Сокровища непобедимой Армады, стр. 21
На борту люди исповедовались и переодевались в чистое, дабы умереть по-христиански. В последнюю минуту, когда лот показывал менее пяти саженей, «господь смилостивился и изменил ветер. Армада смогла взять курс на север» (Кальдерон ).
Поистине чудесное избавление! Армада вновь оказалась на глубине, а паруса раздувал южный ветер.
Но в тот день спаслись не все. В который раз уже генерал-адмирал бросил поврежденные корабли.
Сильное волнение помешало вечером 8-го эвакуировать экипажи трех смертельно раненных галионов. Один из них затонул со всеми людьми в тот момент, когда английский фрегат «Хоуп» предложил его капитану почетную сдачу. На втором полковник дон Франсиско де Толедо «бился целый день без чьей-либо помощи, кроме божьей, против двенадцати галионов» (отец Торре ). По его приказу мушкетеры в упор застрелили английского офицера, предложившего пощаду. Когда неприятель удалился, не желая затевать абордажный бой, Толедо обозвал англичан «трусливыми псами» и «мокрохвостыми лютеранами». Он спустился в шлюпку, но тут ему доложили, что несколько человек не смогли покинуть израненный «Сан-Фелипе». Толедо сказал, что умрет вместе с ними, и вновь поднялся на палубу.
За ночь неуправляемый корабль прибило к Ньивпорту в устье Изера; там наконец дон Франсиско смог бросить малый якорь и выгрузить всех оставшихся в живых. Он послал гонца к Фарнезе с просьбой спасти 48 бронзовых орудий галиона. Но первой подоспела голландская эскадра, которая отбуксировала покинутый корабль к Флиссингену. Рыбаки и портовые бродяги кинулись грабить судно. В трюме они нашли несколько бочонков вина и тут же сели праздновать победу, забыв о том, что через пробоины хлещет вода. Пир затянулся. Внезапно «Сан-Фелипе» накренился и пошел ко дну, увлекая с собой триста захмелевших голландцев.
Галион «Сан-Матео», получивший 350 пробоин, медленно погружался. Дон Диего Пиментель отказался покинуть его. Всю ночь он отчаянно пытался удержать корабль на плаву. На рассвете он убедился, что командующий бросил его одного на отмели. Из тумана возникли десять, двадцать, тридцать голландских судов. Дон Диего отстреливался десять часов кряду, не давая им подойти ближе, а когда вылетело последнее ядро, сдал адмиралу Питу ван дер Госу свой экипаж из мертвых и умирающих. Нидерландцы побросали их в море, пощадив лишь нескольких кабальеро в расчете на выкуп…
Генерал-адмирал Моря-Океана собрал на совет «всех генералов и Алонсо де Лейву» (не был приглашен лишь Мигель де Окендо, публично оскорбивший герцога). Итог был мрачен. Потеряно восемь галионов из числа лучших, остальные суда получили пробоины; ядра почти на исходе; каждый пятый человек убит, ранен или болен. Наконец, ветер, свирепый ветер не позволяет вернуться в Ла-Манш к условленному месту встречи, а войска Пармы все еще не готовы. Не будет ли самым разумным возвратиться домой через Северное море? Что думают об этом члены совета?
Де Лейва: «У меня осталось тридцать ядер. Корабль весь изрешечен картечью, в корпусе несколько значительных пробоин, трюмы полны воды. Однако это не остановит меня от выполнения долга. Я не вижу никаких причин идти в Северное море».
Рекальде: «Переждем здесь несколько дней, пока не переменится ветер, и вернемся в Кале».
Неизвестный андалузский капитан: «Сейчас не время выказывать собственную отвагу. Надо думать о службе его величеству. Что мы станем делать без припасов, если враг нападет?»
Де Лейва: «Хорошо, давайте отойдем в Норвегию, починим корабли и возьмем свежий провиант».
Герцог: «Зимовать на вражеской земле со всей Армадой? Но ведь это значит оголить испанские берега и оставить беззащитной родину!»
Все генералы: «Мы считаем, что следует возвратиться в Ла-Манш, как только позволит ветер».
Поскольку протокольной записи на совете не велось, а официальный доклад не был составлен, герцог изложил это мнение в дневнике в собственной редакции: «Все члены совета порешили вернуться в Английский канал, если погода окажется благоприятной, а в противном случае возвращаться в Испанию через Северное море». Подумав, он приписал: «Во всем, что касается батальных дел, я прислушивался к мнению дона Франсиско де Бобадильи, весьма сведущего в навигации, и мнению генерала Диего Флореса де Вальдеса, старейшего из нас. Оба они были назначены его величеством моими советниками и находились всегда на флагманском корабле».
10 августа с утра задул сильный зюйд-вест; к 4 часам пополудни английский флот подошел к арьергарду Рекальде. Герцог подал сигнал к бою и развернул двенадцать кораблей навстречу противнику. Англичане отошли без выстрела. Однако несколько испанских кораблей уже во второй раз игнорировали приказ командующего. Их капитаны были немедленно разжалованы и несколько часов спустя сидели в цепях среди галерников на «Хироне».
Полковник Франсиско де Бобадилья распорядился, чтобы ни одно судно не смело обгонять «Сан-Мартин». Однако галион «Сан-Педро» и гукор «Санта-Барбара» оказались далеко впереди флагмана.
— Удирают, — процедил сквозь зубы Бобадилья и приказал доставить обоих капитанов к нему. Франсиско де Куельяр и дон Кристобаль де Авила, сосед герцога по андалузскому имению, поднялись на борт, где им было объявлено, что они будут повешены. Две петли уже болтались на ноке рея.
— Я заснул! — закричал де Куельяр. — Впервые за десять дней! Я верой и правдой служил королю в стольких битвах. Мой галион пробит, на палубе полно раненых. Пока я спал, штурман поднял все паруса и решил отойти подальше, чтобы заткнуть пробоины и ждать остальных. Спросите моих людей — если хоть один скажет, что я удирал, можете четвертовать меня!
Герцог «с омраченным челом удалился в свою каюту и велел не беспокоить его». Ему только что сообщили о трагическом конце «Сан-Матео» и «Сан-Фелипе». Бобадилья отправил де Куельяра к генеральному прокурору де Арандре, который выслушал капитана, быстро провел дознание и сообщил, что ввиду отсутствия достаточных улик он не может привести приговор в исполнение без собственноручного письменного приказа герцога. Медина-Сидония помиловал де Куельяра, однако дон Кристобаль был вздернут на рее, и его тело, болтающееся в петле, провезли на паташе в назидание всей Армаде.
11 августа испанцы прошли Доггер-банку. Англичане два раза подходили к арьергарду, но поворачивали, как только герцог подавал сигнал к бою. Говард опасался, что «Медина-Сидония пристанет к берегу, починит повреждения и двинется на соединение с Пармой». Когда же Армада обогнула восточную оконечность Англии Ферт-оф-Форт, стало ясно, что герцог уводит свой флот в Испанию.
К полудню адмирал флота Англии остановился, послав вдогон уходящим испанцам одну каравеллу и несколько пинассов «с наказом не спускать глаз с противника до Оркнейских островов».
Встреча Медины-Сидонии с Пармой не состоялась. Мечта Филиппа рухнула. Говард не выиграл сражения, но Медина-Сидония проиграл его.
750 лье по бурному морю
В тот день герцог официально объявил об отступлении. Каждый капитан получил инструкции о порядке возвращения флота в Испанию. Позже англичане нашли копию этого документа на одном корабле, выброшенном на ирландский берег:
«Надлежит вначале следовать курсом норд-норд-ост до 61° и при этом соблюдать осторожность, дабы не оказаться прибитым к берегу острова Ирландия. На указанной широте повернуть на вест-зюйд-вест до 58 градуса и далее продолжать на зюйд-вест в направлении мыса Финистерре, с тем чтобы возвратиться в Ла-Корунью».
«Предстоит обогнуть Англию, Шотландию и Ирландию, пройти 750 лье по бурному морю, не ведомому никому из нас», — писал казначей Армады Педро Коко Кальдерон. Он мог бы добавить, что ни на одном корабле не было ни карты, ни лоции северных морей. А карты Ирландии, бывшие в то время в ходу, изобиловали коварными неточностями…
13 августа были урезаны порции питания «без различия чинов и званий». «Выдавалось по полфунта сухарей на человека, кварта воды и пол-литра вина. Ваше величество может заключить из этого, сколь велики наши страдания» (письмо герцога от 3 сентября ). Не осталось больше ни солонины, ни сушеной рыбы. Другие продукты испортились и могли служить разве что в качестве яда. В невысохших бочках протухала вода (Дрейк, опять проклятый Дрейк!), вино превращалось в уксус, клепки бочек протекали.