И телом, и душой (СИ), стр. 98

И она успокоилась, замерла, застыла. Поверила.

Но хорошо так и не стало. Ни тогда, ни через пять лет, ни через девять. Хорошо так и не стало. Все лишь бежало по одной окружности, бессмысленно, нелепо, монотонно, продвигаясь не к центру, но к точке невозврата. Невозврата в то прошлое, где он еще мог ей пообещать и выполнить обещание, и где она — еще любила и могла ему все простить.

Ушло. Забылось. Растворилось, будто не было ничего. Не было его. Не было ее. Ничего больше не было.

Осталась только та самая окружность, которую нужно было разорвать в клочья, но ни у одного из них так и не хватило силы сделать это до того, когда все еще можно было изменить.

18 глава

Только будь, пожалуйста, сильнее всякой лжи,

Только будь, пожалуйста, сильнее всякой боли,

В жизни всякие, поверь, есть рубежи,

Только будь… такой как есть — сама собою.

Владимир Шляпошников

Деревня, в которую направлялась Лена, была небольшой и, хотя находилась на окраине, почти на отшибе около мелководной речушки, была довольно-таки цельным населенным пунктом. По крайней мере, так считали местные жители, которых насчитывалось, по самым лестным подсчетам, не более полутысячи человек. В таких деревнях обычно все друг друга знали, находясь в близком или дальнем родстве, а потому скрыть факт пребывания в поселке новичка не удалось бы и при желании. Это было делом получаса, не более, и новость о том, что в деревне появилась чужачка, облетит всю округу в считанные минуты.

Татьяна предупредила об этом девушку еще в поезде, когда они, миновав лесную полосу, усеянную багряно-желтой завесой листвы, поравнялись с вагонами, стоящими на путях депо, и медленно под гулкое рычание и стук колес подползли к бледно-серому зданию вокзала.

Выглянув в окно, Лена глубоко вздохнула, втягивая в себя воздух и ощущая, как сжимает грудь.

Что ее здесь ждет? Чужая, немноголюдная деревенька, затерявшаяся на карте России. Здесь она навсегда останется чужой. Правильно ли она поступила, решив уехать? Может быть, стоит бросить все, вернуться?…

— Ты моя! И моей останешься!..

— Уйди от него. Он не достоин тебя! Я все для тебя сделаю, только останься со мной!..

— Он никогда тебя не любил…

— Я тебя никуда не отпускаю! Не отпускаю, я сказал!..

Вздрогнув от пронзивших ее, будто электрическим зарядом, воспоминаний, Лена решительно поднялась со своего места и вслед за своей новой знакомой двинулась к выходу из вагона. Она сделает это. Выиграет. Выживет. Справится. И никто, никогда не сможет заставить ее, принудить… Никогда!..

Деревенька встречала ее незнакомой толпой спешащих куда-то людей и мрачной надвигающейся тьмой.

Сойдя с поезда на холодный и мрачный перрон, приветствовавшей ее туманной дымкой, погрузившей худенькую фигуру в свою влагу и серость, Лена, передернув плечами, огляделась по сторонам.

Куда теперь идти? Незнакомые люди, лица, станция, город…

Сглотнув, девушка передернула плечами, словно сбрасывая с себя оцепенение и скованность.

— Эй, Лена, — услышала она позади себя знакомый голос Татьяны и обернулась. Та спешила к ней, сжимая в руках большую сумку, доверху заваленную яблоками. — Ты хоть знаешь, куда идти-то?

Знает ли она? Лена отрицательно покачала головой. Если бы она знала. Но все сейчас представлялось ей мрачным и монотонным, а перед взором — горящие глаза хищника на смуглом лице, спешащего к ней.

Ее жизнь так изменилась, перечеркнув прошлое, которого у нее когда-то было. Все, все пропало, кануло в Лету, растворилось, ушло. Вся былая жизнь. Девять лет, или даже больше растворились в зияющей мгле.

А впереди — неизвестность, пустота, одиночество, неопределенность. Без него. Без него!..

— Боюсь, что я не знаю, куда мне идти, — проговорила Лена, наклонив голову набок.

— Так я и знала, — покачала женщина головой, тяжело вздохнув. — Вот что мне с тобой делать? — развела она руками, оглядывая девушку с ног до головы. — Эх, ладно. Пошли, хоть на автобус тебя посажу.

Смиренно кивнув, Лена поспешила за своей новой знакомой с улыбкой на губах. И все-таки ей повезло.

На остановке они стояли не долго, автобус, ожидавший пассажиров поезда, распахнул перед ними свои двери, и толпа прибывших, сметая все на своем пути, рванула в салон, занимая свободные места и держась за поручни, чтобы не упасть. Лена заняла место в задней части транспорта и, сжимая дрожащими руками ручку своей дорожной сумки, слушала, как отчаянно стучит ее сердце, отдаваясь в висках острой болью.

— Ты держись, держись, — кивнула ей Татьяна, когда девушка, пропуская пассажиров, отошла в сторону. — А то свалишься еще. Дороги у нас почти нет, одни ямы да кочки. А сейчас осень, так вообще бездорожье…

Лена хотела что-то сказать, но внезапно навалившиеся на нее люди, загородили Татьяну от ее взгляда.

Тряслись они так около сорока минут. Лена не считала, да и не могла считать, но ей казалось, что время тянулось, как нуга, медленно и вязко, оседая на ее плечах свинцовой тяжестью.

— Вот, — сказала Татьяна, едва они вышли из автобуса. — Пойдешь по этому адресу, — она протянула Лене белый скомканный листок. — Там, правда, можешь не найти, но, думаю, должна разобраться, — бросила на Лену колкий взгляд. — Ну, если что, спросишь, тебе там укажут. Я бы тебе сама показала, но в другой стороне живу, а тащиться туда с сумкой, сама понимаешь… Так вот, пойдешь по этому адресу, увидишь большое здание, магазин. Там он у нас один продуктовый, так что увидеть должна. Зайдешь, спросишь Николая Ивановича, он хоть мужик строгий и грубоватый немного, но справедливый, — бросив на Лену, сцепившую руки и взволнованно смотревшую на нее, короткий взгляд, Татьяна добавила: — Возьмет он тебя. Главное, чтобы санкнижка была.

— У меня есть, — охотно повторила Лена и улыбнулась.

— Ну, это хорошо. Покажешь ему, думаю, что он тебя в два счета определит. Только ты это… не сбегай никуда, — с подозрением сощурившись, заявила женщина. — Если не справишься, лучше сразу ему скажи. А то он у нас мужик вспыльчивый, орать как начнет, так и рот хоть не открывай. Ну, — посмотрела она на нее. — Поняла? Найдешь?

— Я попробую, — улыбаясь, проговорила Лена, взяв листок в руки и глядя на плясавшие перед нею буквы.

Татьяна что-то пробормотала себе под нос, но девушка слов не разобрала.

— Ну, а с жильем уж сама как-нибудь, — развела руками она. — И так я с тобой завозилась, — ворчливо отозвалась женщина. — У Иваныча спроси, он, может, что и подыщет тебе. Ладно, Лена, пойду я, и, надеюсь, еще увидимся, — и, подхватив сумку, неспешно тронулась в противоположную сторону.

Лена еще некоторое время смотрела ей вслед, а потом и сама двинулась в нужном направлении.

Минут через пятнадцать пути девушка почувствовала, что стал накрапывать мелкий, противный дождь, заползая холодом в воротничок ее пальто, но Лена, удерживая в руках дорожную сумку, которая сильно натирала ладони, стиснув зубы, шла вперед. Уговаривала сердце не стучать так громко, сильно, не дрожать ладони, терпеть, терпеть. Она справится. И назад не вернется… Не туда, где ее ждала новая боль и обида.

Нет, нет, она не будет об этом думать. Не станет вновь и вновь мыслями возвращаться в тот день и час, когда все рухнуло окончательно, когда ее любовь убила в ней себя, собственноручно занеся кинжал и делая решающий удар прямо в сердце. Когда она, истекая болью и предательством, еще просила, молила о пощаде, хотела, ждала, верила… во что-то. Но как всегда, ошибалась. Предатель превратился в хищника, жаждавшего крови и плоти. Убивая в ней надежду, веру, мечту, любовь… Все живое в ней убивая.

Нет! Сильно зажмурившись, Лена остановилась и тяжело задышала. Она не будет об этом думать! Нет.

Больно, очень больно. Четыре дня ничего не изменили, и поиски оправданий тоже закончились ничем.