Синяя звезда Аурин (СИ), стр. 33

— Четыре года… — медленно и не веря самому себе сказал Ник. — Рина, четыре года!

Я не поняла его. Четыре года мне можно пожить в Империи? Или надо провести четыре года в тюрьме? Или что?

— Мы пропали четыре года назад! — пояснил побледневший Ник.

Часть 2

Глава 12

Я покрасилась. Высветлила волосы, что было непросто, учитывая мой иссиня-чёрный оттенок, и теперь щеголяла почти белоснежными волосами, которые то отливали синевой, то просвечивали рыжим — последствия осветления, увы.

Мне хотелось перемен. Почему-то казалось, что, изменившись внешне, будет легче принять четыре выпавших из жизни года. За которые изменилось очень многое. Пожалуй, куда больше, чем за все мои двадцать шесть лет, прожитых в Конфедерации.

Через полгода после нашего исчезновения в Конфедерации сменилось правительство. О новом составе болтали разное, доходило даже до прямых обвинений — «ставленники Империи», но, так или иначе, курс немного изменился. Нет, резкий поворот он не совершил, тогда ещё нет, но идеология начала позиционировать Империю по-другому. Не как врага номер один, а как конкурента, хоть и сильного, но не враждебного. А ещё через год, то есть два с половиной года назад, у Империи и Конфедерации появился общий враг.

Сначала поговаривали, что это специально разработанная Империей провокация, но время шло, случаи повторялись, и вскоре даже самым упёртым империофобам стало очевидно, что есть кто-то третий, и куда более могущественный, чем хотелось бы.

Они появлялись просто из ниоткуда, громадные, глухие корабли, по форме больше всего напоминающие вытянутые эллипсоиды, разного размера, от больших до гигантских. Появлялись, забирали с собой наши или имперские корабли, иногда дома, а иногда и целые поселения стирались с планет, и уходили в никуда.

И, скрипя зубами, Конфедерация и Империя сделали шаг друг к другу. Потом ещё один. И ещё. За сближение играло то, что реальных и масштабных стычек с жертвами не было уже очень давно, против — многолетняя и качественная пропаганда, прочно вбившая в подкорку неприязнь и подозрительность.

Сейчас, спустя два года, взаимоотношения между двумя государствами можно уже было назвать сотрудничеством. И, скрепя сердце, приходилось признать, что старшей в этом сотрудничестве оказалась Империя, по крайней мере на данный момент — именно имперские учёные придумали новые двигатели и оружие, вместо привычного людям кхамира — увы, но против нападающих кхамир был… Нет, не бесполезен. Скорее, непредсказуем. Иногда, всё срабатывало как надо, иногда кхамир просто умирал, превращая корабль в беспомощную консервную банку, а иногда и взрывался, что, кстати, вообще считалось раньше невозможным, унося с собою жизни людей. Новые двигатели обходились дороже, были немного медленнее, но зато не давали осечек в те редкие случаи, когда у вооружённых сил выходило оказаться в нужное время в нужном месте. Нет, это я совершенно без укора и без насмешки — перекрыть всю территорию было просто невозможно, а появиться они могли где угодно.

Новые корабли только-только стали на конвейер и Империя спешно переучивала пилотов, и своих и Конфедерации. Надо ли говорить, что я, ещё недавно мечтавшая забросить и забыть карьеру пилота, не смогла остаться в стороне. Я даже начала надеяться, что смогу через некоторое время побывать на родной планете… раз уж ситуация развернулась таким образом.

Не знаю какие у Ника были связи, но за четыре года они, как ни странно, никуда не делись. У меня не возникло никаких проблем, вообще никаких. Меня даже на беседу никто не вызывал. Я просто придумала себе новое имя, и на следующий день Ник принёс мне новые документы, среди которых, когда он ушёл, я со смешанными чувствами обнаружила в том числе и счёт в банке, с суммой, на которую можно было почти год безбедно жить. Сначала хотела отказаться, а то и оскорбиться, сама не знаю почему. Потом здравый смысл возобладал — меня ведь никто не заставляет тратить? Да и то, что потрачу, никто не мешает мне потом вернуть.

Там же в документах обнаружился сертификат пилота, права, соцстраховка и прочие бюрократические штучки, о которых мало кто думает, воспринимая как само собой разумеещееся, пока они есть. Мне, конечно же, не нужно было таскать с собой эту гору бумаг, вся информация была в глобальной системе, сами документы были, скорее, некоторой данью традиции и подтверждением на крайний случай, если система накроется. Ну, и для меня — источником информации о моей легенде.

Жила я в квартире. Шикарной, огромной — метров сто пятьдесят, трёхкомнатной квартире, с минимумом мебели, потрясающим видом из окон… и полным отсутствием признаков проживания кого-нибудь до меня. Я всегда верила в лучшее, но даже при всём своём оптимизме не получалось поверить, что всех беженцев из Конфедерации селят именно так. Вероятно, это квартира Ника? Но за что мне такие пряники?

Ещё я сходила с ума от безделья — Ник просил без него не выходить, и я слушалась. Пока слушалась. А сам он где-то пропадал. Я то смеялась сама над собой, то бесилась, ощущая себя когда пленницей в высокой башне — тридцатый этаж! а когда и сварливой, давно нелюбимой женой. Но здравый смысл, что бы я без него делала? однозначно указывал на вопиющий комфорт моего текущего положения по сравнению с тюрьмой и допросами, так что я не позволяла себе ни грамма недовольства. Но занять себя чем-то, помимо изучения разнообразной информации из интернета, хотелось.

Первые два дня я проспала, ещё один день потратила на бесцельное брожение по квартире и разглядывание вида из окон — в частности, легендарного Аркон-хола, императорской резиденции. На четвёртый день я рассудила, что раз мой имперец, не появлявшийся уже два дня, разрешил мне заказывать еду на дом, то и что-нибудь другое я тоже могу приобрести с доставкой сюда же.

Так что, когда на девятый день в дверях появился-таки Ник, его ждал сюрприз. Сначала он, имперец, не сюрприз, засмотревшись на меня, чуть не наступил на глиняных козликов — а что делать, если лучше всего со школьных уроков труда я помнила именно лепку, а лепили мы там именно козлов? затем уже почти ловко обошёл кривые горшки и кружки — увы, гончарное мастерство мне не давалось, и уже виртуозно уклонился от мольберта — к рисованию я планировала приступить завтра.

— Ого, — только и сказал Ник, глядя на меня с каким-то непонятным выражением.

— Ага, — сказала я, и продемонстрировала ему особо удавшегося козла. И только потом поняла, что моё подсознание сыграло со мной дурную шутку. Мои козлики были белыми, с красными рогами, и сейчас, глядя на Ника в белоснежной форме, со светлыми волосами и яркими красными прядями, сложно было не провести параллель. Хотя, надо признать, ничего удивительного в этом не было, хоть и вышло неловко, — я много думала о Нике. О том, что он для меня сделал. И о том, что он, наверное, пропадает у невесты, тоже думала.

— Я понял намёк, — сказал Ник, внимательно рассматривая особо удачный экземпляр, гордо расположившийся на моей ладони, и переводя, затем, взгляд на моё лицо. — Но я правда не мог прийти раньше.

Я покраснела, сильно, и, поколебавшись несколько секунд кем лучше показаться Нику — неблагодарной тварью или влюблённой дурой, всё же призналась:

— Я просто ничего другого лепить не умею.

Котики и собачки у меня действительно не задались. Но не уверена, что Ник мне поверил.

— Ты решила, чем хочешь заниматься? Тут рядом есть школа, если хочешь вернуться к преподаванию… — начал Ник и осёкся, когда я положила перед ним сертификат пилота. Да-да, я хочу летать.

— Я чувствовал, что не стоило включать этот пункт… — вздохнул он. — Я бы предпочёл, чтобы ты преподавала… и лепила козликов.

Я молча смотрела, и он неохотно кивнул. Вообще-то, я разозлилась. Какое право он имеет говорить мне такое, словно у него нет невесты и у нас, страшно сказать, отношения? Словно ему не всё равно, что со мной будет… Тут я оглядела огромную комнату, захламлённую моими поделками, вспомнила об отсутствии допросов и присутствии денег на счёте, и, вопреки здравому смыслу, разозлилась ещё больше. Если ему действительно не всё равно, почему он молчит о невесте? Или я теперь, когда м вернулись, толстый бородатый мужик и навечно верный друг? От последней мысли стало почему-то горько…