Сын Зевса. В глуби веков, стр. 58
Перед тем как расстаться, Александр сказал Фокиону:
– Теперь, когда все успокоилось, я пойду в Азию. Передай афинянам, чтобы они внимательно следили за событиями моего похода. И если со мной что-либо случится, главенство над Элладой я завещаю Афинам.
Александр, проводив Фокиона, еще долго думал и передумывал все, что говорил ему старый стратег. Во всех его речах была одна главная, направляющая мысль – защитить перед царем Афины. Но Александр и сам не собирался враждовать с этим городом. Хватит и тех развалин, что лежат позади…
– Он так долго был стратегом и правителем, – сказал Гефестион Александру, – а так бедно одет. И, говорят, живет очень бедно.
Александр окинул быстрым взглядом богатые доспехи своего друга. Все горело и блистало на нем, он был красив, как бог Дионис.
– Он будет богат! – ответил Александр.
И тотчас распорядился послать Фокиону сто талантов.
Фокион очень удивился, когда перед его небольшим незатейливым домом, украшенным лишь полосой медной обшивки, остановились посланцы македонского царя. Жена Фокиона в это время месила тесто, а сам стратег, достав из колодца воды, мыл во дворе ноги.
Фокион еще больше удивился, когда узнал, что ему привезли огромное богатство.
– Почему среди такого множества афинян царь лишь меня одного одаряет столь щедро?
– Потому что тебя одного он считает достойным!
– Пусть же он не лишает меня возможности оставаться таким и впредь, – ответил Фокион, – и в чужих глазах, и по существу.
Так и пришлось увезти эти деньги обратно.
Услышав, что посольство Фокиона кончилось успешно, афиняне утихли, успокоились. Но успокоение это было зыбким и непрочным.
– Фивы погибли! – сказал один афинский оратор. – Зевс сорвал месяц с неба Эллады. Еще светит солнце Эллады – Афины. Но после того, что случилось, кто может предсказать грядущее?
НАКОНЕЦ В МАКЕДОНИИ…
Заключив мир с Афинами, простив им все, Александр вместе с войском вернулся в Македонию.
Он простил афинянам даже то, что они, нарушив его запрет, приняли к себе бежавших от него фиванцев. Он и сам видел, что поступил с Фивами слишком жестоко.
Условие Александра об изгнании Харидема афиняне выполнили. Харидем отправился в Азию к персидскому царю и поступил к нему на службу.
Вслед за Харидемом уехали Эфиальт и Фрасибул. Они понимали, что оставаться здесь невозможно. Уехал и Хорес, начальник наемных войск, который всегда был противником македонянина. Он отправился в свои владения на Геллеспонте…
Вот и Македония. Родные горы в осеннем убранстве. Знакомый с детства тихий шум Лудия. Озеро со свайными постройками, с их неподвижным отражением в чистой воде… Окруженная рощами тихая Миэза.
Букефал охотно и стремительно шагал по давно знакомой дороге, он понимал, что идет домой, на отдых.
Вот и Пелла, большой город в широкой долине, среди лесистых гор. Ворота открыты, жители города встречают своего царя, своих военачальников, своих воинов. Крики приветствия, венки, радостные слезы – целый год их не было дома, целый год ждали их матери, жены, дети!..
Олимпиада встретила сына во внутреннем дворике, устланном речной галькой. Мать и сын поздоровались сдержанно, но оба были счастливы, что видят друг друга.
В доме уже готовился пир, грелась вода для царской ванны. Слуги несли царю чистые одежды. Сняв доспехи, Александр глубоко, облегченно вздохнул – хорошо дома! Ах, хорошо дома!
Он шел из зала в зал. Мать сопровождала его. Она что-то говорила, что-то рассказывала, на кого-то жаловалась, кому-то грозила… Александру не хотелось сейчас слышать ни о чем, требующем жестоких решений. Он хотел отдыха. Очень недолгого, но спокойного… Он шел по комнатам, оглядываясь на знакомые с детства росписи на стенах. Вот его любимая фреска – большие синие птицы, летящие куда-то. Когда он был маленьким, то часто смотрел на этих птиц и думал – всегда ли они сидят на стене? Или они иногда летают по комнате?
На пороге одного из залов он остановился. Перед ним на полу, на темном квадрате, скакал на пантере светлокудрявый бог Дионис. Его нежное лицо, как всегда, было улыбчиво и беспечно.
Александр повернул назад.
– А ведь ты любил этот зал! – сказала Олимпиада. – Разве ты забыл, Александр? Ты так любил этого бога!
– Я не знаю, любит ли он меня теперь, – невнятно ответил Александр.
Но пусть отойдет прошлое, пусть воспоминания не мешают ему. Царю Александру Македонскому пора думать о великом походе в Азию, о великой войне с персидским царем. Царю Александру Македонскому доверено высшее командование всем объединенным войском. Это войско теперь надо готовить.
Александр сделал все по обычаю македонских царей. Принес жертву Зевсу Олимпийскому так же, как приносил эту жертву царь Филипп, установленную еще царем Архелаем.
В старом городе Эгах Александр, по древним установлениям эллинов, устроил олимпийские состязания и состязания в честь девяти муз. Празднество муз длилось девять дней, и каждый день был назван именем той музы, которой был посвящен: Каллиопы – музы эпической поэзии, Мельпомены – трагедии, Талии – комедии, Терпсихоры – танца, Эвтерпы – лирики, Эрато – музе любовной песни, Полигимнии – музе священных гимнов, Клио – истории, Урании – астрономии…
Царь пировал в большом шатре, где было поставлено для гостей сто богатых лож. Гости его – друзья, военачальники, послы из разных городов и от разных народов, присланные поздравить его с победами, – возлежали за обильно накрытыми столами. Музыка, пение, танцы украшали их пир.
Пировало и войско. Царь приказал раздать воинам жертвенное мясо, которого было огромное количество. Позаботился и о том, чтобы им всем вдосталь хватило веселого виноградного вина.
Ели, пили, пели. И без конца вспоминали о том, что пришлось им повидать за этот год. И о том, как чуть не погибли под Пелием, но их молодой царь сумел и войско спасти, и врага разбить. А как грохотали телеги по их щитам, когда они все превратились в большую черепаху! А как переправились через Истр и явились к неприятелю, когда их совсем и не ждали! А как уничтожили Фивы! Теперь в Элладе будут сидеть тихо и носа не высунут!
Вспоминали – и без конца пили за здоровье своего отважного полководца Александра, сына Филиппа, царя македонского!
Линкестиец Александр сидел среди этеров – близких друзей царя. Царь требовал, чтобы он всегда был рядом – и в походе, и в бою, и на пирах… Стоило Линкестийцу удалиться, как Александр уже искал его глазами, спрашивал, где он, что делает. Вот и сейчас посадил за свой стол между Гефестионом и Неархом. А Линкестиец уже устал быть у него на глазах. Так ли уж любит его Александр? Или все еще боится и подозревает в недобрых замыслах?
Линкестиец Александр глядел на молодого царя, на его розовое от вина лицо, озаренное улыбкой и блеском влажных глаз…
«Один год прошел, – думал Линкестиец, – всего только год царствования. А он уже замучил походами.
Теперь он собирается в Азию, воевать с персидским царем. Безумец! Он погубит себя, погубит нас и погубит Македонию. Страшно… Страшно… Вот теперь и задумаешься – надо ли было убивать Филиппа?»
Линкестиец вздрогнул – лучистые глаза Александра смотрели прямо на него. Он улыбнулся и поднял свою чашу.
В один из этих светлых дней теплой осени, на празднике музы Каллиопы, Александру сообщили, что статуя фракийца Орфея, сына Эагра, которая стоит в Пифиде, покрылась потом. Как объяснить это чудо? Что оно предвещает? Никто не мог разгадать.
Тогда прорицатель Аристандр, который умел угадывать тайные желания царя, сказал ему:
– Дерзай. Знамение это значит, что поэтам эпическим и лирическим предстоит великий труд: создать произведения, в которых будут воспевать Александра и его дела.
Александр принял это толкование. Он поверил ему.
«Дерзай… – задумчиво повторил он про себя. – Дерзай!»
Он поднял голову и распрямил широкие плечи. Праздник шумел кругом, а перед глазами молодого полководца уже распахнулись широкие дали неведомых земель, куда он пойдет за своей необъятной славой бесчисленных сражений и на весь мир гремящих побед.