя все они лежали на моей дороге. – —

Но мой случай, надо сказать, совсем особенный. – – Итак, не вступая в дальнейшие споры ни с Фомой Бекетом [347] и ни с кем другим, – я прыгнул на корабль, и через пять минут мы подняли паруса и понеслись как ветер.

– Скажите, пожалуйста, капитан, – проговорил я, спускаясь в каюту, – случалось, что кого-нибудь застигала смерть в этом проливе?

– Помилуйте, тут не успеешь даже захворать, – возразил он. – – Противный лгун! – воскликнул я, – ведь я уже болен, как лошадь. – Что с моей головой? – – все полетело вверх тормашками! – – О! клетки в мозгу порвались и перепутались, а кровь, лимфа и жизненные соки смешались в одну массу с летучими и связанными солями—боже милостивый! все в глазах завертелось, как тысяча вихрей, – – я дал бы шиллинг, чтобы узнать, способствует ли это ясности моего рассказа. – —

Тошнит! тошнит! тошнит! тошнит! – —

– Когда же наконец мы приедем, капитан? – У этих моряков не сердца, а камни. – Ах, как меня тошнит! – – подай-ка мне эту штуку, юнга, – – нет ничего гаже морской болезни – – я предпочел бы лежать на дне моря. – Как вы чувствуете себя, мадам? – Ужасно! Ужасно! У – – О, ужасно, сэр. – Неужели это с вами в первый раз? – – Нет, второй, третий, шестой, десятый, сэр. – О – – что за топот над головой! – Эй! юнга! что там творится? —

Ветер переменился! – – Я погиб! – стало быть, я встречусь с ним лицом к лицу.

Какое счастье! – он снова переменился, сэр. – – Черт переменил его! – —

– Капитан, – взмолилась она, – ради бога, пристанем к берегу.

Глава III

Большое неудобство для человека, который спешит знать, что существует три разных дороги между Кале и Парижем, в пользу которых вам столько наговорят представители городов, на них лежащих, что легко потерять полдня, выбирая, по какой из них поехать.

Первая дорога, через Лилль и Аррас – самая длинная, – – но самая интересная и поучительная.

Вторая, через Амьен, по которой вы можете поехать, если желаете осмотреть Шантильи – —

Есть еще дорога через Бове, по которой вы можете поехать, если вам она нравится.

По этой причине большинство предпочитает ехать через Бове.

Глава IV

«Но прежде чем покинуть Кале, – сказал бы путешественник-писатель, – не худо бы кое-что о нем рассказать». – А по-моему, очень худо – что человек не может спокойно проехать через город, не потревожив его, если город его не трогает, но ему непременно надо оглядываться по сторонам и доставать перо у каждой канавы, через которую он переходит, просто для того, по совести говоря, чтобы его достать; ведь если судить по тому, что было написано в таком роде всеми, кто писал и скакал галопом – или кто скакал галопом и писал, что не совсем одно и то же, – или кто, для большей скорости, писал, скача галопом, как это делаю я в настоящую минуту, – – начиная от великого Аддисона, у которого на з… висела сумка со школьными учебниками, оставлявшая при каждом толчке ссадины на крупе его лошади, – нет среди всех этих наших наездников ни одного, который не мог бы проехаться спокойной иноходью по собственным владениям (если они у него есть) и, не замочив сапог, с таким же успехом описать все, что ему надо.

Что до меня, то, бог мне судья (к которому я всегда буду обращаться как к верховному трибуналу), – в, настоящую минуту я знаю о Кале (если не считать мелочей, о которых мне рассказал цирюльник, когда точил бритву) не больше, чем о Большом Каире; ведь я сошел с корабля уже в сумерках, а выехал рано утром, когда еще ни зги не было видно; тем не менее готов побиться о какой угодно дорожный заклад, что, взявшись за дело умеючи, зарисовав то да се одной части города и взяв кое-что на заметку в другой, – я сию минуту настрочу главу о Кале длиной в мою руку; и притом с такими обстоятельными подробностями о каждой диковинке этого города, что вы меня примете за секретаря городского управления Кале, – и удивляться тут нечему, сэр, – разве Демокрит, смеявшийся в десять раз больше, чем я, – не был секретарем Абдеры? и разве этот… (я позабыл его имя), гораздо более рассудительный, чем мы оба, не был секретарем Эфеса? – Больше того, все это будет описано, сэр, с таким знанием дела, с такой основательностью, правдивостью и точностью…

Ладно, если вы мне не верите, извольте в наказание прочитать следующую главу.

Глава V

Кале, Calatium, Calusium, Calesium.

Город этот, если верить его архивам, а в настоящем случае я не вижу никаких оснований сомневаться в их подлинности, – был некогда всего лишь небольшой деревней, принадлежавшей одному из первых графов де Гинь; а так как в настоящее время он хвалится не меньше чем четырнадцатью тысячами жителей, не считая четырехсот двадцати отдельных семейств в la basse ville [348], или в пригородах, – – то, надо предполагать, он достиг нынешней своей величины не сразу и не вдруг.

Хотя в этом городе есть четыре монастыря, в нем только одна приходская церковь. Я не имел случая точно измерить ее величину, но составить себе удовлетворительное представление о ней не трудно – ибо если церковь вмещает всех четырнадцать тысяч жителей города, то она должна быть внушительных размеров, – а если нет, – то очень жаль, что у них нет другой. – Построена она в форме креста и посвящена деве Марии; колокольня, увенчанная шпицем, возвышается над серединой церкви и водружена на четырех столбах, легких и изящных, но в то же время достаточно прочных. – Церковь украшена одиннадцатью алтарями, большинство которых скорее нарядно, нежели красиво. Главный алтарь в своем роде шедевр; он из белого мрамора и, как мне говорили, около шестидесяти футов в вышину – будь он еще выше, то равнялся бы самой Голгофе – поэтому я по совести считаю его достаточно высоким.

Ничто меня так не поразило, как большая площадь, хотя я не могу сказать, чтобы она была хорошо вымощена или красиво застроена, но она расположена в центре города, и на нее выходит большинство улиц, особенно этой его части. Если бы можно было устроить фонтан в Кале, что, по-видимому, невозможно, то, поскольку подобный предмет служит большим украшением, жители города, несомненно, поместили бы его в самом центре этой площади, которая, в отличие от наших скверов [349], не квадратная, а прямоугольная, – потому что с востока на запад она на сорок футов длиннее, чем с севера на юг.

Ратуша с виду довольно невзрачное здание и содержится далеко не образцово; иначе она была бы другим большим украшением городской площади; впрочем, она удовлетворяет своему назначению и отлично подходит для приема членов магистрата, которые время от времени в ней собираются; таким образом, надо полагать, правосудие в Кале отправляется исправно.

Мне много говорили о Кургене, но в нем нет ровно ничего достойного внимания, это особый квартал, населенный исключительно матросами и рыбаками; он состоит из нескольких узеньких улиц, застроенных чистенькими, по большей части кирпичными домиками, и чрезвычайно многолюден, но так как это многолюдство нетрудно объяснить характером пищи, – то и в нем тоже нет ничего любопытного. – – Путешественник может посетить его, чтобы в этом удостовериться, – но он ни под каким предлогом не должен оставить без внимания la tour de guet; [350] башня эта названа так вследствие своего особого назначения: во время войны она служит для того, чтобы обнаруживать и возвещать приближение неприятеля как с моря, так и с суши; – – но она такой чудовищной высоты и так бросается в глаза отовсюду, что вы, даже если бы желали, не можете не обратить на нее внимания.