Сын Зевса. В глуби веков, стр. 104
Он вступил на террасу. Собеседники замолчали. Филота, как-то растерянно взглянув на Гефестиона, бросил легкую шутку и поспешил уйти в зал.
— Я искал тебя, Каллисфен, — сказал Гефестион озабоченно, — царь хочет ввести проскинесис…
— Очень сожалею, — холодно ответил Каллисфен.
Гефестион, стараясь говорить как можно убедительнее, положил руку на сердце.
— Поверь, Каллисфен, это делается не из честолюбия, не из жажды излишнего поклонения. Это — политика. Ведь Александр теперь не только царь Македонии, он еще царь и Египта, и всей Азии. Эти народы привыкли обожествлять своих царей.
— Только ли политика, Гефестион?
Каллисфен, в своей благородной белоснежной одежде эллинов, не скрывая иронии, поглядел на лиловое одеяние Гефестиона и на драгоценные браслеты на его смуглых руках. Но Гефестион приводил все новые доводы, убеждая его отдать царю земной поклон.
— Это укрепит славу царя среди азиатских народов и его право царствовать здесь. Он принял престол Ахеменидов, так должен принять и их почести!
— Ты бывал в Афинах, Гефестион? — вдруг спросил Каллисфен.
— Да, Каллисфен. Я бывал там в юности в то время, когда Александр жил в Иллирии. Я слушал афинских ораторов и философов.
— И ты ведь знаешь Аристотеля?
— Я учился у него.
— А как ты думаешь, Аристотель одобрил бы это? — Каллисфен насмешливо кивнул на длинную шелковую одежду Гефестиона. — И как ты можешь, Гефестион, меня, эллина, племянника Аристотеля, просить кланяться по-азиатски? Я люблю Александра — воина, полководца, ты сам знаешь, как я восхваляю его деяния в своей истории, которую пишу. Но он теряет разум, слава лишает его рассудка, его тщеславию нет границ. Проскинесис? Невозможно! Я не могу стать варваром.
— Мы не станем варварами оттого, что возьмем у них какие-то обычаи. И если научимся чему-нибудь у них — а у этих древних народов, клянусь Зевсом, есть чему поучиться! — то это пойдет нам только на пользу.
— Проскинесис, например…
— Но это нужно для укрепления нашего будущего великого государства, Каллисфен!
Каллисфен нетерпеливо пожал плечами:
— Ну, уж если для такой великой цели надо стукнуть лбом у подножия трона, я сделаю это.
Он усмехнулся и отошел. Гефестион проводил его тревожным взглядом. Александр делал то, что задумал. Он силен, побеждая врагов. Но хватит ли у него сил победить друзей?
Из глубины дворца появились телохранители; нижние концы их копий были украшены золотыми шарами, похожими на айву, за что их называли айвоносителями.
Окруженный свитой, в багряных одеждах, в зал вошел Александр. На нем была длинная стола, широкий персидский пояс, и на голове, на светлых кудрях, — высокая тиара персидских царей. Драгоценные камни, словно дождь, сверкали на его груди, на плечах, на поясе его персидского платья. Александр величаво прошел к своему золотому ложу. Он поискал глазами Гефестиона, нашел и кивком головы подозвал к себе.
Едва начался пир, едва зазвенели чаши, как философ Анаксарх, человек с выпуклыми, наглыми, хитрыми глазами и приторной речью, повел неожиданный разговор.
— Я думаю, что гораздо правильнее почитать богом Александра, — громко, так, чтоб все слышали, сказал он, — а не Диониса и Геракла!
Слова были дерзкими и лесть грубой. В зале наступила тишина. Кое-кто из гостей переглянулся, пожав плечами.
— И не только за множество деяний следует почитать Александра, — не смущаясь, продолжал Анаксарх. — Бог Дионис — фивянин. Какое отношение он имеет к македонянам? Геракл родился в Аргосе, с македонянами его связывает только то, что Александр происходит из его рода. Не справедливее ли будет, если македоняне станут оказывать божеские почести своему македонскому царю?
Гефестион, бледнея, следил за настроением в зале. Он знал, что Анаксарх заранее условился с царем о земном поклоне, и знал, кто будет поддерживать эту рискованную идею царя.
Тотчас встали персы и мидийцы. Это совершенно справедливо. Они хотят сейчас же отдать царю земной поклон. Подняли голос и этеры царя, его телохранители, его придворные. Они все хотят сейчас же принести ему, сыну Зевса, божеские почести.
Но старые македоняне и те из македонских военачальников, кто редко бывал при дворе, проводя жизнь свою в лагерях и битвах, ошеломленно молчали.
И тогда заговорил Каллисфен:
— Александр, вспомни об Элладе! Подумай: вернувшись туда, может быть, ты и эллинов, свободнейших людей, заставишь кланяться тебе в землю? Или эллинов оставишь в покое и только на македонян наложишь это бесчестье? О Кире, сыне Камбиза, рассказывают, что он был первым человеком, которому стали кланяться в землю. Но следовало бы вспомнить, что Кира победили скифы, люди бедные и независимые. Дария, сына Гистаспа, который наследовал царство Кира, — опять же скифы! А Дария Кодомана, нашего современника, победил Александр, которому в то время земно никто не кланялся!
Александр сидел с пылающим лицом, но не прерывал Каллисфена. Шум голосов, поднявшийся вокруг, заглушил и заставил замолчать строптивого эллина. Александр будто совсем не слышал, что сказал Каллисфен, с улыбкой взял свою золотую чашу, отпил из нее и отдал Гефестиону. Гефестион сделал глоток и отдал чашу соседу, а сам быстро встал с ложа, опустился на колени и поклонился царю, коснувшись кудрями пола. Александр поднял и поцеловал его. Царская чаша пошла по кругу, к македонянам, к персам, к мидийцам… И все отпивали из нее, кланялись царю и получали от него поцелуй.
Кое-где по залу шелестел ропот:
— Это ли царь македонский? В персидском платье, в персидском поясе!
— Целует персов… Тьфу!
У Александра был хороший слух, он многое слышал. Но по-прежнему делал вид, что не слышит ничего. Только его четко очерченные губы все крепче сжимались.
Чашу передали Каллисфену. Гефестион, страдая за Александра, боясь, что Каллисфен снова оскорбит царя, затаил дыхание. Что сделает этот человек? Но ведь он же обещал Гефестиону, что совершит этот земной поклон!
Каллисфен пригубил чашу и с непринужденной улыбкой подошел к царю.
Но где же проскинесис?
— Царь, он не поклонился тебе! — тотчас закричал один из этеров, Деметрий. — Он не поклонился!
Каллисфен стоял возле царя, ожидая поцелуя. Александр сделал вид, что увлечен беседой с Гефестионом и не замечает его.
— Ну что же, — усмехнулся Каллисфен, — ухожу одним поцелуем беднее!
Он отошел независимо и высокомерно. Нежное лицо Гефестиона побледнело — ведь Каллисфен обещал! Гефестион посмотрел на царя. Только бы Александр не принял это близко к сердцу, не все же сразу делается!
Но Александр бешено сверкнул глазами вслед Каллисфену. Александру надо было, чтобы делалось все сразу, немедленно и все так, как он решил. Он уже не терпел сопротивления.
Однако его быстрый взгляд уловил, как оживились его македоняне, его военачальники и даже многие молодые этеры, которые, казалось, так охотно кланялись ему в ноги! Поведение Каллисфена пришлось им по душе. Александр сумел сдержать свою ярость и какое-то время молчал, крепко закусив губу.
Справившись со своим гневом, он негромко сказал Гефестиону:
— Не надо проскинесиса. Чтобы впредь об этом не было речи.
Гефестион посмотрел на него с недоумением.
— Рано еще, — хмуро отметил Александр, — отложим на будущее.
ИЗМЕНА
Стояла жаркая осень 330 года. В садах светились прозрачные розовые виноградные гроздья. Желтые, как мед, огромные дыни горами громоздились около низеньких глинобитных дворов…
Македоняне уже давно покинули Гирканию. Нынче они разместились в Дрангиане, где Александр занял дворец царя дрангианов.
Хмурый и подавленный, он почти не выходил из дворцовых покоев. Неприятности и несчастья последних месяцев угнетали его.
В пути горцы украли Букефала. Царь чуть не ослеп от гнева и от горя. Страшными угрозами уничтожить все племя Александр заставил их вернуть коня…
Изменил Сатибарзан, сатрап Арианы, и погубил весь македонский отряд, который сопровождал его…