Страшный советник. Путешествие в страну слонов, йогов и Камасутры (сборник), стр. 17

Новая семья

Мой отец, Исмаил, занимался торговлей – продавал ткани в нашей деревне. Он проводил каждый день в своей лавке, отпуская товар, но я частенько примечал, что ему не очень-то сиделось на месте – иногда он явно нервничал, как будто мучимый каким-то тайным страстным желанием, был чем-то озабочен и рассеян. По временам он исчезал куда-то на много дней и возвращался, обычно везя с собой много тканей и другого добра. Я по-прежнему был зеницей ока Исмаила и его жены, Мириам, которая, не имея своего ребенка, очень любила и баловала меня. К сожалению, во время очередного исчезновения Исмаила она заболела болотной лихорадкой и умерла.

Так шли годы. Я все чаще задумывался о том, чем же все-таки занимается мой отец. К нему опять по ночам приходили какие-то люди, никак не похожие на торговцев, и вели с ним долгие разговоры. Когда эти люди собрались у нас в очередной раз, я решил подслушать, о чем же они все-таки говорят, и спрятался за ширмой, стоявшей в дальнем углу той комнаты, где они беседовали. Гости и отец говорили все время на каком-то совершенно непонятном мне наречии, но в конце концов один из них, пожилой человек с окладистой бородой, обратился к Исмаилу на нашем родном хиндустани.

– Что ты собираешься делать с Амиром? Он уже вырос, и если ему суждено быть среди нас, то его пора начинать учить нашему ремеслу. Он должен стать нашим, иначе его пребывание здесь может поставить всех нас под угрозу.

– Не бойтесь его. Он очень любит меня, и, кроме того, для него я единственное родное существо на этом свете, – сказал Исмаил и вновь перешел на неизвестный мне язык.

– Это не имеет значения, – сказал другой человек, которого звали Хуссейн. Я очень хорошо знал его – он работал у моего отца и помогал ему продавать ткани в соседних деревнях. – Он смышленый парень и рано или поздно догадается обо всем сам. Лучше не дожидаться этого. Кроме того, он уже достаточно взрослый и может очень пригодиться в нашем деле. Помяни мое слово – чем раньше он попробует священного гура, тем больше ему будет хотеться вкусить его снова и снова.

– Может быть, ты и прав, – сказал Исмаил. – Он храбр и крепок не по годам, но в душе он все еще мягкий и нежный ребенок. Я даже не знаю, как ему рассказать обо всем. Боюсь, что он может испугаться.

– Ерунда! – сказал кто-то. – Такие нежные мальчики как раз самые лучшие, ими легче управлять и проще привлечь на свою сторону. На них можно положиться с большей долей уверенности, чем на чересчур бойких и шустрых. Расскажи ему все как есть, ничего не скрывая. Расскажи о славе, которая ждет его на нашем поприще, о вечном блаженстве, которое уготовано нам в раю. Он будет наш, я уверен.

– И чем скорее, тем лучше, – добавил Хуссейн и засмеялся. – Я очень люблю смотреть, как новички впервые пробуют себя в нашем деле: у них всегда такой невинный вид, а тут кто-то вдруг сует им в руки шейный платок и объясняет, что надо сделать…

– Тише! – оборвал его пожилой гость. – Вдруг Амир услышит тебя? Твои слова могут ему не понравиться, и он, чего доброго, пустится в бега.

– Не волнуйся, этого не будет, – сказал Исмаил и предложил собравшимся: – Не пора ли спать? Уже поздно, а завтра у нас дальняя дорога.

Когда они ушли, я тайком пробрался в свою комнату. Мое любопытство было возбуждено самым решительным образом. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, лихорадочно размышляя об услышанном, и терялся в догадках: о каком ремесле говорили они, кто все же мой отец и что предстоит мне узнать от него?

Великое братство

Я так и не решился тогда сразу же поговорить с отцом. Меня сдерживало опасение услышать от него нечто очень странное и, возможно, страшное. Не то чтобы я был трусом – вовсе нет; от природы я храбр, однако начать самому этот разговор было выше моих сил. Может быть, подумал я, мне удастся самому догадаться о высоком предназначении, которое уготовили мне отец и его друзья? Недаром же они говорили о славе и вечном блаженстве, которые ждут меня. Мне надо было с кем-то посоветоваться, не раскрывая, что я подслушал разговор отца и его приятелей. Единственным человеком, который мог помочь мне, решил я, был старый мулла из нашей деревни. Я любил ходить к нему, поскольку он казался мне самым образованным и сведущим человеком из всех тех, кого я знал. Мулла ведал назубок Коран и охотно зачитывал и толковал отдельные главы этой священной книги. Он рассказывал мне также о райском блаженстве, о тысячах прелестных гурий, ожидавших в раю всякого правоверного, об их чудных глазах, подобных сапфирам, о дворцах, сделанных из золота и драгоценных каменьев, о бесконечной, вечной молодости. Я был уверен, что заслужу все это: я частенько повторял своему отцу, Исмаилу, все то, о чем рассказывал мне мулла, и тот, так же как и я, выражал свой восторг и восхищение. Он сожалел только, что в силу свой неграмотности никогда не читал Корана, и говорил, что завидует моей дружбе с муллой. Хуссейн, однако, как-то раз послушав меня, обозвал муллу старым дураком и посоветовал мне поменьше внимать разглагольствованиям, дав понять, что я вправе ожидать действительно достойной награды, если выберу правильный путь. Какой путь – он мне не сказал.

Итак, я отправился к мулле. Азизулла – а именно так его звали – как всегда сердечно принял меня. После того, как я в очередной раз выслушал его подробные наставления о том, как положено правоверному творить молитву, предварив ее омовением и сопровождая правильными телодвижениями и жестами, и помолившись вместе с ним, я попросил его открыть Коран и вновь прочитать мне некоторые мои любимые суры. Старик нацепил на нос очки и, мерно раскачиваясь, зачитал мне несколько глав, давая по ходу чтения необходимые толкования о правильном образе жизни и поведения истинного мусульманина. Все это я уже неоднократно слышал, и, когда он закрыл Коран, попросил его честно сказать мне, есть ли в этой священной книге, дающей ответы на все вопросы правоверного, нечто такое, о чем он мне еще не рассказывал.

– Нет, нет, сын мой, – сказал он. – Я ничего не скрыл от тебя. Правда, должен признаться, что мое познание этой книги далеко не полное. Я могу читать ее, но мне не дано толковать все ее положения, и многое в ней остается для меня покрытым мраком неизвестности. Вот мой учитель – тот проникал в самую суть каждой фразы, нет, каждой буквы, находя в них смысл, до которого никогда не дойти обыкновенному человеку или простому мулле, вроде меня. Увы, Аллах призвал его к себе, и он унес с собой тайну познания слова Божия. Теперь он, в отличие от нас, грешных, блаженствует в раю, о котором я тебе столько рассказывал. Все, что я могу сделать, это вновь и вновь зачитывать тебе самые важные главы Корана, пока ты не запомнишь их наизусть.

– Спасибо тебе за твою доброту ко мне. Я всего лишь хотел спросить, нет ли еще чего-нибудь такого сокровенного, о чем бы я мог узнать, – поблагодарил я муллу. – Скажи мне, какой путь мне выбрать, кем же мне стать, чтобы исполнить все твои мудрые наставления и заслужить себе рай?

– Стань муллой! – воскликнул Азизулла. – Тебе, правда, придется долго и упорно учиться, но в конце концов ты овладеешь божественным словом и в полной мере познаешь волю благословенного нашего пророка Мохаммеда – да пребудет его душа в мире! – которого избрал Аллах среди миллионов людей! Поверь мне, нет дела более угодного Богу, чем служение ему! Я берусь научить тебя читать на арабском языке, на котором написан Коран, а потом твой отец, который, уверен, думает о твоем будущем так же, как и я, пошлет тебя в Дели совершенствовать твои познания в духовном училище – медресе.

– Я обязательно подумаю об этом, – пообещал я, однако, честно сказать, стать муллой мне вовсе не хотелось. Я не мог не заметить, что Азизулла сам-то был крайне беден и существовал лишь за счет скупых подаяний тех, кто ходил к нему в мечеть. Кроме того, ни мой отец, ни Хуссейн, никто из их товарищей муллами не были. Значит, все-таки есть еще что-то такое, о чем не дано знать мулле.