Особенные. Элька-2 (СИ), стр. 65

— У тебя нет времени. Скоро камеры включатся.

— Думаешь, меня волнуют какие-то камеры?

— Очень многие рискуют сейчас жизнью. Подумай хоть раз о ком-то, кроме себя.

Он отступил, опустил руку. Я уже думала вздохнуть свободнее, а он внезапно кинулся ко мне и поцеловал. Грубо и нежно одновременно. Точно также как раньше. И точно также как раньше мое глупое сердце дало сбой, забыло обо всем, о предательстве, о боли, о том, где я и что пытаюсь совершить. Оно просто было счастливо. Глупое, глупое сердце.

— Все как раньше. Только с тобой, — шепнул он, обжигая дыханием.

— Ты должен идти. Пожалуйста.

Он резко взял меня за подбородок, заставил смотреть в глаза, улыбнулся своей жестокой кривоватой улыбкой, заставляя меня почти ненавидеть его, и коснулся губ.

— Я в глазах твоих утону, можно?

Ведь в глазах твоих утонуть, счастье.

Вот теперь я его ненавижу.

Вик не верил в силу амулета. Говорил, что исчезнуть из здания инквизиции, где не только пол и стены пропитаны мощнейшей магией, но даже потолок, невозможно. Но Егору это удалось. Через несколько секунд вернулся мой сопровождающий.

— Это карта и ключ. Тот, что на посту без сознания. У тебя десять минут.

После этого он вошел в комнату с той стороны и занял место Егора. А я побежала к выходу. К тому моменту как выходила из лифта, камеры на потолке включились. Меня встретил новый инквизитор и проводил к выходу.

Теперь все. Егор свободен. Его место занял другой. Метаморф. Что-то среднее между хранителем и оборотнем. Он как Василий Петрович. И не то, и не другое. Живет заказами, вроде этого. И его услуги стоят очень дорого. Годовой бюджет одной небольшой европейской страны, или даже двух. Но у Егоровых этого добра хватает. Компенсируют деньгами отсутствие хоть какой-то человечности. Правда, не все.

Надеюсь, Егор сумеет доказать свою невиновность. Начнет уже другую, более осмысленную жизнь. Но уже без меня. Нет, любовь никуда не делась. Но и его предательство тоже. Я знаю себя, знаю, что не смогу переступить это.

Глава 37

Сюрпризы в родном семействе

Сразу же после посещения инквизиции, я поехала домой. Это была еще одна часть плана. Прикрыться любимыми людьми. Мне тошно от этого. В который раз из-за Егора я переступаю через себя, но это выбор, с которым нужно жить. И учиться отвечать за него.

— Эля! — взвизгнула мама, открыв мне дверь. — Андрей, иди скорее. Наша дочка приехала.

Папа выбежал из кухни, в переднике. Сияющий от радости, но остановился, не решаясь обнять. У нас так и не получилось до конца, объясниться.

— Что же вы стоите, как не родные? — удивилась мама и подтолкнула нас друг к другу. А нам, кажется, только это и нужно было. Небольшой толчок, и вот мы обнимаемся и плачем, как глупые, сентиментальные отец и дочь. Мама тоже присоединилась к нашему общему приступу эмоций. Одна Женька, выглянула из комнаты и выдала:

— Кончайте сырость разводить. Итак, в прошлом месяце, чуть нового соседа не затопили. Лично я обои клеть и потолки белить не умею.

— Нового соседа? — удивилась я. — Это Красновых что ли квартиру купили? Им же нравилась квартира.

— Ага.

— Хм, странно.

Красновы переехали в этот дом, когда он еще под ключ сдавался. И так им все нравилось. Школа неподалеку, парк, игровая площадка для детей. Да и Женька с их Сашей дружила.

— Жень, а с чего это они переехали?

— Не знаю. Я до Сашки уже неделю дозвониться не могу. Видимо, поменяв место жительства, она и друзей поменяла, — обиженно пробурчала сестрица.

— Так, дети мои, а чего мы тут стоим? На кухне яблочный пирог стынет, — потерла ладоши мама. — А ну быстро руки мыть и за стол. У нас столько новостей.

Ох, как же я скучала по обычной жизни. По маме, папе, по нормальности. По возможности просто так пить чай и есть приготовленный мамой яблочный пирог, говорить о всяких пустяках, смеяться от души над папиными шутками, над нашей кошкой Багирой, которая, при виде меня свалилась со стула.

— И чего она стала тебя так бояться? — изумились родители.

— Понятия не имею, — пожала плечами я и очень серьезно посмотрела на нашу кошку. Интересно, а как мой Крыс теперь будет с ней общий язык находить?

Не успела я об этом подумать, как к нам на стол, прямо с потолка мой Крыс — кот и свалился.

— Какого… э… кхм… пи-пи, то есть мяу — мяу.

Вид папиного падающего тела я никогда не забуду. Мама же так растерялась, что не знала, то ли мужа поднимать, то ли бить говорящего кота полотенцем. Все-таки мама отдала предпочтение папе, а мы помогли ему подняться и отвели в комнату.

С этим странным представлением, устроенным моим пустоголовым хранителем, я успела увидеть странную вещь. Сестрица моя не выглядела такой уж удивленной увиденным. Поэтому я не стала ходить вокруг да около и прямо спросила:

— Жень, ты в порядке?

— Это ты на счет говорящего кота спрашиваешь?

— И насчет его тоже. Ты же понимаешь, что это невозможно. Коты не разговаривают.

— Ага, — хмыкнула Женька. — И домовых не бывает. Но я клянусь, за тобой сейчас стоит бородатый дядька в лаптях и машет рукой.

Я обернулась. И правда стоит. Дядюшка Петр стоит.

— С приездом, Элечка, — шепнул он. — А у нашей Женечки дар открывается.

— Ага, — похлопала глазами я. Это что же получается. Женька тоже искра? Ох, ты еж! — Бабушке надо звонить.

— Зачем? — неожиданно испугалась Женька. А и правда. Зачем? Светится она как человек, пока. Так может и не будет с ней, как со мной? Я не позволю испортить моей сестре жизнь. Никому. А если бабушка узнает.

— А ну-ка пойдем, — проговорила я, схватила ее за руку, по пути захватила и кота переростка, утянула обоих в свою комнату.

— Крыс. Она дядюшку Петра видит.

Кот уже приготовился изображать кота, потом резко обернулся и вперил свои теперь уже глаза блюдца в Женьку.

— Твою мать, Элька. Дар просыпается.

— Да уже поняла. Что делать-то? Бабушке я звонить не буду. И не надейся. Женьку я во все это дерьмо втягивать не дам.

— Да я понял. Только… Эль, мне с Миленой посоветоваться нужно. Что — что, а хранитель ей теперь нужен будет позарез.

— А нельзя как-то остановить?

— Нет. Если плотину проврет, считай все. Дальше только хуже будет.

— Думаешь, она как я?

— Пока не светится.

— Это ведь хорошо. Хорошо, Крыс?

Я повернулась к медленно бледнеющей и даже сереющей сестре.

— Эй, эй. Никаких обмороков мне тут, — кинулась к ней я. — Крыс, дуй к своей Милене и выясняй, пока моя сестрица в дурдоме не оказалась из-за нас.

Крыс кивнул и испарился в излюбленной своей манере. А Женька глаза закатила. Пришлось бежать за водой, нашатырем и валерьянкой. Да. Дела. И что теперь делать? Надеюсь, Милена и правда что-нибудь путное подскажет. Иначе… мало нам всем не покажется.

Крыс вернулся вечером. Хмурый и взъерошенный.

— Ты чего такой?

— Ничего, — буркнул мой хвостатый друг.

— А ты узнал о нашем деле?

В ответ Крыс зарыдал. Я перепугалась. Ужас. Никогда не видела рыдающего кота, да и хранителя, признаюсь, тоже. И было от чего зарыдать. Милена нашему Крысу изменяет. Вообще-то, чисто технически, они не встречаются, но лучше ему я эту маленькую подробность говорить не буду.

— И с кем! С кем!

— А с кем? — поинтересовалась я.

— С Октавием. А я для нее… шкуру поменял. Может… может мне нравилось Крысом быть.

Пришлось мне еще и Крыса отпаивать. И средство потрясающее имеется. Как раз для кота.

Эх, зря я ему валерьянку налила. Пришлось выслушивать во всех подробностях, как Крыс к ней летел на всех парах, как замер перед дверью знакомой травяной лавки, как стучало его крысиное, тьфу, кошачье сердечко. И вот, как в старом анекдоте, открывает он дверь, а там они. Пушистая белоснежная кошка, Милена и такой же пушистый благородный перс Октавий.

— И что ты сделал?

— Ушел я Элька. Она меня обманула, предательница.