Семья Звонаревых, стр. 34

— Кучно, как раз туда, куда надо! — не замедлил доложить Вася.

Один за другим грохотали страшные разрывы тяжёлых снарядов и к небу вздымались высокие чёрные столбы дыма и пыли.

Вскоре Борейко заметил, что с обстреливаемой им горушки по ходам сообщений бегут солдаты.

Солнце поднималось всё выше, изрядно припекая землю. Русская пехота постепенно накапливалась на переднем крае обороны. Чувствовалось, что приближается момент атаки. В воздухе, блистая серебряными крыльями, проносились вражеские самолёты.

Сначала тихо, затем все громче и увереннее, переливаясь из окопа в окоп, нёсся крик:

— Ура-а-а!

Это были цепи русских солдат, которые, как волны, перекатывались через бруствер и со штыками наперевес стремительно приближались к австрийским окопам. Ещё немного, ещё последний бросок и уже никакая сила не сможет сдержать эту лавину.

В этот момент ударили уцелевшие австрийские пулемёты и батареи. Они били фланговым огнём, скашивая шеренги русских солдат. Пехота залегла. Атака могла захлебнуться.

— Огонь! Скорее огонь! — бледный, с перекошенным от бешенства ртом, кричал Борейко в телефон.

Когда замолчали пулемёты австрийцев, русская пехота вновь поднялась и с яростью ворвалась в окопы пртивника. Заметив это, Борейко открыл огонь по тем местам, где он обнаружил пулемётные гнёзда. В несколько секунд огневые точки были уничтожены.

Австрийцы дрогнули и начали торопливо отходить. Пехота ринулась за ними. Всё перемешалось. Слышались только лязг железа, предсмертные крики, стоны, проклятия. Боясь поразить своих, примолкли пушки обеих сторон. Замолчала и тяжёлая батарея Борейко, выжидая результатов атаки.

Зуев не выдержал этой напряжённой, полной смертельной опасности тишины. Схватив винтовку он одним махом выскочил из окопа и, пригибаясь, побежал туда, откуда доносились грозные звуки жестокого боя.

— Назад! — Вася скорее почувствовал, чем услышал, срывающийся голос Звонарёва. Ноги сами несли его к австрийским окопам. Во рту пересохло. Вместо сердца чувствовал сосущий холодок.

— Ура-а-а! — вырвался хриплый крик из его глотки. Рядом с ним, задыхаясь, бежали Лежнёв, Михайленко и Заяц.

Пехота пробежала уже больше половины пути до врага, когда хлестнула пулемётная очередь, и с десяток солдат со стонами повалились на землю. Трофимов в этот момент увидел перед собой глубокую воронку от снаряда и с разбегу повалился в неё. Рыхлая земля была ещё тёплой от солнечных лучей и ещё сохраняла горьковатый запах взрывчатки. Здесь было тихо и безопасно.

Подбежавший унтер грубо крикнул:

— Сейчас же вылазь из ямы, а то штыком приколю, — и угрожающе вскинул винтовку.

Трофимов нехотя, с трудом поднялся на ноги. В это время над ним разорвалась шрапнель и пули со зловещим визгом пролетели над головой. Ни одна из них не задела Трофимова, но он снова повалился в воронку и решил больше из неё не вылезать.

— Если ещё раз спрячешься — пристрелю, как собаку! — пригрозил подошедший офицер.

Перепуганный Трофимов, трусливо втягивая голову в плечи, побежал за другими солдатами. Вдруг неожиданно он провалился в глубокую яму и больно ушиб ногу. Осмотревшись, куда он попал, Трофимов понял, что находится на дне глубокого, полузасыпанного землёй австрийского окопа. Тут же сидели трое солдат — двое австрийцев и один русский. Они мирно перевязывали друг другу раны. У русского кровоточила нога и он старался остановить кровь. Австрийцы были ранены в руки. Бледные от потери крови, они с трудом двигались по окопу. Русский перевязывал раненого в плечо австрийца, а тот сунул в рот русскому солдату сигаретку и дал прикурить её.

Трофимов осмотрелся, не понимая, кто здесь пленный, а кто победитель. Но война была явно забыта. Ещё недавно злейшие враги, готовые убить друг друга, теперь они оказались только страдающими, несчастными людьми.

— Тебе куда попало, земляк? — спросил русский солдат, видя, как Трофимов трет ушибленную ногу.

— Я не ранен. Оступился и провалился в эту яму. Кто тут кого взял в плен: ты или они тебя? — спросил Трофимов.

— Мы просто замирились. Надоело друг друга калечить! — пояснил русский солдат.

В это время из полузасыпанного землёй блиндажа просунулась чья-то рука с пистолетом и Трофимов наверняка простился бы с жизнью, если бы один из австрийцев не ударил наотмашь по этой руке. Пуля пролетела мимо.

Русский солдат схватил свою винтовку и со всей силой ткнул штыком в блиндаж. Раздался отчаянный вопль.

— Пошли, что ли, дальше или здесь останетесь? — спросил Трофимов.

— Мы отвоевались, а тебе следует идти за своими на австрияков, ответил русский, подозрительно приглядываясь к Трофимову.

Русские части ушли далеко вперёд. По полю шли санитары, переносившие в тыл тяжелораненых, легкораненые брели сами. Трофимов старался не смотреть на них, чтобы не пугаться, не потерять совсем голову от страха, и неторопливо брёл вперёд, вслед за наступающими цепями.

Он шёл довольно долго и наконец понял, что впереди него уже нет пехотных частей. По полям гарцевали отдельные группы всадников из кавалерийского прикрытия. Трофимов вошёл в деревню и, зайдя в первую хату, попросил напиться. Затем он прилёг на скамейке.

Под вечер австрийская разведка нашла Трофимова лежащим в хате. Трофимов предъявил своё сохранившееся офицерское удостоверение и тотчас был отправлен в штаб. Его здесь не замедлили допросить о расположении и количестве русских войск.

Всё, что Трофимов знал, он сообщил допрашивающему его офицеру. Австрийцев особенно поразило, что он был тяжёлым артиллеристом. Они очень редко попадали в плен.

Ночью русские неожиданно перешли в наступление. Офицеры австрийского штаба бежали из деревни, оставив на месте все штабные бумаги. Трофимов бежал вместе с ними.

Утром штабные бумаги австрийцев попали в штаб Гренадёрского полка и из них узнали об измене и предательстве Трофимова. Но он был уже вне досягаемости русской армии.

Одновременно с Трофимовым попали в плен Заяц, Лежнёв и Михайленко.

Заяц немного знал немецкий язык и австрийцы назначили его старшим. По дороге в лесу Заяц громко по русски скомандовал:

— Тикай, братцы, кто может! — и бросился в ближайшие кусты.

Пленные разбежались.

На следующее утро испачканный, с расцарапанным лицом Заяц предстал перед Борейко. Он доложил, что прибыл из плена в батарею. Вскоре явились Лежнёв и Михайленко. Они видели среди бегущих офицеров австрийского штаба и Трофимова.

— Жаль, не было у нас под руками винтовки, а то мы его наверняка пристрелили бы, — сожалел Заяц.

23

Австрийская армия быстро отходила на запад. Даже естественные преграды — водные рубежи — австрийцы не смогли использовать для обороны. Русская армия за несколько часов форсировала реку Сан. Без боя, в стремительном отступлении был оставлен Львов, столица и главный город Галиции.

Преследующие неприятеля русские войска делали переходы по тридцать километров ежедневно. За наступающей армией шла тяжёлая батарея Борейко.

В десятых числах сентября батарея Борейко подошла к небольшому галицийскому городку Тарнобжегу, расположенному на правом берегу Вислы. Весь белокаменный, утопающий в зелени садов, он казался очень красивым. Австрийцы задержались в непосредственной близости от западной окраины города. В Тарнобжеге расположились русские штабы и резервы. Город оказался битком набитым солдатами и военными повозками.

Австрийцы бросили на участок Тарнобжега значительные силы. Продвижение русских частей приостановилось, командованию пришлось подтягивать резервы.

Расположение Тарнобжега — на правом берегу Вислы — подсказало командованию интересный тактический приём: перебросив на левый, северный, берег реки русскую пехоту, обойти фланг австрийцев и ударить им в тыл. Командир Гренадёрского полка полковник Новиков и Борейко тщательно изучали по карте местность, сличали показания разведки с картой.

— Проведём разведку боем. Я сейчас открою огонь по австрийцам, а Вас, господин полковник, прошу проследить за действием моих снарядов, предложил Борейко.