Заблудившийся автобус, стр. 31
Он сделал ей больно. А потом она сказала: «Куда ты?»
«У меня работа стоит», – сказал Бад.
«Ты говорил, что любишь меня».
«Ну?»
«Ты не бросишь меня, Бад?»
«Слушай, милая, переспали, и ладно. Я контрактов не подписывал».
«Это же первый раз, Бад».
«Без первого раза ни у кого не обходится», – сказал он.
Теперь Алиса оплакивала себя. «Ни черта хорошего! – крикнула она в зеркало. – Ни черта хорошего в этом нет». Плача, она допила стакан и вылила в него остатки из бутылки.
В остальных тоже не было ни черта хорошего – и с чем она осталась? Паршивая работа с постельными удобствами и без жалованья. Вот с чем. И за паршивым оглоедом замужем – вот с чем. Нашла, называется. Глушь такая, что и в кино не съездишь. Сиди в паршивой закусочной.
Она опустила голову на руки и горько заплакала. А другая Алиса слушала, как она плачет. Другая Алиса стояла над ней и наблюдала. Ходи на цыпочках, все время его ублажай. Она подняла голову и посмотрела в зеркало. Помада размазалась по всей верхней губе. Глаза покраснели, из носу текло. Она вынула из держателя две бумажные салфетки и высморкалась. Скатала салфетки и кинула на пол.
И чего она вылизывает эту дыру? Всем плевать. А на нее разве не всем плевать? Всем. Ничего, она за себя отстоит. Над Алисой не больно-то покуражишься. Она допила виски.
Достать портвейн оказалось делом нелегким. Она споткнулась и налетела на раковину. В носу горячо набухло, и она засопела. Она установила бутылку портвейна на стойке и достала штопор. Когда она попыталась воткнуть штопор, бутылка упала, а при второй попытке пробка раскрошилась. Алиса протолкнула пальцем остатки ее в горлышко и побрела к столу.
«Водичка», – сказала она. Она наполнила стакан темно-красным вином. «Вот виски бы еще». Во рту у нее пересохло. Она с жадностью выпила полстакана. «А хорошее», – захихикала она. Может, всегда надо вперед пить виски, чтобы вино было вкуснее.
Она придвинула к себе зеркальце. «Ты старая кляча, – горько сказала она. – Грязная, пьяная старая кляча. Ясно – кому ты такая нужна? Я бы сама на такую не польстилась».
Лицо в зеркале было одно, но контуры его двоились, и где-то вне поля зрения комната уже раскачивалась и подпрыгивала. Алиса допила стакан, поперхнулась, и красное вино потекло обратно из углов рта. Она стала наливать снова, но не сразу попала в стакан и разлила вино по столу. Сердце у нее колотилось. Она слышала его и чувствовала, как оно бьется у нее в руках, плечах и в жилах на груди. Она мрачно выпила.
– Упьюсь, – и черт с ним, тем лучше. Хорошо бы больше не проснуться. Хорошо бы – конец всему… конец всему… конец всему… Покажу этим паразитам – не хочу жить и не буду. Я им покажу.
И тут она увидела муху. Это была не обычная комнатная муха, а молоденькая мясная, и ее тело блестело богатой переливчатой синью. Она явилась к столу и сидела перед винной лужицей. Она сунула туда хоботок, потом отошла почиститься.
Алиса застыла. Кожа у нее собралась от ненависти. Все ее огорчения, все обиды сосредоточились на мухе. Усилием воли она свела раздвоившееся насекомое в одно. «Ну, стерва, – тихо сказала она. – Думаешь, я напилась. Я тебе покажу».
Глаза у нее сделались настороженные, хитрые. Бочком, бочком она отодвинулась от стола и пригнулась к полу, опершись на руку. Она не сводила с мухи глаз. Та не двигалась. Алиса подкралась к стойке, зашла за нее. Посудное полотенце лежало на краю стальной раковины. Она взяла его в правую руку и старательно сложила. Полотенце было слишком легким. Она намочила его под краном и отжала лишнюю воду. «Покажу стерве», – сказала она и, как кошка, двинулась вдоль стойки. Муха по-прежнему сидела, по-прежнему сияла.
Алиса подняла руки и закинула полотенце на плечо. Алиса тихо подступала к мухе, выставив локоть. Ударила. Бутылка, стаканы, сахарница, держатель с салфетками – все полетело на пол. Муха взвилась и закружила. Алиса стояла неподвижно, провожая ее глазами. Муха уселась на стойку. Алиса сделала выпад, ударила по ней, а когда муха взлетела, еще раз хлопнула полотенцем по воздуху.
«Так не пойдет, – сказала она себе. – Подкрасться к ней. Подкрасться». Пол накренился под ногами. Она вытянула руку и схватилась за табурет. Куда она девалась? Слышно было ее жужжание. Злой, омерзительный звон ее крыльев. Должна же она сесть куда-нибудь когда-нибудь. К горлу подкатила тошнота.
Муха заложила несколько петель, восьмерок и кругов, а потом перешла на бреющие челночные полеты из одного конца комнаты в другой. Алиса выжидала. В поле зрения вползала с краев темнота. Муха с легким щелчком вела на коробку кукурузных хлопьев на макушке большой пирамиды, выстроенной на полке за стойкой. Она приземлилась на «К» «Кукурузных» и беспокойно переползла на «у». Там она замерла. Алиса втянула носом воздух.
Комната прыгала и кружилась, но напряжением воли муху и то, что рядом, Алиса держала в фокусе. Левая рука оперлась за спиной на прилавок, и пальцы поползли по нему. Медленно, молча она огибала торец стойки. И очень, очень осторожно поднимала правую руку. Муха скакнула вперед и снова замерла. Она приготовилась взлететь. Алиса почувствовала это. Почувствовала раньше, чем муха поднялась. Она вложила в удар весь свой вес. Мокрое полотенце врезалось в пирамиду картонных коробок и пробило ее насквозь. Коробки, рядок стаканов и ваза с апельсинами полетели на пол, и Алиса упала на них.
Комната понеслась на нее красными и синими огнями. Под щекой лопнувшая коробка извергла хлопья. Алиса подняла раз голову, потом опустила, и вертящаяся темнота накрыла ее.
В закусочной было сумрачно и очень тихо. Муха подобралась к краю винной лужицы, высыхавшей на белом столе. Потыкавшись в разные стороны – не грозит ли откуда опасность, – она неторопливо опустила плоский хоботок в сладкое густое вино.
Глава 12
Серые тучи громоздились – угроза на угрозе, – и синий сумрак окутал землю. В долине Сан-Хуан темная зелень казалась черной, а более светлая зелень травы – стылой, влажно-синей. «Любимая» тяжело катилась по шоссе, и алюминиевая краска на ней отливала зловещим холодом вороненого ствола. В южной стороне черная гряда туч осыпалась бахромой дождя, и занавес его медленно упал.
Автобус подъехал к бензоколонкам перед магазином Брида и остановился: игрушечные боксерские перчатки и детская туфелька мелко и часто качались, как короткие маятники. Хуан продолжал сидеть после того, как автобус остановился. Напоследок он дал газ, прислушался, потом со вздохом повернул ключ, и мотор смолк.
– Долго собираетесь здесь стоять? – спросил Ван Брант.
– Хочу взглянуть на мост, – сказал Хуан.
– Еще цел, – сказал Ван Брант.
– Мы тоже, – ответил Хуан. Он отпер рычагом дверь.
Брид появился из-за сетчатой двери и пошел к автобусу. Он пожал Хуану руку.
– Опоздали немного?
– По-моему, нет, – ответил Хуан, – если у меня часы правильные.
Спустился Прыщ и стал рядом с ними. Он вышел первым, чтобы посмотреть, как слезает блондинка.
– Кока-кола есть? – спросил он.
– Нет, – сказал Брид. – Несколько бутылок пепси. Кока-колы месяц не было. Да – одно и то же. Их не отличишь.
– Как мост? – спросил Хуан.
Мистер Брид покачал головой.
– По-моему, труба дело. Сами взгляните. Хорошего мало.
– Трещин пока нет? – спросил Хуан.
– Может полететь вот так, – сказал Брид и с размаха ударил ладонью о ладонь. – Нагрузка на нем такая, что он плачет, как ребенок. Пошли посмотрим.
Из автобуса вышли мистер Причард с Эрнестом, за ними Милдред и Камилла и последней – Норма. Камилла была ученая. Прыщ ничего не увидел.
– У них есть пепси-кола, – сказал Прыщ. – Хотите?
Камилла обернулась к Норме. Она начала понимать, чем может быть полезна Норма.
– Хочешь попить? – спросила она.
– Да не откажусь, – сказала Норма.
Прыщ постарался скрыть разочарование. Брид и Хуан шагали по шоссе к реке.