Ребенок на заказ, или Признания акушерки, стр. 66

Все время, пока мама говорила, Анна и Хейли смотрели на меня, как будто пытаясь решить, брать меня к себе или нет. Наконец, я не выдержала.

– Прекратите, пожалуйста, пялиться на меня, – сказала я.

Мама подвинулась еще ближе ко мне. Анна и Хейли только засмеялись.

– Мы не можем удержаться, – ответила Анна.

– Хотела бы я иметь такие волосы, – поддержала Хейли.

Я подумала, могу ли я ей в этом помочь. Может быть, отрезать волосы и заказать из них парик для нее?

Пока я размышляла об этом, в дверях неожиданно показались Эмерсон и Дженни.

– Тук-тук, – сказала Эмерсон. – Мы хотели узнать, как идут дела у Тары и Грейс.

Анна поднялась со стула, словно кто-то толкнул ее палкой. Хейли села в постели и выпрямилась.

– О, господи, – выдохнула она.

И все перевернулось с ног на голову.

Ноэль

Уилмингтон, Северная Каролина 1994

Ей приходилось принимать трудные роды. А иногда, когда она ожидала, что все должно пройти без осложнений, ей приходилось так тяжело, что она опасалась за исход. Но рождение Грейс осталось у нее в памяти как самое устрашающее событие в ее профессиональной деятельности.

В тот день Тара позвонила ей рано утром и сказала, что у нее начались схватки. Поэтому Ноэль не выпила свой обычный коктейль из обезболивающих средств. Вместо этого она положила щепотку куркумы между щекой и десной и заварила в термосе клеверный чай, не надеясь, что эти средства принесут ей облегчение. Травы помогали при родах, но они не оказывали никакого действия на ее боль в спине. Эта боль была теперь хуже, чем когда-либо. Единственное, что ей помогало, это обезболивающие лекарства, и она благословляла создателей перкосета и валиума.

С каждым часом родовых мук Тары боль у Ноэль усиливалась, так что ей приходилось скрывать слезы, чтобы Тара и Сэм не беспокоились о ней, когда им было необходимо сосредоточиться на себе. Ее сознание металось между исполнением обязанностей и таблетками в сумке. Только одну таблетку перкосета, думала она снова и снова. Только чтобы чуть-чуть облегчить боль. Но она переборола это искушение и продолжала трудиться.

Около четырех позвонила Эмерсон и сказала, что у нее отошли воды и соседка везет ее в роддом. Тед был в Калифорнии на съезде риелторов, и она осталась одна. Она плакала в телефон, и Ноэль разрывалась надвое.

– Тед едет в аэропорт, – сказала Эмерсон. – Он вылетит первым же рейсом, но у него пересадка в Чикаго. Он еще не скоро сюда доберется.

– Ты в прекрасных руках, милочка, – заверила ее Ноэль. Без Теда и двух своих подруг рядом Эмерсон будет тяжело эмоционально, но в медицинском отношении о ней хорошо позаботятся, а только это и имело сейчас значение. Все у нее должно было пройти отлично. После двух выкидышей у Эмерсон обязательно должна родиться здоровая девочка.

Ноэль поддерживала с Эмерсон связь по телефону и подбадривала ее. Как только Тара родит и она убедится, что мать и ребенок в порядке, она поговорит с Тарой и Сэмом о том, чтобы пригласить опытную сиделку, с которой она работала последние пару лет. Тара знала Клер Бригс, и ей будет с ней спокойно. Тогда, если Эмерсон на тот момент еще не родит, Ноэль поедет в роддом, чтобы побыть с ней.

Позже в тот вечер, когда Тед застрял в Чикаго, а Тара боролась со страхом и болью, Ноэль позвонила в роддом и узнала, что Эмерсон по жизненным показателям делают кесарево сечение. Ноэль так хотелось быть там и держать сестру за руку! Она оставалась на связи с персоналом – она знала там всех – и с облегчением вздохнула, когда родилась Дженни, состояние матери и ребенка было стабильным.

Она налила яблочного сока Таре, Сэму и себе, и они выпили за здоровье Дженни Макгэррити Стайлз. Одному только Сэму было известно о родстве Ноэль с этим ребенком. Он сжал ее руку, когда она сидела на краю их постели. Ноэль не могла дождаться, когда она увидит свою племянницу, но сначала ей нужно было принять ребенка Тары.

Акушерство всегда было тяжелым физическим трудом. Приходилось наклоняться, изгибаться, поддерживать роженицу, и впервые Ноэль не была уверена, сможет ли она довести дело до конца. Испытывая пытку огнем в нижней части спины, она снова подумала, не принять ли ей одну из своих таблеток. Только одну. Они словно манили ее к себе из оставленной в кухне сумки. Если боль уменьшится, она сможет работать эффективнее, говорила она себе. Но она знала, как это может быть опасно. Роды были тяжелыми. Ребенок шел неправильно, и единственный выход был доставить Тару в роддом, где бы ей усилили схватки. Тара плакала при одной мысли об этом. «Не важно, где родить, лишь бы ребенок родился здоровым», – говорила ей Ноэль. Но она заверила ее, что сначала сама постарается сделать все возможное. Она хотела отделить реальную необходимость переезда Тары в роддом от собственной потребности быть там при Эмерсон и ее ребенке и желания, чтобы все это поскорее кончилось, и она смогла бы сделать что-то со своей спиной. Они с Сэмом трудились вместе, физически поддерживая Тару, изменяя ее положение в постели, водя ее по комнате, давая ей травяные настои – короче, делая все, что Ноэль могла придумать, чтобы помочь малышке родиться.

Единственное, что Ноэль могла сделать, это повернуть ребенка. Осторожная процедура длилась бесконечно, хотя Таре она, наверно, показалась вообще вечностью. Ноэль жалела, что у нее не было помощницы – ей были нужны четыре руки. Может быть, пять. Она испустила вздох облегчения, когда ребенок занял нужное положение, и тоны его сердца стали успокаивающе сильными. Прошло еще немного времени, и младенец появился на свет. Ноэль не знала, кто из них четверых в душной темной комнате испытывал большее утомление или большее облегчение.

Она купала младенца в кухне, когда туда зашел Сэм, чтобы посмотреть.

– Как она? Лучше? – спросил он. – Тара?

– С ней все будет хорошо, – ответила Ноэль. Она знала, что, когда Тара сразу после родов на какое-то краткое время потеряла сознание, он испугался. Она знала, как он любит Тару. Она видела это каждый раз, когда находилась с ними в комнате и чувствовала себя счастливой за них – людей, которых она любила, – и в то же время постоянную и неизменную жгучую зависть. Теперь у них есть ребенок, который еще теснее свяжет их друг с другом. Она радовалась, что через два месяца выйдет замуж за Йена. Впервые в жизни у нее будет кто-то, с кем она сможет строить планы на будущее. Ее страстное желание иметь детей, семью, наконец, осуществится.

Она отослала Сэма в спальню к Таре, а сама закончила купание и вызвала по телефону Клер Бригс. Потом завернула ребенка в теплое одеяльце и, положив его на махровую простыню, начала рыться в сумке, отыскивая лекарства. Наконец-то! Роды завершились благополучно, Клер будет здесь через несколько минут. Она могла позволить себе расслабиться.

Она отнесла ребенка в спальню, где сидели на кровати Тара и Сэм. Тара устало улыбнулась и потянулась к ребенку.

– Мы назовем ее Ноэль, – сказал Сэм. Ноэль знала, что в эту минуту он простил ей ночь на пляже, и, хотя этот жест ее тронул, она не могла этого допустить. Это было бы неправильно. Были моменты, когда она особенно остро чувствовала свою вину, и сейчас наступил один из них.

– Нет-нет, – сказала она, – обещайте мне, что вы не навяжете этой девочке мое имя.

Должно быть, это прозвучало у нее слишком пылко, потому что они сразу же отказались от своего намерения, и она испытала облегчение. Она не могла позволить пребывающей в неведении Таре назвать ребенка в свою честь.

В доме появилась суетливая Клер, всегда внушавшая родителям доверие и спокойствие своей самоуверенностью. Убедившись, что им всем хорошо, Ноэль поехала в роддом. Она была беспредельно утомлена, но спешила увидеть Эмерсон и свою племянницу. Ребенок мог оказаться похожим на нее. Это было бы чудесно. Она только надеялась, что сходство не будет слишком заметным, чтобы не привлекать внимание.