Семья Звонаревых, стр. 77

— Боевая особочка, — кивнул Павленко вслед Звонарёвой. — Скоро Вас совсем загоняет, помяните моё слово.

— Зато с ней работать весело. Сама всё делает: белит, моет полы, не дерёт нос, держится с нами по-дружески, — сказала Ира.

— Муженёк её совсем другого характера — спокойный, выдержанный, простой и любезный. Мне эти «двенадцатидюймовые» офицеры определённо понравились, — проговорил Боб.

— А мне приглянулся Вася Зуев, — вскользь бросила Ира.

— Он, по-видимому, слишком много о себе воображает! — заметил Борис.

— Не больше, чем Вы!

Простившись с девушкой, Павленко направился ночевать на батарею. Солдаты спали прямо на земле около своих орудий, только дежурные телефонисты и дневальный коротали ночь около костра. К ним присоединился и прапорщик.

— Должно быть, скоро будет большой бой? — неторопливо спросил дневальный наводчик Солопов. — Больно много подвезли сюда всяких пушек. Даве баяли, что прибудут сюда пушки самые агромадные, какие есть в Расее.

Павленко рассказал им о гаубицах Виккерса.

— И далече они бьют? — спросил телефонист Тонких.

— На двадцать вёрст, снаряд весит почти пятьдесят пудов и разбивает любое бетонное перекрытие.

— Телефоны у них тоже особенные, беспроволочные, с ручкой, как на телеграфе, — сообщил Тонких. — Такой телефон всегда будет действовать: проводов нет, значит немцу нельзя и повредить, разве попадёт в самый телефон.

Особенно поразил солдат привязной аэростат.

— На нём поднимешься до небес и всё увидишь. Потом как вдаришт с самой большой пушки, тут немцу и прийдёт конец, — мечтал наводчик.

Павленко, как всегда, внимательно прислушивался к солдатским разговорам и не перебивал их. По своей молодости он годился в сыновья большинству бородачей-запасных. Понимая это, прапорщик старался поменьше командовать и побольше советоваться с солдатами, особенно с фейерверкерами. Последних он, подчёркивая к ним уважение, неизменно величал по имени и отчеству. Это нравилось солдатам, которые ласково называли прапорщика «наш стригунок».

— Молодой он, и хочется ему всё время скакать по-жеребячему, а как до дела — нас, стариков, слухает. Подрастет, войдёт в разум, геройским командиром будет, вроде нашего Кремня Васильевича, — говорили они между собой.

Незаметно летела тихая тёплая ночь. Высоко поднявшись на небе, стожары начали опускаться к горизонту. Под мерный журчащий разговор солдат прапорщик уснул около костра. Солопов заботливо укрыл его своей шинелью.

— Умаялся, видать, наш стригунок-то! — проговорил солдат и подсел поближе к костру. — Теперь можно и про интересное прочитать.

Солопов вытащил из-за пазухи сложенный в несколько раз листок, развернул его, тщательно разгладил и при свете костра стал внимательно читать:

— «Товарищи солдаты! Двадцать месяцев уже продолжаеться бойня, затеянная в интересах жадных до наживы капиталистов — палачей всех стран. На полях сражений гибнут миллионы Ваших товарищей, в то время как в тылу шайки бессовестных грабителей безнаказанно разоряют и обирают Ваши семьи, заработанные ими трудовые гроши и составляют себе многомиллионные богатства. Они щедро платят палачам, чтобы наемкики, защищая капиталистов, вешали и ссылали в Сибирь на рудники Ваших товарищей, сопртивляющихся организованному грабежу. Они наполняют тюрьмы всеми, кто оказывает им сопротивление. Расстреливают и казнят тысячи солдат, требующих конца войны. Мы не хотим больше крови, не хотим слёз и горя, не хотим больше переносить ужасы войны. Товарищи, нашу кровь отдадим делу борьбы с заклятыми врагами — банкирами, заводчиками и помещиками. Отдадим свою кровь делу борьбы за свободу народа. Долой царскую монархию. Да здравствует социальная революция! Да здравствует республика! Донской комитет РСДРП (большевиков)».

Солопов ещё раз внимательно прочитал листовку, аккуратно её спрятал и решил в ближайшие дни ознакомить с ней своих единомышленников-солдат.

— Скоро засветает. Пора будить артельщика. Пока чай согреет — уже и побудка будет, — сказал он после короткого раздумья и поднялся от костра.

А солдаты, молча глядя на костёр, продолжали каждый по-своему обдумывать услышанное.

17

Первое, что увидел Кремнёв на батарее, выйдя утром из своей палатки, была длинная вереница обнажённых по пояс солдат, которые по очереди подходили к Звонарёвой. Она внимательно осматривала каждого из них, разглядывала бельё и делала какие-то замечания почтительно слушавшему Павленко.

— Это что? — удивлённо спросил капитан у своего денщика.

— Дохтурша осмотр делает, нет ли вшей или каких заразных больных.

— Я нашла Ваших людей, Александр Владимирович, в полном порядке — все здоровы, хорошо кормлены, чисты и опрятны. Нет чесоточных. Приятно на них смотреть, — вместо приветствия проговорила она.

— Разрешите узнать, почему, собственно, Вас заинтересовало здоровье людей моей батареи?

— Надо знать, нет ли вблизи перевязочного пункта очагов инфекционных заболеваний, — пояснила Варя. — Позвольте мне теперь осмотреть людей на передках.

Польщённый похвалой, капитан не замедлил согласиться и пошёл вместе с ней. Осмотрев ездовых, яшичных и коноводов, Варя и здесь не нашла ничего подозрительного.

Простившись с Кремневым, Варя вместе с Павленко направилась к батарее Борейко. Несмотря на ранний час, работа там шла полным ходом. Сам капитан руководил установкой своих огромных пушек. При помощи высоких домкратов тела орудий укладывались на лафеты, затем пушки маскировались сверху ветками и зелёной листвой. Борейко, чуть прихрамывая, ходил возле орудий. При дневном свете ясно выступали многочисленные шрамы на его лице, голове и шее. Движение левой руки тоже было явно затруднено.

— Где это так сильно изранили капитана? — спросил прапорщик.

— Давно, ещё в японскую кампанию, при осаде Порт-Артура, — сообщила Варя.

— Нога, что ль побаливает? — подошла она к капитану.

— Всю ночь дергало, должно быть, к перемене погоды, — отозвался Борейко, пожимая руку Варе. — Ваш драгоценный Серёжа осматривает автомашины, там и Вася.

Варя с Павленко пошли дальше.

Прибывшие ночью автомобили были тщательно укрыты под деревьями на опушке леса; даже привязной аэростат и газгольдеры вместе с походным парусиновым эллингом скрывались среди высоких вековых дубов.

— Большие, однако, они мастера маскироваться. Кто бы мог подумать, что здесь расположиться целая двенадцатидюймовая батарея! — восхитился прапорщик.

— Борейко толковый и опытный командир, но с начальством плохо ладит, и ему не дают хода, — сказала Варя. — По существу, он давно должен был бы командовать дивизионом, если не бригадой, а его держат командиром батареи. Ну, вот и мой грозный муж и повелитель. Здравствуй, Сережёнька, — ласково приветствовала она своего супруга.

Звонарёв, окружённый солдатами, с испачканными в масле руками, обходил одну за другой машины, заглядывал в моторы, пробовал покрышки. Заметив жену, он расплылся в улыбке.

— Приложи к моим губам твою лапку, Варенька, а то я грязен, как чёрт, — ласково сказал он жене и нежно поцеловал её руку.

Поговорив с мужем, Варя пошла с Павленко вдоль опушки леса. Через несколько шагов она наткнулась на мотоциклистов, которые усердно чистили и перебирали свои машины. К ней подошёл Блохин и глубоким, чуть глуховатым баском поздоровался.

— Здравствуйте, Филипп Иванович! — крепко тряхнула его руку Варя. Покажите-ка мне Ваши новые машины.

— Вот американские, развивают скорость до шестидесяти вёрст в час, показал Блохин.

Варя присела на землю и стала внимательно разглядывать машину, слушая пояснения солдата.

— Что хорошенького привезли нам из Питера, Варвара Васильевна? тихонько спросил Блохин у докторши.

— Привет Вам от Ивана Герасимовича. Продолжайте и дальше вести Вашу работу, но только осторожно, а то много товарищей за последнее время попалось и отправлено кто на фронт в штрафные роты, а кто в ссылку в Сибирь! Есть литература из Питера и из Москвы. Зайдите вечером, передам. Как у Вас здесь дела?