Особенные. Элька (СИ), стр. 41

— По ауре? Но у тебя ее нет.

— Есть. Просто ты еще не выбрала сторону, поэтому не можешь видеть. Она есть. У самого сильного приближается к белой, светит так ярко, что слепит глаза. Слабый отливает фиолетовым, хранители и всякая нечисть — черным. Их силы ничтожны. Моя аура приближена к ним. Понимаешь?

— Мне очень жаль.

— Мне не нужна твоя жалость, — неожиданно вскипел Егор, — Меньше всего мне нужна твоя жалость.

— Это не жалость. Это сочувствие, сопереживание, если хочешь.

— Ты лжешь.

— Как я могу? Для меня ты самый сильный, самый смелый, самый хороший.

— Я не хороший, Эля. Неужели ты не видишь? Неужели ты настолько слепа?

— Ты хочешь, чтобы я считала тебя плохим. Также как хотел быть невидимкой. Это защита. Это твои страхи, но не то, кто ты есть.

— В нашем мире я никто. В нашем мире я бесполезен.

— А для меня ты все. Разве этого не достаточно? Не сила определяет, кто ты есть, а ты сам. Хочешь быть сильным, стань им.

— И не важно, какими средствами?

— Если это то, что тебе действительно нужно, то не важно. Ведь спортсмены годами изнуряют себя тренировками, диетами, тратят время и силы только для того, чтобы стать первыми. Они отказывают себе во многом, если не во всем. И для них всех цель оправдывает средства. Медаль оправдывает все.

Я замолчала, переводя дыхание. Никогда не думала, что смогу так говорить, но я и не чувствовала никогда так сильно. Наверное, любовь действительно меняет нас. Только сильнее делает или слабее, я еще не поняла.

— И какое же преступление ты совершила? — спросил Егор. Увидел, что я снова начала хандрить. И как он все подмечает?

— Нет, не скажу, ты разочаруешься.

— Никогда. В тебе никогда.

— Обещаешь?

— Скорее ты разочаруешься во мне, чем я.

— Никогда, — уверенно проговорила я. Как можно в нем разочароваться? Он же такой замечательный.

— Я украла очки в торговом центре.

— Это были дорогие очки? — серьезно спросил Егор.

— Не очень, — неуверенно призналась я.

— И тебя не поймали?

— Нет.

— И ты их так и не вернула?

— Вернула.

— Готов поспорить, что на следующий же день.

— И тебе не придется даже пить растительное масло.

— Вот видишь, я тебя знаю.

— Похоже на то, — согласилась я.

Егор мне много чего еще рассказал, а я ему. О наших страхах, о желаниях, мечтах. Настоящий откровенный разговор. Наверное, именно такими должны быть отношения. Хотелось бы, чтобы они были именно такими.

— Что ты думаешь на счет нового препода?

— Он из инквизиции.

— Это ты из своего пребывания в приемной понял?

— Да.

— А меня почему за дверь вытолкал?

— Лучше пусть о тебе не знают.

— Разве они не за добро?

— Здесь дело не в добре или зле. Они за закон, который все должны соблюдать. Не важно, на какой ты стороне.

— И что он делает в школе?

— Одно из двух, или ищет тебя или кого-то другого.

— Матвея? Ты сказал, он инкуб. Он энергией вроде питается.

— Да. В чем-то они схожи с вампирами. Только те кровь сосут, а эти энергию. Но… и вампиры, и инкубы, и тем более маги не имеют права убивать людей.

— Совсем?

— Таков закон. Даже для того, чтобы превратить человека в вампира, нужна лицензия. И сам мессир должен быть достаточно взрослым, чтобы получить лицензию. Не менее ста лет.

— И что? Никто из них этот закон не нарушает?

— Находятся безумцы. Если вампир инициирует кого-то без лицензии, умирает и мессир, и ученик.

— А если убивает?

— Здесь по обстоятельствам. Новичку до пятидесяти лет прощают срывы.

— А что с инкубами?

— Та же история. Только в отличие от вампиров, они такими рождаются. Но срывы прощаются также до совершеннолетия.

— То есть до восемнадцати? — обрадовалась я, прекрасно зная, что Матвею уже есть восемнадцать. Но меня обломали.

— Совершеннолетие в нашем мире наступает по окончании учебы в вузе.

— Значит, он может творить что хочет, безнаказанно?

— Не совсем так. Пока его не поймают за руку.

— Но это невозможно, чтобы взрослые вампиры или инкубы не знали, что творится в школе. Клуб на Морозовской. Именно туда они заманивают подростков.

— Эля — это недоказуемо. К тому же, после истории с Кирой, Михаил даже чихнуть не может так, чтобы об этом не узнали в особом отделе. Его место в Совете уже висит на волоске.

— В Совете?

— Да. Его возглавляют представители шести кланов. Светлые, темные, демоны, хранители, вампиры и оборотни.

— Но есть еще инкубы, боже, это звучит как настоящее безумие.

— Ты привыкнешь, — улыбнулся Егор, — Инкубы потеряли свое место в связи с вопиющим нарушением закона, очень давно. Тысячелетия назад. Сейчас их расу представляют вампиры.

— Представляю, как их это бесит.

— Не знаю. Я не вникал.

— А что с Катей? Она вроде на оборотня похожа.

— Так и есть. Клан лунных кошек.

— Хорошо, с этим разобрались, но почему вы учитесь в обычной школе? Неужели у вас нет своих, особых школ, для таких, как вы?

— Как мы, — поправил Егор.

— Да, как мы.

— Это тоже часть закона. Мы обязаны учиться среди людей, чтобы понять их сущность и их природу, понять, насколько хрупка и недолговечна жизнь человека.

— Но границы вы не переступаете?

— Редко. Как я уже говорил, это табу. Но запреты на то и нужны, чтобы их нарушать. Ты, одно из этих доказательств.

— Как это?

— Я почитал кое-что о тебе. Об искрах. Искра твоего уровня не может родиться через поколение. Это прямой контакт, Эля.

— Тогда понятно, почему от меня отказались. Я живое доказательство нарушения запрета.

Я расстроилась, и Егор сразу же это понял. Притянул меня к себе и крепко обнял.

— Они очень много потеряли. Ты — настоящее сокровище. Самый ценный приз.

— Это звучит как-то.

— Для других ты приз, для меня… я тебя люблю. Не помню, говорил или нет?

— Говорил. В стихах.

— Тогда скажу еще раз.

Я хочу быть с тобой долго.
Очень долго…
Всю жизнь, понимаешь?
Я ответа боюсь, знаешь…
Ты ответь мне, но только молча,
Ты глазами ответь, любишь?…

И я ответила.

Глава 25

Загадочное прошлое хранителя

Домой я пришла без четверти одиннадцать. Все боялась опоздать, иначе накажут. Родители в этом вопросе очень строгие. Но милый дом встретил тишиной и пустотой. Я сняла сапоги, повесила куртку, недоумевая, куда подевалось мое семейство, даже кошка не вышла, как обычно встречать. И тут в абсолютной тишине послышалось:

— Бу!

Я так и подскочила. Чуть сердце не выплюнула от страха.

— Крыс, мать твою, напугал, дурак.

А этот паршивец хвостатый виноватым себя совсем не чувствовал. Спокойно сидел на тумбочке и намывал усы. Нет, я когда-нибудь его точно в клетку посажу.

— И где ты шлялась?

— Где шлялась, там уже нету. Мал ты еще такие вопросы задавать, — буркнула я и попыталась схватить хвостатого за ус. Не дал, увернулся.

— Но, но. Руки прочь. Пошли лучше чай пить с ватрушками.

— Мама напекла?

— Даааа, — расплылся в улыбке крыс, — Твоя мама золото. Только из-за ее кулинарных талантов я тебя терплю.

— Учту, на будущее.

На кухне крыс оказался не один. Дядюшка Петр составлял ему компанию.

— Добрый вечер.

— И тебе не хворать, Элечка, — доброжелательно поздоровался домовой и налил мне кружку ромашкового чая. Гринфилд. Хороший чай, но не бабушкин. Этот обычный, а тот волшебный, из настоящей, собранной и высушенной своими руками ромашки. Точнее бабушкиными руками. А они у нее золотые. Все, за что она берется, выходит именно так, как надо. Я скучаю по ней.

— Так куда родители подевались?

— Там, на холодильнике записочка висит, — просветил домовой.