Путь долга и любви, стр. 5
В случае со мной опознать могла Вента – ведь старушка, несмотря на преклонный возраст, в свете бывает. Но это уже после, а до момента опознания Кир мог бы вовсю развлекаться со мной здесь, в академии.
И единственное, что неясно в этой истории – как я могла быть настолько слепа? Ведь все эти ухаживания, все эти поцелуи, все эти заботы… да ни у одного влюблённого терпения не хватило бы! А ради очень ценного трофея постараться можно. Дочь высокопоставленного верилийского аристократа, маг-защитник с высшим уровнем дара, да ещё и…
– Эмелис!
Я ждала этого оклика, поэтому даже не вздрогнула. Спокойно, не торопясь, взошла на крыльцо корпуса женского общежития и дёрнула ручку двери. Наверное, из маленького холла веяло теплом, но я не почувствовала.
– Эмелис! – Этот крик прозвучал куда ближе и яростней.
Я застыла.
– Эмелис! Подожди! Выслушай меня!
И всё-таки я обернулась.
Кирстен – растрёпанный, раскрасневшийся, в расстёгнутом камзоле – мчался к нашей общаге, но…
– Видеть тебя не могу, – прошептала я и, подарив боевику ослепительную улыбку, перешагнула порог того самого корпуса, в который всем студентам мужского пола вход заказан.
Всё так же спокойно миновала три лестничных пролёта. Вынула из кармана ключ, отперла дверь своей комнаты. Вошла, задвинула засов и повесила цепочку с ключом на вешалку – на тот самый крючок, где обычно висела позабытая в доме госпожи Венты шубка.
И лишь после этого позволила себе медленно сползти на пол и… Нет, я не заплакала. Я завыла.
Глава 2
Я почти не помню, что было дальше. Тьма, застилавшая глаза, стала не просто густой – непроницаемой, а разум… кажется, разум я утратила вовсе. И ничего за собственным воем не слышала.
Всё в тумане, всё где-то там, далеко и… не со мной. Не со мной, потому что меня нет. Я, Эмелис из рода Бьен, исчезла, растворилась.
Истерзанным стягом на диком ветру. Шуршащей позёмкой. Пылью, которая клубится над дорогой в зной. Обожжённой пустыней, чьи пески стремятся поглотить последний оазис. Вот кем я стала.
Нет меня. Нет!
Я обязательно вернусь, потому что я сильная, но сейчас меня не существует. Я не хочу, я не могу… быть. Я… умираю, наверное. Или уже умерла. Или умерла давно, тысячу лет назад. А была ли я вообще? Нет, не знаю.
Ничего не знаю. Потому что… нет меня. Это не я. Не со мной… Тьма! Тьма, заполненная диким звериным воем, – всё, что мне осталось. И всё, что осталось от меня…
Лязг дверного засова – неожиданный и невозможный, потому что дверь заперта изнутри. Единственный, кто может открыть – маг-универсал, и то если сильно постарается.
Падение? Оно возможно, ибо по-прежнему сижу у двери и упираюсь спиной в деревянную створку, но падение предотвращено – кто-то придержал за плечи.
И тут же стало холоднее и громче, хотя звуков за собственным воем почти не различаю.
Кто-то продолжает держать за плечи, а кто-то берёт в руки моё лицо и… то ли кричит, то ли шепчет:
– Эмелис! Эмелис, что случилось?
Я бы ответила, но не могу, из горла только вой вырывается вперемешку с хрипами, а вокруг… всё та же тьма. Не спокойная, а ужасная… пустая и заполненная одновременно. Страшная! Болезненная! Обжигающая и в то же время холодная, как сердце предателя.
– О Богиня… Эмелис, да что с тобой? Что произошло?
Если бы я была в сознании, если бы я существовала, я бы решила, что зовёт Милли. Весёлая девчонка с каштановыми кудряшками, единственная, кого могу назвать своей подругой. Не вообще, а здесь, в дурборской академии магии. В трижды проклятой академии!
– Девочки, кто-нибудь, позовите целителя!
– Целитель не пройдёт, у него допуска нет. Я сама всё сделаю.
И опять – если бы я была в сознании, то теперь я бы… узнала Силлин, возлюбленную Норта. Того самого боевика, который когда-то, в прошлой реальности, вёл по мужской общаге… Того самого, с которым делили стол. Того самого, кто так дружен с…
– О Всевышний! Девочки! Девочки, сейчас что-то будет! Они что-то затевают!
– Пусть затевают! – злой, очень злой рык. И совсем другим, наполненным слезами голосом: – Эмелис, Эмелис, дорогая, скажи! Объясни, что случилось?
Лёгкое прикосновение, которое я могла бы опознать как успокаивающее заклинание, и тихий досадливый вздох:
– Дохлый гоблин, не помогает.
А где-то далеко-далеко, на другом конце мира:
– Эти уроды готовятся атаковать!
И совсем-совсем близко, почти над ухом:
– Защита выдержит?
– А мне-то откуда знать?
Ещё одно прикосновение магии, которое отзывается щекотной волной прохлады. Потом кто-то подносит к губам чашку и заставляет пить. Вкуса не чувствую, глотаю с величайшим трудом, половину проливаю на платье.
Топот!
В этой густой, наполненной невероятным количеством звуков… тишине, чётко различим топот. Кто-то очень-очень торопится. Кто-то…
– Девочки, если вы не отдадите Эмелис, они пойдут на штурм!
Меня нет, меня не существует, но этот голос я узнаю сразу же. Помощник ректора, Тэссиан, один из немногих, у кого есть доступ в женскую общагу.
– Тэс, иди лесом! – зло бросает кто-то.
– Девочки, он разнесёт академию! – В голосе Тэссиана тоже злость звучит.
– А нам плевать.
– Что… так и передать? – вопрошает помощник ректора.
– Нет. Скажи ему знаешь что? Скажи Киру…
И я выныриваю из небытия, потому что тьму сметает волна удивления. Сознание возвращается всего на миг, но всё-таки. Просто очень интересно стало – мне чудится или Милли в самом деле такие слова знает? Такие… такие… ох, дохлый тролль! Да от таких слов не только девицы – стены краснеют! А она, а Милли…
Пауза.
– Ладно, передам, – соглашается Тэссиан.
Кажется, помощник ректора собирается уходить, но его окликают.
– Тэс, погоди. Помоги перенести Эмелис на кровать.
Мгновение, и я взлетаю в воздух. Если бы я была в сознании, я бы решила, что Тэс взял на себя роль парламентёра и всерьёз намерен держать нейтралитет.
– Девчонки, умоляю, одумайтесь. Отдайте ему Эмелис…
– Нет! – рычит Милли.
А будущая целительница Силлин, которая не пойми как в нашем крыле оказалась, добавляет:
– Тэс, ты взгляни, до чего он её довёл. Мы не отдадим Эмелис.
И тишина, обрыв, пропасть. Едкий запах какого-то зелья – его, судя по всему, прямо тут, под самым носом варят. Запах кажется знакомым – когда-то меня таким поили, если не путаю, в тот раз я едва не заболела пневмонией.
А потом опять голоса…
– Они будут пытаться пробить защиту, и только её. Атаковать сам корпус точно не станут, иначе всё попросту рухнет, а нас погребёт под завалами.
– Уверена? А я – нет. Кирстена видела? Он сейчас вообще ничего не соображает.
– Кир? Не соображает? Не смеши меня… Может, его и переклинило, но не до такой степени, чтобы поставить под угрозу наши жизни.
– Ты хотела сказать: жизнь Эмелис?
– Не перегибай. Кирстен, конечно, сволочь, но это не повод всех собак на него вешать. Нам ничего не угрожает. Только взлом защиты и прорыв этой грёбаной команды, которая поддержала Кира.
– Команды?! Да там весь факультет боевой магии!
– Пофиг. Нас тоже немало. Выстоим!
Утро началось… странно.
Я никогда не держала в комнате чайник, да и кушать, честно говоря, предпочитала в столовой, поэтому лёгкий свист, последующее бульканье и настойчивый запах пирогов удивили очень. Я с огромным трудом открыла глаза, приподнялась на постели и застыла в изумлении.
Предчувствия не обманули. На моём письменном столе стояла магическая горелка, пузатый чайник, из носика которого текла белая струйка пара, несколько чашек и блюдо с пирожками. А на единственном стуле сидела Милли и примерялась к очищенной от обёртки шоколадке.
– Ты что тут делаешь? – выдохнула я. Голос прозвучал незнакомо, хрипло.
Подруга лучисто улыбнулась и подмигнула. Но на вопрос не ответила.
– С добрым утром, соня! – радостно заявила она и с каким-то кровожадным удовольствием впилась зубами в шоколадку.