Искусство слышать стук сердца, стр. 35

Не найдя Ми Ми на ступенях монастыря, Тин Вин встревожился. Вот уже больше года они встречались каждый день. Прощаясь вчера вечером, Ми Ми, как всегда, пообещала, что завтра будет в монастыре. Может, она заболела? Тогда почему никто из братьев не пришел и не сообщил ему об этом? Из монастыря Тин Вин отправился не к себе, а к дому Ми Ми. Ночью прошел сильный дождь. Земля была мокрой и скользкой. Тин Вин не пытался заранее услышать лужи и топал прямо по ним, поднимая фонтаны брызг. Он пересек пустую рыночную площадь и стал подниматься в гору. Несколько раз спотыкался, вставал и шел дальше. Его ничуть не волновало, что одежда насквозь промокла и обросла глинистой коркой. По дороге он едва не сшиб старуху-крестьянку. Волнение сделало его глухим, и он не услышал ни биение ее сердца, ни ее голоса.

Дом Ми Ми был пуст. Даже собака пропала. Соседи ничего не знали.

Тин Вин попытался успокоиться. Возможно, семья отправилась работать в поле и уже скоро все придут домой. Но никто не возвращался. День сменился сумерками, и Тином вновь овладела тревога. Словно издалека он слышал собственный голос, зовущий Ми Ми. Схватившись за перила лестницы, Тин тряс их, пока не сломал. Ему казалось, что больше он никогда не встретится с Ми Ми. С неба упала громадная бабочка величиной с хищную птицу. Она опустилась на лужайку и поползла к нему. От страха Тин Вин попытался влезть на дерево. И тут его начали атаковать красные шары. Они вылетали из белого тумана, и каждый их удар сопровождался обжигающей болью. Спасаясь от них, Тин метался по двору, расшибая лоб и царапая ноги… Он напрочь утратил способность ориентироваться в пространстве. Домой его привели трое парней — соседи Ми Ми.

14

Такого воя Су Кьи еще не слышала. Она не испугалась, поскольку ничего тревожного или пугающего в нем не было. Воющий голос не жаловался. Он бунтовал, выплескивая ярость и сомнение. Минуя уши, вой проникал глубже, в самую Душу.

Су Кьи проснулась и увидела сидящего Тина Вина. Он громко выл, широко открыв рот. Су Кьи позвала его по имени, но Тин не откликнулся. Может, кошмар приснился? Женщина взяла его за плечи и встряхнула. Тело парня было прямым и жестким, как палка.

— Тин Вин, Тин Вин, успокойся! — несколько раз крикнула она, обхватив руками его голову.

Это подействовало. Тин повалился на циновку и свернулся калачиком, подтянув ноги к груди. Су Кьи баюкала его, как младенца. Вскоре он заснул.

Проснувшись, как всегда, на рассвете, Су Кьи почувствовала, что воспитанник не спит. Тин всхлипывал. Она шепотом окликнула его, но Тин не отзывался. Тогда Су Кьи быстро встала, завернулась в лонгьи, натянула кофту и свитер. Тина прикрыла одеялом. Наверное, мальчишка простудился. Вчера он вернулся позже обычного. Что еще более странно, его привели трое незнакомых парней. Вид у него был жуткий: весь в грязи, лоб разбит. Не сказав ни слова, улегся на циновку.

Су Кьи разожгла огонь в очаге, чтобы покормить Тина. Горячий куриный суп и рис с карри пойдут ему на пользу.

Тин Вин отстраненно съел то, что она ему принесла, и вновь лег. Су Кьи ушла на кухню и не сразу услышала надрывные звуки, доносящиеся из комнаты. Вбежав туда, она увидела Тина у открытого окна. Он стоял на коленях и исторгал в окно все, что недавно съел. Его тело отчаянно сотрясалось от спазм. Казалось, он готовится перейти в вечность и потому торопится выбросить из себя все бренное. Тина рвало до тех пор, пока изо рта не пошла зеленоватая, отвратительно пахнущая слизь. Су Кьи силой оторвала его от окна и уложила на циновку. Тин беспомощно шарил в поисках ее руки. Су Кьи села рядом, положив его голову себе на колени. У Тина тряслись губы. Дышал он с трудом.

Тин Вин не знал, спит он или бодрствует. Он утратил всякое представление о пространстве и времени. Его чувства обратились внутрь. Белый туман перед глазами сменился зловещей тьмой. В носу оставался зловонный запах исторгнутой пищи. Уши воспринимали лишь телесные звуки: шум крови, урчание в животе. И конечно же, удары сердца. Но всем сейчас правил страх. Его кошмар не имел ни имени, ни голоса. Он просто был, пронизывал каждую клетку тела. Страх правил и мыслями и снами. В бреду Тин слышал биение сердца Ми Ми. Он звал ее, но она не отвечала. Тогда Тин бросился на звук сердца и никак не мог ее догнать. Он бежал все быстрее, а Ми Ми куда-то ускользала. Он мчался, пока не свалился от изнеможения. В другом кошмаре Тин видел Ми Ми сидящей на табуретке. Шел к ней обрадованный, и вдруг земля разверзалась, и он проваливался в бездну. Тин падал в темноте и тщетно пытался хоть за что-то уцепиться. Становилось все жарче, и наконец он проваливался в огненное болото. Потом кошмар повторялся с самого начала. Но что мешало ему до конца увидеть сон, в котором он умирал?

Тин вовсе не боялся смерти. Он страшился всего остального. Каждого прикосновения, слова, мысли. Каждого удара сердца и даже очередного вдоха.

Ему было трудно шевелиться. Он не мог есть. Чай, который Су Кьи насильно вливала ему в глотку, он тут же выплевывал. Слышал голос Су Кьи, но откуда-то издалека. Чувствовал прикосновение ее руки, но сомневался, она ли это или его воображение.

А в голове снова и снова звучали слова У Мая: «Запомни, Тин Вин: есть лишь одна сила, превосходящая страх. Любовь». Но знал ли учитель, какая сила способна одолеть страх любви?

Так прошло два дня. Видя, что воспитаннику не становится лучше, Су Кьи принялась его лечить. Несколько часов подряд она натирала его снадобьями из целебных трав. Су Кьи почти не спала. Она забыла о домашних делах и об уборке богатой виллы, стараясь не отходить от Тина. Он не жаловался на боль, не кашлял. У него не было жара. Наоборот, его тело казалось Су Кьи чересчур холодным. Добрая женщина не знала, какой недуг снедает ее подопечного, однако догадывалась: это не просто телесное заболевание. Это вопрос жизни и смерти. У кого спросить совета? Су Кьи с одинаковым недоверием относилась и к врачам маленькой местной больницы, и к знаменитым астрологам, жившим в Кало и в окрестных деревнях. Если кто и способен помочь, то это У Май. Скорее всего, происходящее с Тином — даже не болезнь. Вдруг мальчишка случайно пробудил духов и демонов, которые обитают в каждом человеке и ищут удобный повод, чтобы вырваться наружу?

Поставив рядом с Тином большую кружку чая, Су Кьи поспешила в монастырь.

Вернувшись, она застала подопечного в той же позе. У Май ничего ей толком не посоветовал. Су Кьи подробно объяснила, как Тин провел все эти три дня и три ночи, однако ее рассказ ничуть не взволновал старого монаха. Он произнес лишь туманные слова о «вирусе любви». Если она правильно поняла, такой вирус живет в каждом человеке, но поражает очень и очень немногих. Когда «вирус любви» пробуждается, душа и тело человека оказываются во власти страха и смятения. Да, он не может ни есть, ни спать, ни двигаться, ни говорить. Однако смертельные исходы крайне редки. В большинстве случаев со временем хватка вируса слабеет и человек выздоравливает.

В большинстве случаев. Но не во всех. Су Кьи вспомнился ее двоюродный дед, пораженный «вирусом любви». Целых тридцать семь лет он лежал не вставая. Не разговаривал и не ел. Возможно, он бы умер от голода, если бы родные с ангельским терпением не кормили его насильно трижды в день. (С таким же ангельским смирением они убирали из-под него все, что выбрасывало живущее по своим законам тело.) Еще юношей этот человек полюбил дочь своих соседей и мечтал на ней жениться, однако родители отдали ее за другого. Вот тогда он и слег.

Или взять ее племянника. Парень влюбился в местную девчонку. После заката он приходил к ее дому и распевал романсы. В этом не было ничего удивительного — так издревле повелось в здешних местах. Странно другое. Девушка не отвечала ему взаимностью, да и ее родителям он не нравился. Но племянник Су Кьи не останавливался. Теперь он пел не только на закате, но и днем, забывая о работе. Потом стал исполнять серенады ночи напролет. Братья были вынуждены силой уводить его домой. Семья девушки пригрозила, что пожалуется властям. Тогда несчастный влюбленный забрался на дерево авокадо, что росло во дворе родного дома, и пел, сидя на ветке. Где-то через месяц (к немалому облегчению родных и соседей) он потерял голос. И мог лишь шептать слова песни, повествующей о вечной любви.