Сокровища непобедимой Армады, стр. 17

Было отмечено, что на судах, которыми не командовал кто-то из грандов, дворян или рыцарей, дисциплина и боевой дух были слабыми. В этом убедились, когда Рекальде внезапно остался один, брошенный пятнадцатью кораблями.

Для укрепления дисциплины герцог распорядился приготовить петли для повешения на концах реев нескольких паташей, куда были посланы военные прокуроры и палачи. Эти паташи развезли по всей Армаде письменный приказ герцога строго соблюдать порядок и «вешать на короткой веревке, дабы было видно всем, капитана любого судна, который самовольно оставит свое место в новом строю». (Бессмысленная суровость, мечет громы и молнии испанский историк Дуро: такими мерами не поднимают боевой дух. С ним не согласен Антонио Эррера: «В Армаде не было необходимого послушания».)

К 11 часам герцогу доложили, что взорвавшийся «Сан-Сальвадор» не держится на плаву. «Выгрузить королевскую казну, эвакуировать экипаж, а корабль затопить», — последовал приказ.

И герцог записал в дневник: «Что и было исполнено».

Но командующий поторопился с записью.

Капитан «Сан-Сальвадора» был тяжело ранен, а уцелевшие слишком спешили покинуть этот ад. Они унесли только часть сокровищ. (Я сделал по этому поводу памятку в своем красном блокноте.) Луис Миранда писал: «На борту находилось около 60.000 дукатов, из которых удалось спасти небольшую толику».

Когда Джон Хоукинс и лорд Говард поднялись на борт несчастного корабля, они увидели на палубе «около полусотни обожженных людей в плачевном состоянии. Нестерпимая вонь и ужас представшего взору зрелища вынудили их поспешно ретироваться».

Отбуксированный в ближайший английский порт «Сан-Сальвадор» быстро и ловко «посетили» местные рыбаки — до того как подоспели официальные лица. В их докладе есть туманное указание: «Нам сообщили, что в носовой надстройке находился тяжелый кованый сундук».

Пользуясь затишьем, к англичанам подошли от берега баркасы с сухарями и солониной, пивом и порохом, «смешанным с опилками, ибо его выгребали со дна бочонков». На совете лорд Говард успокоил ретивые головы, жаждавшие ринуться в бой. Адмирал стремился выполнить главную задачу — не дать Армаде соединиться с флотом Пармы — и не гнался за славой. Поэтому тактика оставалась прежней: нападения на арьергард, обстрел с дальних дистанций и отказ от генерального сражения.

Де Лейва в сражении

Море было гладким всю ночь. Но на рассвете 2 августа ветер раздул огромные красные бургундские кресты на парусах «Санта-Марии Энкоронады». Ветер дул с северо-востока. Неужели Армада сможет наконец обратиться лицом к неприятелю?

Алонсо де Лейва немедленно отправил записку генерал-капитану, умоляя его начать сражение, выставив на острие атаки галеасы. На трапе флагмана его посыльный столкнулся с вестовыми Окендо и Рекальде, прибывшими с той же целью.

Дон Алонсо смотрел на английские корабли, которые в беспорядке жались к берегу, ловя ветер. Вернулся запыхавшийся посыльный. Велено атаковать!

Уязвленный Монкада сидел в своей капитанской каюте на корме, словно Ахилл в шатре. Для передачи ему приказа атаковать в авангарде герцогу пришлось наступить на собственное самолюбие. Он попросил популярного на флоте дипломатичного Окендо отвезти обиженному капитану послание, в котором, желая добиться прощения у своего подчиненного, пообещал ему поместье в Испании стоимостью в три тысячи дукатов.

Монкада высокомерно игнорировал приказ генерал-капитана.

Де Лейва с левантийскими кораблями бросился на флагман Говарда. Диего Энрикес, Диего Пиментель, Окендо и Мехия шли следом. Но английские корабли, «ведомые чудесной силой», ускользали из-под обстрела, вились, словно оводы вокруг медведя, а их кулеврины метко били издалека. «Неприятель стреляет в три раза быстрее нас», — отметил Сидония. Даже с наветра испанцам не удалось навязать противнику абордажного боя.

Удачным залпом отправлено ко дну британское суденышко «Плежер». Дон Уго де Монкада все еще не показывается из шатра, игнорируя баталию. Герцог посылает к нему нарочного офицера «высказать нелицеприятную истину». Лишь после этого капитан бросает свои галеасы на эскадру Фробишера, в бессилии болтающуюся с обвисшими парусами.

Говард ясно видит нависшую опасность. Он пытается подойти ближе к судам Фробишера. Тщетно. Дон Уго атакует «Трайумф», крупнейший галион среди обоих флотов, на котором поднят личный флаг Мартина Фробишера. «Трайумф» в этот момент стоит на якоре. Видя приближающиеся галеасы, капитан обрубает якорные канаты и делает залп в упор. Ядра разносят на куски испанских гребцов. Ритм весельных ударов нарушается, суда сцепляются тяжелыми веслами. Экипажи галеасов вынуждены ставить паруса и тем самым теряют свое главное преимущество — свободу маневра. «Трайумф» с пятью купеческими судами сосредоточенным огнем удерживает их на расстоянии.

К полудню орудия, грохотавшие пять часов без перерыва, смолкли: ветер переменился на южный. Дрейк хорошо знал свой пролив. Предчувствуя смену ветра, он вышел из боя, увлекая за «Ревэнджем» еще пятьдесят судов. Армада, увлекшись охотой, забыла о строе.

Теперь ветер туго надул паруса корабля Дрейка. Разогнавшись, он вынырнул из густой завесы терпкого дыма, заволакивавшего театр сражения. Сидония немедля повернул против него галеасы. Фробишер был спасен в результате этого маневра.

Говард, воспрянув духом, накинулся на отколовшихся испанцев, в первую очередь на «Сан-Мартин». Во флагман попало пятьсот ядер (по словам Сидонии), убито полсотни людей. Но враг не решался подойти ближе чем на сто метров к громадному галиону, орудийные порты которого изрыгали огонь. Зато Рекальде оказался в плотном кольце. Герцогу и португальским галионам вновь пришлось выручать его.

Командующий понял, что бой не приведет ни к чему хорошему. Он отдал приказ Армаде строиться и двигаться на восток.

От зари до пяти часов пополудни с берега «слышали громовое грохотанье, вселявшее в душу великую тревогу». Оба флота обменялись в тот день 50.000 ядер (дневник герцога ). Ядра, вылетавшие каждые шесть секунд, действительно должны были производить на расстоянии впечатление нескончаемого грома. Потери испанцев составили пятьдесят человек убитыми и шестьдесят ранеными (только на флагмане или по всей эскадре?). По крайней мере это единственные цифры, которыми я располагаю. С английской стороны данных нет: капитаны скрывали убитых, чтобы получить на них жалованье и провиант.

Картечь продырявила паруса, снесла фальшборты, сорвала такелаж. Однако ни ядра протестантов, посланные издалека ради вящей осторожности, ни ядра католиков, бивших тоже издали от отчаяния, не смогли продырявить корпус ни у одного корабля. Обе эскадры жгли порох понапрасну…

Битва началась снова утром 3 августа, когда арьергард де Лейвы завязал перестрелку с несколькими английскими кораблями. Рекальде с галеасами двинулся к месту действия. Канонада продолжалась до вечера с прежним ожесточением, стихая только на те часы, когда артиллеристы охлаждали пушки, обвертывая стволы вымоченными в уксусной воде простынями.

В конце дня англичане, истощив порох и ядра, удалились. Удрали, по словам испанцев.

Герцог занес в дневник, что было сделано не менее 5000 выстрелов, 60 убитых без отпевания сбросили за борт, а гукоры-лазареты приняли 70 новых раненых. Сидония пометил также, что он насчитал 140 вражеских парусов, после чего, захлопнув дневник, отправился почивать.

В четверг, 4 августа, первые отблески зари явили англичанам два отставших испанских корабля. Это были гукор «Санта-Ана» (не путать с флагманом «Санта-Ана», которую покинул Рекальде) и галион Португальской эскадры «Сан-Луис». Джон Хоукинс тут же кинулся догонять их. Три галеаса спустили паруса и на веслах поспешили на выручку. Де Лейва тоже начал поворачивать назад свою громадную каракку.

На сей раз испанцы попали в шторм из железа и свинца. «Хирона» потеряла фонарь, «Сан-Лоренсо» — носовую фигуру, «Суньига» получила пробоину на уровне ватерлинии и вынуждена была выйти из боя. Неприятель метил в весельные порты, и скамьи гребцов были усеяны трупами — экипаж не успевал снимать с них цепи. Семеро человек были прикованы к каждому веслу: четверо — тянули, трое — толкали. Если один падал на палубу под ноги остальным, они не могли грести. Соседи тут же цеплялись за неподвижное весло, и маневрировать становилось невозможно.