Моя шоколадная беби, стр. 61

Ну нет, пожалуй, его он считать своим другом не будет!

– Артем Робертович действительно давно взял на прицел своего папочку с его процветающим бизнесом, деньгами, роскошной квартирой и даже домом в деревне. Но объявляться сынок не спешил, он понимал, что Роберт Иванович вряд ли ему обрадуется, вряд ли кинется покрывать его криминальные подвиги и помогать материально. Поэтому приемный сын Пригожина наблюдал и выжидал. Первой его победой был отъезд младшего брата в Америку на постоянное место жительства. Мартин женился там на миллионерше, ни в чем не нуждался и ни на что не претендовал – все имущество Роберта для него просто мелочь. Вторая награда его терпению – гибель матери под колесами автомобиля. Когда отец остался один, Артем воспрял духом. Он пристроил к нему домработницей свою любовницу. Та и сообщила ему, что Роберт Иванович тяжело и, скорее всего, смертельно болен. Никакого криминала – оставалось только ждать.

– И как же он собирался объявить себя наследником? У него другое имя, криминальное прошлое, побег из тюрьмы? – спросила Катерина Ивановна.

– Видите ли, Катерина Ивановна, Артем Робертович очень странный, непоследовательный и не очень образованный человек. Он считал, что с папиными деньгами, стабильным бизнесом и новым социальным положением ему ничего не грозит. Он собирался доказать, что он сын Пригожина, предъявив свои отпечатки пальцев, которые, естественно, хранились в базах правоохранительных органов. Удивительно, что в свои последующие отсидки он не попался на этих отпечатках, и никто не заметил, что Алексей Викторович Антонов и умерший в тюремной больнице Пригожин – одно и то же лицо. В общем, ему оставалось только ждать, но отец не только не умирал, но вдруг собрался жениться. Я допросил эту Травкину, ее тоже ждет суд, именно она сообщила любовничку, что Роберт Иванович завел себе пассию и готовится к свадьбе. Это был крах всех планов Пригожина-младшего. Он подговаривает Травкину раздобыть ему дорогой красный наряд. Сначала он планирует вырядить в него Аллу, но та наотрез отказывается стрелять в хозяина. Помогать, пожалуйста, а стрелять, никогда! Времени нет, и Пригожин-младший решает сам прикинуться Катериной Ивановной. Он покупает коробку театрального грима, и, переодевшись и вымазав открытые участки тела темно-коричневой краской, рано утром приходит к отцу. Пропуск у него не спрашивают по понятным причинам. Ключ от квартиры ему дает Травкина. Роберт Иванович принимал ванну. Он услышал шаги, решил, что это Катерина Ивановна и крикнул: «Катенька, заходи!» Зашла «Катенька» и выстрелила ему прямо в лоб. За секунду до смерти Роберт Иванович понял, кто в него стреляет, и крикнул: «Будь проклят ты, гад! Все равно тебе ничего не достанется!» Дело в том, что Роберт за три дна до смерти написал то самое завещание, и вовсе не потому, как вы, Матвей, утверждали, что Артем раскрылся отцу, а потому, что боялся, что болезнь подкосит его раньше, чем он успеет жениться. Врачи отвели ему очень мало времени, и он чувствовал себя очень виноватым перед Катериной Ивановной за этот бурный роман.

Выстрелив в отца, Артем бросил оружие в ванной, зачем – он сам не может сказать. Просто наслушался в новостях, что профессионалы всегда бросают оружие на месте преступления. Стрелял он в перчатке, которую взял на полке в прихожей. Потом перчатку снял, положил на место, закрыл дверь на ключ, вышел на лестницу и в закутке за мусоропроводом нашел оставленный для него Травкиной пакет с замызганной рабочей одеждой. Там он переоделся, положил красные вещи в пакет и выбросил в мусоропровод, а сам в рабочей робе, кепке с длинным козырьком вышел из дома. Он даже не стер с себя темный грим и не переодел женские туфли, длинные штанины почти скрывали красную обувь сорокового размера, которую с трудом нашла ему Травкина. Кто приглядывается к рабочим? Во дворе давно строится роскошная детская площадка, и никто не обратил внимания на рабочего, который потолкался около этой площадки, а потом покинул территорию дома, легко перемахнув через забор. Ну вот, в общем и все. То, что он пытался убить на поминках Мартина и Катерину Ивановну, только подтверждает, что он не очень умный и последовательный человек. Он действительно по сережкам, которые были на Катерине Ивановне, догадался, что семейные драгоценности найдены. Наверное, и Мартин догадался, но не подал виду.

– Зачем он стрелял в меня в моем доме в Волынчиково? – хмуро спросил Сытов.

– Он не в тебя стрелял. Матушкин правильно сказал, он выстрелил в то, что зашевелилось. А приехал он туда затем, чтобы убедиться, что именно там найдены драгоценности. Он увидел перерытую землю, сломанные лопаты, сдвинутую бочку, он пришел в отчаяние от того, что сам не догадался перерыть все вокруг дома. Ну, а про Бурабона вы знаете лучше меня. Старое дело наконец-то закрыто.

– Ну и ладненько! – Матушкин хлопнул себя по коленкам и встал. Они с Катериной Ивановной опять захихикали и, прижавшись друг к другу, бочком выскользнули за дверь, даже не поблагодарив его, Марта, за совершенно необязательное посвящение их во все детали этого дела.

– Вот тебе, батенька, и Бурабон! – вздохнул Сытов и тоже засобирался.

– Сытов, Сытов! – Март вдруг испугался, что и Сытов вот так же уйдет – без благодарности, не попрощавшись, и он останется совсем один, потащится на свою остановку и будет ждать там в толпе свой троллейбус. – Сытов, а давай снова забабахаем «праздник детства»! Я приглашаю. Мне, представляешь, премию дали за раскрытие архивного дела Бурабона. У меня денег в кошельке, счас... две тысячи двести двадцать восемь рублей! Поехали, а?!

– Поехали, – кивнул Сытов. – Только, чур, забойное место выбираю я.

– Ладно, – обрадовался Март. – Только, чур, без «Секса на пляже»! Я от него косею и выдаю все служебные тайны.

Эпилог

Прошло восемь месяцев.

«Padam... padam... padam...

Напев Эдит Пиаф.

Padam... padam... padam...

Кто весел, тот и прав».

незаменимый Марат Шериф

Катерина сидела на кухне и рассматривала за окном небо. Облаков было – раз, два, три, четыре, пять. Вчера в это время было всего три.

«Будем считать это утро пасмурным», – подумала она и улыбнулась.

Есть совсем не хотелось, потому что тошнило. Или нет, тошнило от того, что очень хотелось есть. Проблему эту было невозможно решить. Есть или не есть? Она потянулась за сигаретой.

– Тебе нельзя, – из-за спины вдруг возник Мат-Мат и сильно шлепнул ее по руке.

– Немножко можно, – возразила она. – Чуть-чуть никотина просто необходимо любому организму.

– Взрослому организму, – поднял палец вверх Мат-Мат. – А у тебя внутри еще один организмик – ма-аленький такой организмешник, и ему этот никотин на фиг не нужен, он ему только навредит!

– Не навредит! – заныла Катя.

– Навредит.

– Не навредит!

– Навредит.

– Если бы я знала, что ты станешь таким занудой, я никогда не вышла бы за тебя замуж.

Зануда был чисто выбрит, от него пахло парфюмом, и он был привычно закутан в шелковый синий халатик.

– Ну хоть ты покури, а я понюхаю! – взмолилась Катя.

– Нет! – Мат-Мат топнул босой ногой, открыл крышку кастрюли и с наслаждением понюхал дымок. – Тебе нужно поесть. Я с утра сварил отличный супец!

– Меня тошнит. Меня все время тошнит.

– Тебя тошнит, а пацана не тошнит. Он есть просит. Слышишь, он пищит: «Ма-ма! Су-па! Су-па!»

– Он пищит: «Ку-рить! Ку-рить!» – Катерина тоже топнула ногой.

– Слушай, так может, ему героинчику сразу?..

– При чем тут героинчик? – опешила Катерина. – И вообще, никто еще не сказал, что это пацан.

– Ну, никто еще и не сказал, что это девка. Так, ваше величество, как вас там, – Мат-Мат отцепил с холодильника примагниченную бумажку и прочитал: – Марримба Катерина Ивановна Ункулункулу Мбондо, чего вам наковырять из супчика?