Особенные. Элька-2 (СИ), стр. 18

В разгар веселья явился Диреев. Серьезный, и наводящий скуку. Мы в этот момент в водное поло играли, а мячик как раз был у меня в руках, ну я и решила подшутить. Выбила мяч прямо в него. Кто ж знал, что этот гад щит поставит. В общем, отскочил мячик прямо мне в фэйс. Звездочек я не видела, а вот нос слегка пострадал. Кажется, кровь потекла. Блин, весь свой купальник заляпала. Вот дура. Сама виновата. Нашла над кем шутить. Он же каратель.

— Хорошо, хоть не убил, — хмыкнула я, когда Марк мне на нос тряпку со льдом положил. — Не буду с тобой шутить больше, а то в следующий раз сочтешь меня угрозой, и секир башка мне будет.

— Извини, — буркнул он.

— О, а каратели еще и извиняться умеют?

Марк, который в этот момент рядом стоял, аж подскочил.

— Что? Ты каратель?!

Все остальные тут же повернулись к нам. Оборотни с подозрением, люди с недоумением. И вот мне даже не стыдно, что выдала его. И это даже не месть за то, что придется накладывать жуткое бабушкино зелье, которое не только воняет, но еще и жжется страшно. Это справедливое возмездие.

— Каратель? — в ужасе воскликнула Валери. Ее так затрясло, что Грета и Ник бросились к ней. А остальные остались стоять, совершенно не понимая, что произошло. Никто не заметил, но мне показалось, что Валери вот-вот перекинется, на глазах у людей. Это что же могло ее так довести?

— А папа знает? — шипела Грета, пытаясь успокоить сестру. — Каратель, в нашем доме? Это перебор. Я немедленно ему сообщу.

— А кто такой каратель? — догадалась спросить Женька, но никто не обратил внимания. В общем, с моей легкой руки, а точнее от длинного языка, праздник был испорчен.

Мне внезапно стало жаль Диреева. Ничего себе реакция. Его так испугались, словно он самая жуткая тварь на планете. И это его задело. Нет, внешне-то он был все также невозмутим, а вот глаза… я себя гадиной почувствовала. И вот кто за язык тянул?

Он ушел. А я не знала даже, что делать. То ли за ним идти, то ли утешать плачущую Валери. Решила, что у нее утешителей и так достаточно и пошла вслед за парнем.

— Прости меня, — сказала, догнав у лестницы. — Мне очень жаль. Я не думала, что так выйдет.

— Ты просто ответила ударом на удар. Именно так поступают темные, — ответил он и пошел дальше к нашим комнатам.

— Ты прав. И имеешь право злиться на меня.

— Я не злюсь.

— Тогда я буду злиться на себя за нас обоих.

Он не улыбнулся, но немного оттаял.

— Если бы я знала, что в этом мире «каратель» имя ругательное, то никогда бы его не произнесла.

— Оно не ругательное, но многих действительно пугает.

— Почему?

— Ты хочешь лекцию, сейчас?

— А почему нет. Тебе ведь не спится. И мне тоже.

Неожиданно для себя я пригласила Диреева в свою комнату. Мы оба были удивлены моим поступком, и даже не знаю, кто из нас больше. Однако, отказываться он не стал.

— Подожди, я только переоденусь, — проговорила я и скрылась за дверью ванной.

— А где твой хранитель?

— На задании, скоро вернется, — крикнула я из ванной.

Когда вернулась, он сидел на краю моей кровати и разглядывал один из альбомов для рисования.

— Ты замечательно рисуешь.

— Спасибо, — улыбнулась я. Не часто от него похвалы добьешься, а уж такого искреннего восхищения…

— Мне бы хотелось увидеть еще что-нибудь, но в цвете.

— Папа привез несколько моих работ.

Да уж. Я сто раз пожалела, что попросила его привезти картины. Потому что на границе его чуть не арестовали.

Пограничники решили, что папа произведения искусства вывозит. Пока разобрались что к чему, пока папа не доказал, что везет не контрабанду, пока бабушка куда надо не звякнула… в общем, хорошо, что гроза рейс задержала.

— Если хочешь, завтра я покажу. Мне правда хочется самой посмотреть сначала.

— Я думал, художники помнят все свои работы.

— Да, но мысленная память и воплощение иногда различаются.

— Понимаю. У тебя много портретов.

— Я люблю рисовать лица. Но они редко получаются именно такими, как бы мне хотелось.

— Мой портрет кажется очень жизненным.

— Тебе да. А я вижу, что он пустой, безэмоциональный.

— Хочешь сказать, что в жизни я другой?

— Иногда. Но и таким ты тоже бываешь. У тебя мастерски получается прятать эмоции. Я знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться, но уловить тебя настоящего очень трудно.

— Ты не знаешь, какой я настоящий.

— Нет, не знаю. Но мне бы хотелось узнать.

Странный у нас разговор получался. И слишком близко мы сидели, слишком пристально смотрели друг другу в глаза. Поэтому я испугалась немного. Встала, подошла к зеркалу и задала вопрос, который в принципе мне был уже не интересен.

— Кажется, ты обещал мне лекцию. Расскажешь?

Как оказалось каратели — это что-то вроде секты или особого клана. И корни их создания уходят в глубокую древность. Во времена массонства, тамплиеров и инквизиции. В те времена они были кем-то вроде слуг инквизиции. Ищейки, которые гнались за добычей до победного конца. А добычей этой выступали существа. В общем, существо убивало себе подобное. Без жалости и сострадания. Тогда они этих качеств лишались. Приносили в жертву клану. Сейчас же каратели уже не слуги, уже не приносят в жертву свою человечность и не дают святых клятв. В большинстве своем. Но есть кланы, отщепенцы, которые и сейчас верят в те, древние каноны и соблюдают все те правила и ритуалы, что были популярны в древности. В общем, жуть.

— Как я понимаю, Валери испугалась тебя не просто так.

— Нет, — ответил Диреев, и взгляд его заледенел. — Нам приходилось не раз сталкиваться с этими фанатиками. И разбираться с последствиями их действий. В России мы создали очень сильную сеть. Пересекая границы, эти существа попадают под наше наблюдение. В Европе же мало заботятся о таких вещах. Они предпочитают закрывать глаза, открещиваться от дьявола, которого сами же и породили. Это похоже на поведение ребенка. Спрятался под одеяло, и чудовищ вроде бы и нет. Также как и фашизма. Сколько тогда их ушло от наказания? Тысячи, сотни тысяч.

— Причем здесь это?

— А при том, Эля, что фашизм — это та самая крайняя степень бесчеловечности, что так жаждут воспитать в себе и других, последователи тех фанатиков. Фашизм — их изобретение, их продолжение, их детище, если хочешь.

— Мне казалось, что фашисты убивали только людей.

— Наш и их мир слишком тесно переплетены. Проблемы в одном неизменно ведут к проблемам в другом. И на нашей стороне погибло немало. И темных, и светлых, и хранителей, и оборотней, всех. Я не хочу об этом говорить. Потому что это позор нашей истории. Валери и ее семья стали жертвами той политики невмешательства, что проводят многие члены Европейского совета. Они не видят угрозы у себя под носом и не хотят видеть. Надеюсь, что когда они, наконец, осознают, не станет слишком поздно. Для всех. Мир слишком хрупок, чтобы мы могли себе позволить разжигать ненависть.

Признаюсь, меня слова Славы напугали. Он говорил о таких вещах, которые недоступны моему пониманию. Да и не хочу я знать о политике. Мне бы в своей жизни разобраться.

Он ушел, а я все думала о Валери. Она не просто так сиротой оказалась. Ее родителей убили каратели. Я не знаю, за что, почему и как. Но знаю, что и ее тоже они хотели убить. Чем им помешал ребенок, не представляю. Только чудо спасло тогда малышку. Незапланированное перерождение. Она была обычным ребенком, а под действием стресса, превратилась в волчонка и сумела сбежать почти без повреждений. Внешних. То что творилось, и творится у нее внутри, не знает никто. И мне ее очень жаль.

Глава 11

День рождения или как не захлебнуться во всеобщем внимании

Разбудил меня внезапно возвратившийся Крыс. Очень недовольный и отчего-то мокрый.

— Ты чего такой?

— Да под грозу попал. Элька, платок подай.

Подала. Крыс шмыгнул в ванную. Уж и не знаю, что он там делал, но вернулся сухой и чистый.