Избранное в 2 томах. Том 1, стр. 92

— Ну? — нетерпеливо спросил Серёжа.

Стасик глянул на него виновато.

— Я же разозлился. А Нок — тоже. Я говорю. «Взять!»

— Зря, — заметил Саша. — Еще неприятности получатся. Но с другой стороны…

— Может, не получатся, — неуверенно сказал Стасик. — Они же первые полезли… А он их даже затронуть не успел, они на тополь запрыгнули. Может, все еще там сидят… А я сюда пошел, а то тетя Галя заругается, когда увидит, что Нока поцарапали… А чего смеетесь?

— Дурень, — сказал сквозь смех Серёжа. — Хулиганов пьяных не испугался, а тетю Галю боится. Она тебя хоть раз в жизни ругала?

Стасик слегка огрызнулся на Генку:

— Хватит меня мазать! Лучше Ноку лапу забинтуй.

— За своего милого Нока он в пекло полезет, — сказала Наташа почти ревниво. — Вот послушайте. Отпросится дома, чтобы у нас ночевать, и первым делом бежит к телефону — Нока у Сергея выпрашивать. Тоже на ночевку. Представляете компанию? Вечером всегда такая картина: Стаськина раскладушка пустая, подстилка у Нока тоже пустая. Оба дрыхнут на ковре, рядышком. Возьму я тапку, разгоню обоих по местам, а через полчаса опять. Как вам это нравится?

— А тебе жалко? — сказал Стасик.

Шепотом Саша спросил у Серёжи:

— Это тот самый Стаська Грачёв, который боится всего на свете?

— Вроде уже и не тот. Что-то с ним стало, — отозвался Серёжа.

А Стасик покосился на Серёжу и сказал:

— Шел бы домой. Марина говорила, что к вам какой-то дядюшка приехал.

11

Тетя Галя сказала немного виновато:

— Я Виталия пока на твою постель положила, он устал с дороги. Ты уж не обижайся, пусть он там переночует, а завтра я у соседей кресло-кровать попрошу.

— Я ужасно обижаюсь, — отозвался Серёжа. — Я просто не в себе от обиды… Ну, честное слово, ты такие вещи говоришь! Что я, не могу на раскладушке поспать?

В доме чувствовалась радостная суета, какая бывает при неожиданном приезде хорошего человека. Папа, сам только накануне вернувшийся из командировки, надел галстук. Маринка нянчилась с новым плюшевым котом — дядюшкиным подарком. Тетя Галя стучала на кухне ножом — готовила к ужину праздничный салат. Нок обнюхивал у дверей необъятный желтый чемодан и одобрительно фыркал.

Только виновник радости негромко посапывал на Серёжином диване. Серёжа на цыпочках вошел в комнату и при свете, падавшем из двери, увидел торчавшую из-под клетчатого пледа лысину. Лысина была симпатичная — коричневая, как печеное яблоко.

Серёжа стал осторожно развертывать дребезжащую раскладушку. Виталий Александрович не пошевелился. Он не встал к ужину, добросовестно проспал до утра.

Когда Серёжа проснулся, Виталий Александрович делал зарядку. Серёжа из-под прикрытых век наблюдал за ним. Смотреть на дядюшку было приятно и весело. Он был невысокий, но крепкий. Коричневый. Плечи и грудь поросли курчавым черным волосом. А лицо — круглое, добродушное и в то же время энергичное. Виталий Александрович напоминал заряженный до отказа аккумулятор.

На нем были роскошные трусы — желтые, с рисунком из разноцветных иностранных марок. Словно дядюшку отправляли бандеролью вокруг света. На любом пляже все пижоны утопились бы от нестерпимой зависти при виде таких трусов.

Дядюшка сдержанно мурлыкал нехитрую песенку, ритмично приседал и посматривал по сторонам. Серёжа не выдержал, открыл глаза и встретился с дядюшкой взглядом. Не переставая приседать, Виталий Александрович улыбнулся и произнес:

— Приветствую вас, сэр. Ты не в обиде, что я оккупировал твое лежбище?

— Не в обиде, — отозвался Серёжа. — Спите здесь всегда. А мне на раскладушке даже больше нравится.

— Крайне признателен, — сказал Виталий Александрович. — Мы этот вопрос потом рассмотрим фундаментально. Я намерен вам надоедать не меньше месяца. — И он перешел от приседаний к наклонам туловища вперед.

— Виталий Александрович… — начал Серёжа.

Дядюшка перебил:

— Меня можно называть просто дядя Витя. Мы как-никак родственники, хотя и дальние… Кроме того, у нас, кажется, общие интересы. Мне Галина писала, что ты увлекаешься археологией. Так?

— Ну… кажется, так, — смущенно сказал Серёжа. — Только я мало знаю…

— Все мы мало знаем, — самокритично заметил дядюшка. — Я тут кое-что привез тебе.

Он упруго выскочил за дверь и приволок чемодан, похожий на детеныша гиппопотама. У чемодана распахнулась пасть, дядя Витя вынул толстую блестящую книгу.

— Вот, держи.

Книга весила килограмма три. Называлась она «Путешествие по древним городам Греции и Рима». На черной глянцевой супер-обложке — белый разрушенный храм, а сверху и снизу — каемки из квадратных завитков древнегреческого узора.

— Ух ты!… Спасибо, дядя Витя! Вот это да… — сказал Серёжа.

Тут же он перевернулся на живот и открыл книгу на середине.

— Нет, дружище! — запротестовал дядя Витя. — Людям науки несвойственна суета и беспорядочность. Все должно идти своим чередом. Сначала вставай… Ты, кстати, зарядку делаешь?

Серёжа поднялся.

— Вообще-то делаю. Но сегодня не надо. Я с клинком занимаюсь, вас могу зацепить.

— Чепуха! Я засяду в угол.

Серёжа сделал на полу несколько отжиманий. Расставил по комнате спичечные коробки. Взял со стены шпагу. Дяди Вити он уже не стеснялся.

Когда хорошее настроение, все получается ловко. Он не промахнулся ни разу. От свистящих ударов коробки разлетались по комнате как бабочки. Один ударился о стену над головой дяди Вити и разбился в щепки.

Дядя Витя присел.

— Извините. Я же говорил… — сказал Серёжа.

Дядя Витя заулыбался.

— Рука мастера! Честное слово, впервые вижу такое.

— Да ну… — смутился Серёжа. — Дядя Витя, а вы давно в последний раз были в Херсонесе?

Дядя Витя не торопясь облачился в брюки.

— Недавно… О Херсонесе, дорогой коллега, мы поговорим особо и подробно. Время у нас будет.

Они и в самом деле говорили много и подробно. О Херсонесе и о других старинных городах, которые время и войны почти сровняли с землей. Дядя Витя руководил группами московских студентов, которые ездили на раскопки каждое лето. В Херсонесе он работал пять лет подряд.

— Херсонес неиссякаем. Каждый год такие открытия, что на пять докторских диссертаций потянет, — говорил дядя Витя. — Не исследована еще колоссальная территория. На твой век, Сергей, хватит.

Потом дядя Витя начал рассказывать, как жили в древнем Херсонесе люди: гончары и виноделы, моряки и торговцы, воины и художники. И Серёжа представлял уже не серые, заросшие развалины, а белый город, мраморные колоннады на площадях, толчею пестрых кораблей в Карантинной гавани. Солдат в шлемах с гребнями, хмурых рабов с тайными мыслями о восстании и веселых смуглых мальчишек, пускающих с прибрежных камней игрушечные лодки. И все это — в окаймлении синих шипучих волн, под блеском безоблачного неба…

Однажды Серёжа услышал обрывок разговора дяди Вити и тети Гали. Они беседовали в кухне, а Серёжа вошел в коридор с улицы. Дверь была бесшумная, и на него не обратили внимания.

Тетя Галя говорила:

— …Он ведь и добрый ко мне, и любит, наверно, а за мать все равно не считает. А с отцом они редко видятся. Тот все ездит и ездит. Мальчишке-то кто-то ласковый нужен, лет-то ему всего двенадцать. Много ли? Вот он и пригрелся рядом с тобой…

Дядя Витя возразил:

— Дело не в ласке. У нас нашлись общие интересы.

— Интересы интересами, а…

Серёжа не стал дальше слушать. Подслушивать разговоры — все равно что читать чужие письма. Он грохнул дверью и уронил портфель.

Вечером, перед сном, они с дядей Витей лежали в Серёжиной комнате. Дядя Витя на диване, Серёжа на раскладушке.

Дядя Витя спросил:

— А все-таки почему тебя так тянет история? И не просто история, а раскопки? Потому что загадки, клады и приключения?

— Конечно. А что плохого? — отозвался Серёжа.

— Ничего плохого. Но этого мало для научного интереса. Археология, друг мой, — не только путешествия и открытия. Это еще и ежедневная работа. Иногда очень кропотливая, скучная. А чтобы скучной она не была, надо ее очень любить.