Ребенок на заказ, или Признания акушерки, стр. 37

– И что сказала Ноэль?

– Она говорила так тихо, что я не расслышала, но муж сказал, что она не стала возражать. Она вроде как согласилась с ним. Она сказала, что у нее болит спина и она, возможно, приняла слишком много обезболивающих таблеток. Она была очень расстроена, извинялась, и кончилось тем, что мой муж стал успокаивать ее. Ноэль вызвала другую акушерку, Джейн Роджерс, объяснила про свое нездоровье и попросила ее заняться мною. Джейн тут же явилась и оказалась на высоте.

– Иногда ей приходилось принимать обезболивающие средства, – сказала я. – Жаль, что она произвела на вас такое впечатление.

– Мой муж подумал, что она стала наркоманкой.

– Не думаю, – сказала я. Хотя откуда мне знать? Наша теория, что вымаранная фамилия принадлежала женщине, чьего ребенка подменили, рассыпалась в прах. Ее фамилия была вымарана потому, что Ноэль вообще не принимала у нее ребенка. И все же Петра не выглядела так, как будто она появилась на свет из чрева этой утонченной блондинки. Может быть, что-то случилось, когда ребенка принимала Джейн, и Ноэль помогла ей это скрыть? Может, Джейн отвлеклась на какое-то время? Может, Ноэль вернулась? Но в свете изложенной мною причины посещения эти вопросы не имели смысла.

– По крайней мере, у Ноэль хватило здравого смысла позволить кому-то другому занять ее место, – сказала я.

– Это правда, – согласилась Ребекка. – Тогда я рассердилась. Муж считал, что нужно жаловаться. Но она поступила правильно, и у нас родилась прекрасная здоровенькая девочка, так что мы на этом и успокоились.

– Она восхитительна, – сказала я. – У меня самой дочь-подросток.

Ребекка улыбнулась.

– Ну, тогда вы знаете, чего это стоит.

Меня успокоили эти слова. Я оказалась не единственной матерью, пытающейся справиться с подростком. У Эмерсон было так мало проблем с Дженни, что она меня не понимала.

– Да уж, – сказала я, вставая. – Спасибо, что вы уделили мне время для разговора.

– Помогла я вам чем-то?

– Да, пожалуй. Мы все упустили то, что удалось заметить вам.

– Я понимаю, – сказала она. – Одна из подруг Петры в прошлом году тоже покончила с собой, и Петра с тех пор испытывает чувство вины, но никто тогда не заметил никаких признаков неблагополучия.

Отъезжая, я думала не о Ноэль, а о словах Ребекки по поводу подруги Петры. Подростки кончают с собой. Я подумала о настроениях Грейс. О ее кошмарах. Я тратила все это время, пытаясь понять, что происходило с Ноэль, тогда как моя дочь представляла собой большую и более близкую для меня загадку. Внезапно я испугалась. Может быть, я не замечаю чего-то, происходящего с ней, под самым моим носом? Как мне об этом узнать? Откройся мне, Грейси, просила я по дороге домой. Прошу тебя, пожалуйста, откройся мне, детка.

27

Эмерсон

Джексонвиль, Северная Каролина.

Когда я вошла в его палату в хосписе, дедушка выглядел лучше. Или я просто привыкла к его изможденному лицу с заострившимися чертами.

– Здравствуй, детка, – сказал он, протягивая худую слабую руку, чтобы обнять меня, когда я к нему наклонилась.

– Ты хорошо выглядишь, – улыбнулась я, придвигая стул.

– Я позволил им побрить меня. – Дрожащей рукой он провел по подбородку. – В твою честь.

– Я привезла тебе хлеб с тыквенными семечками, – сказала я. – Я оставила его у твоей помощницы, и она принесет тебе его к обеду.

– Всегда любил твой хлеб с тыквенными семечками, – произнес он.

– Это потому, что ты сам научил меня его печь.

– Вздор! – Он с улыбкой покачал головой. – К десяти годам ты уже обогнала меня в приготовлении выпечки.

Он взглянул прямо на меня, и мы оба посерьезнели.

Медсестра сказала, что он хочет видеть меня одну, без Дженни и Теда, и я поняла, что дедушка относится к этому моему посещению как к своего рода прощанию. От одной этой мысли у меня на глазах выступили слезы.

– Не плачь, – сказал он. – Я ведь тебе еще ничего даже не говорил.

– Ты хотел видеть меня одну. – Я взяла его за руку.

Он кивнул.

– Мне нужно поговорить с тобой, и я боюсь, что для тебя это будет шок.

Я сжала губы, не представляя, к чему он клонит. Он казался озабоченным.

– Я в отличной форме, – сказала я. – Ты можешь сказать мне все.

– У тебя есть хорошая подруга, – начал он. – Ноэль Дауни.

За прошедшие годы он встречал Ноэль несколько раз, но я не могла понять, почему он заговорил о ней сейчас. Я не говорила ему о ее смерти. Казалось, для этого не было оснований, и что-то в его голосе подсказало мне не делать этого и сейчас.

– Да, – кивнула я.

– Ноэль – твоя единоутробная сестра.

Я наклонилась к нему, сдвинув брови. Несколько раз за последние недели он говорил что-то, не имевшее смысла, например «в спальне бабочки» или «они постоянно дают мне на завтрак спагетти». Сотрудники хосписа говорили мне, что это действие лекарств. Опять, что ли, происходит что-то в этом роде?

– Что ты хочешь сказать, дедушка? – спросила я.

– То, что я сказал. Она – твоя единоутробная сестра и моя внучка. Мы считали, что тебе лучше этого не знать.

– Я… объясни мне, пожалуйста…

– Да. – Он отвернулся от меня и смотрел в окно на прилизанный ландшафт. – Я не могу умереть, не сказав тебе правду о Ноэль. – Из каждого его глаза вылилось по слезинке. Я достала бумажную салфетку и промокнула его щеки. Мой мозг пытался усвоить его слова.

– Твоя мать в пятнадцать лет родила ребенка, – сказал он.

Дыхание у меня прервалось, и я откинулась на спинку стула.

– О нет! – Я пыталась представить свою мать подростком. Как она обнаруживает, что беременна. Как пытается найти решение. – Ты говоришь, что… что этим ребенком была Ноэль?

Он облизал пересохшие губы.

– Сьюзен в это время гуляла с Фрэнком. Но забеременела она от другого. Мы ничего не знали, пока ее положение не стало очевидным. Фрэнк тоже ничего не знал. Никто ничего не знал – так хотела Сьюзен. Мы отправили ее к Лете, сестре твоей бабушки, в Робсон-Кантри. Сьюзен сказала Фрэнку… не знаю точно, что она сказала Фрэнку. Что Лета больна и ее просили помочь. Лета нашла акушерку, чтобы о ней позаботиться и… и, так сказать, покончить с этой проблемой.

Акушерка? Ноэль? У меня в голове вдруг все перепуталось.

– Я не понимаю, как…

– Акушерка хотела иметь ребенка, – сказал он. – Она и ее муж удочерили девочку.

– Но откуда ты знаешь, что это была Ноэль? – спросила я. Я почувствовала острую боль в груди, как будто потеря моей ближайшей подруги начала превращаться в еще большую потерю, какую только можно себе представить.

– Когда твои родители переехали в Калифорнию, твоей матери захотелось найти свою дочь, – сказал он. – Однако она воздержалась. Она боялась сказать правду твоему отцу после всех этих лет. Боялась, что он рассердится за то, что она ему лгала. Но, в любом случае, твоя мать знала фамилию и адрес акушерки. Я полагаю, было не так уж трудно узнать фамилию Ноэль. Сьюзен узнала все незадолго до своей смерти, но мы никогда не подозревали, что ты дружишь с ее… с Ноэль. Мы были поражены, бабушка и я, когда ты впервые упомянула о ней. Это было простым совпадением, что вы обе поступили в Университет Северной Каролины, но стать друзьями… – Он покачал головой и долго смотрел на меня. – Ты думаешь, что она каким-то образом узнала?

Я подумала о завещании Ноэль. О том, что она назначила меня душеприказчицей. Я вспомнила свое удивление, когда узнала, что семьдесят пять процентов своих средств она оставила Дженни. Вспомнила, как мы с Тарой познакомились с ней у нас в комнате в общежитии. Даже годы спустя мы шутили по поводу того, как странно вела себя Ноэль в тот день, расспрашивая меня о семье, о моей фамилии, о моих дедушке и бабушке.

– Она знала, – с трудом выговорила я. – Я не знаю, откуда, но она знала.

– Твоя бабушка и я решили держать это в тайне, поскольку твой отец ничего не знал. Мы не хотели опорочить в его глазах память Сьюзен. Но теперь твоего отца уже нет в живых, и я тоже скоро покину этот прекрасный мир, так что пора. – Он взглянул на меня с надеждой в голубых глазах. Я всегда любила его глаза, и неожиданно увидела в них Ноэль. – Я хочу попросить тебя об огромном одолжении, Эмерсон, – сказал он. – Только если это тебя не затруднит. Я знаю, что прошу слишком многого.