Генштаб без тайн, стр. 113
Маршал Сергеев, выдав подчиненным, нетерпеливо поглядывающим на водочные бутылки, дюжину банальных мыслишек типа «именно на ваши плечи ляжет основной труд по обновлению и укреплению Вооруженных сил», стал говорить о военной реформе, как о чем-то отдаленном:
— В ХХI век мы должны войти с четко сформулированной концепцией военного строительства и военных реформ, детально проработанной моделью нового образца Вооруженных сил.
До начала будущего века предстояло прожить еще два с половиной года. Генералы и лейтенанты хотели знать, как армия будет реформироваться уже завтра.
Я был на таком же приеме в Кремле летом 1992 года. Тогда в этом же зале звучали такие же ельцинские и грачевские сказки об армии будущего. Прошло пять лет. Сказки не стали былью.
Под священными кремлевскими сводами звонко звякали фужеры с водкой.
Офицеры были натужно-радостными.
Погоны были золотыми.
Фужеры были хрустальными.
Водка была горькой…
И было такое впечатление, что люди отмечали день рождения и поминки одновременно.
В середине июля 1997 года Ельцин подписал указ «О первоочередных мерах по реформированию Вооруженных сил РФ», хотя ранее объявлялось, что он сделает это после обсуждения этого документа на Совете обороны, заседание которого планировалось на 25 июля.
Снова создавалось впечатление, что премьер правительства и министр обороны очень торопятся показать президенту, что реформа пошла. Проект первоочередных мер быстро обсудила Коллегия Минобороны в настолько засекреченной обстановке, что даже для комитета Госдумы по обороне суть обсуждения осталась тайной.
Некоторые Главкомы видов Вооруженных сил, выйдя с Коллегии, высказывали недовольство тем, что «одним заседанием такие серьезные государственные вопросы не решаются».
Но министр добился главного: документ приняли за основу.
Сергеев торопился доложить Черномырдину.
Черномырдин торопился доложить Ельцину, что работа закипела. Проект указа «о первоочередных мерах» Черномырдин привез Ельцину в Карелию. Ельцин подписал его в промежутке между рыбной ловлей и попыткой подержать в руках теннисную ракетку на специально построенном для него (самом дорогом в Европе) корте.
Чубайс, который отвечал за финансовое обеспечение ельцинского указа по реформе армии, был в отпуске и катался на машине по Дании. Он мог лишь догадываться, каких денег стоит новый указ.
Секретарь Совета обороны Юрий Батурин неожиданно публично признался, что последнего варианта президентского указа не видел, чем явно намекал, что умывает руки. При Родионове он не раз говорил, что «военная реформа запаздывает». При Сергееве он заметил, что «мы начинаем слишком торопиться», поскольку-де не принята новая военная доктрина, основа концепции военной безопасности, а затем и реформы.
Батурин был, безусловно, прав. Но в случае провала президентского военного указа, он мог с полным основанием сказать, что «предупреждал».
Скорость, с которой готовился и был принят ельцинский указ о первоочередных мерах по реформированию армии, не позволила толком разобраться в нем даже чиновникам аппарата Совета обороны. Их это оскорбляло. При Родионове они позволяли себе публично ехидничать над минобороновскими и генштабовскими проектами реформы, а иногда и откровенно измываться над ними, не скрывая своих имен. Сейчас же один из них, попросивший не называть своей фамилии, в интервью корреспонденту газеты «Сегодня» признался:
— То, что подписано, — кошмар! Предложенные меры не обоснованы, не подготовлены и не продуманы. Единственное, что можно сделать, — это попытаться в ходе осуществления указа выправить очевидные глупости.
И в Кремле, и в Генеральном штабе многие говорили, что крайне нужен серьезный, обстоятельный разговор на Совете обороны. И это значило, что там были неизбежны острые профессиональные дискуссии, которые могли отдалить шумно рекламируемый новым руководством Минобороны «действительный старт новой реформы».
Было очевидно, что министру Сергееву этого не хотелось.
В одном из интервью он заявил:
— Не считаю нужным проводить дополнительные заседания Совета обороны.
Министр очень торопился.
Ему нужно было во чтобы то ни стало выполнить данное Верховному обещание — сдвинуть реформу с мертвой точки.
Как и каждому нормальному министру, ему хотелось рапортовать об успехах.
Проект нового президентского указа о первоочередных мерах по реформированию Вооруженных сил с бешеной скоростью протащили не только через Коллегию Минобороны, но и через правительство.
Так у нас было всегда, когда авторы подобных документов не хотели, чтобы их въедливо анализировали серьезные оппоненты. А оппоненты говорили, что вряд ли стоит так быстро объединять РВСН, Военно-космические силы и войска Ракетно-космической обороны. Так же точно, как и сращивать ВВС и ПВО.
Но эти доводы никто не слушал.
Ранее объявленное заседание Совета обороны в очередной раз было тихо отменено.
У президента, отдыхающего на Волге, в этот момент останавливалось сердце.
Клев был сумасшедший…
Загадочный блеф
В конце сентября 1997 года Игорь Сергеев в одной из подмосковных дивизий встретился с генералами и офицерами Московского военного округа и объявил, что до 1 ноября президент утвердит новую концепцию военной реформы. Содержание этого документа Сергеев не раскрыл. В тот же день я позвонил своему давнему сослуживцу по Генштабу и спросил, что он знает о содержании ельцинской концепции. Полковник возмутился:
— Ты что? Это же секретный документ!
А на моем рабочем столе лежала копия конфиденциального доклада Пентагона Конгрессу, неизвестно какими способами добытая за океаном. Получалось странно и глупо: о том, как будет реформироваться американская армия в ближайшие четыре года у нас на Арбате знали до мельчайших подробностей, а как будет развиваться наша — секрет.
Я читаю доклад, именуемый «Quadrennial Defense Review»: «США сейчас — единственная глобальная держава со всемирными интересами… До 2015 года глобального соперника типа СССР не появится… Доступ к нефти останется национальным требованием для США… Будущее России весьма неопределенно… Поведение России зависит от возрождения экономики…»
И мне подумалось: «В таких условиях речь должна идти не о реформировании, а о спасении того, что осталось от армии». Наверное, это уже одно и то же…
И снова начали происходить странные вещи, которые, наверное, могут быть только в России. До 1 ноября 1997 года президент не подписал, как публично обещал министр обороны, новую концепцию военной реформы. Более того, стало известно, что этот документ, в пожарном порядке разработанный в Минобороны и Генштабе, был отвергнут Государственной комиссией по военному строительству.
И было непонятно, за какие же «успехи» в реформировании армии Ельцин уже не однажды публично хвалил министра обороны. Сам министр не без гордости заявлял:
— Нам удалось перевести реформу в практическую плоскость.
Широко разрекламированное успешное начало военной реформы на поверку оказалось банальным блефом. Попытка руководства военного ведомства подчинить себе через Генштаб все другие силовые структуры потерпела провал и вызвала жесткое сопротивление с их стороны. Среди генералов и офицеров объединенных штабов РВСН, Военно-космических сил и войск Ракетно-космической обороны шли споры по поводу слишком поспешного их слияния. Проблема финансирования реформы и сокращения армии становилась еще более острой.
Армия хотела знать, что думает об этом Верховный Главнокомандующий. Но он в очередной раз приболел. Генералы терпеливо ждали, когда президент выздоровеет. 19 января 1998 года после двухнедельного отдыха на Валдае Ельцин возвратился в Кремль. В его рабочем графике было запланировано, что после встречи с Черномырдиным, Чубайсом и Немцовым должна состояться встреча с Сергеевым, недавно возвратившимся из Парижа.
Сергееву предстояло доложить об итогах визита во Францию, где он предлагал использовать российские военные самолеты для инспектирования иракской территории, и о ходе реформирования Вооруженных сил.