Карнавал обреченных, стр. 17
– Не один, а два!
Бакланов смешался, но потом, словно решившись, взглянул в эмалевые глаза своего сюзерена.
– Один, ваше высочество: император Александр. Мне доподлинно известно, что цесаревич Константин Павлович не собирается наследовать государю.
– Все-то ты знаешь, Бакланов! – зло усмехнулся Николай. – Ладно, не дуйся… Мне тоже кое-что известно, хотя брат не посвящает меня в государственные дела. Поневоле приходится держать ухо востро. Так вот, Константин еще в 1820 году устно отказался от царствования, и Александр составил манифест о престолонаследии, в котором назначил своим наследником меня.
– Об этом и речь, ваше высочество! Намерение великого князя Константина совершенно очевидно. И кому, как не вам…
– Александр не любит меня, потому что не считает родным братом. Ему подпевает Милорадович, любимец Константина. Официально цесаревичем всё еще считается Константин, но мы посмотрим, чья возьмет. Манифест, без сомнения, хранится у Александра. Его нужно найти!
Бакланов облизал пересохшие губы.
– Ваше высочество, непременно найдем! И я, кажется, знаю, где искать.
Трясясь от волнения, он рассказал великому князю, как царь в его присутствии поспешно спрятал шкатулку из слоновой кости.
– Он положил ее в правый нижний ящик письменного стола, – доверительно шептал Бакланов. – И запер ящик на ключ.
Николай внимательно слушал, кивая.
– Ты прав! Шкатулка… Я однажды видел ее у него в руках. Что в ней может быть?
– Нетрудно догадаться, ваше высочество! – подобострастно откликнулся Бакланов.
Великий князь прошелся по кабинету, успокаивая себя размеренными шагами. Потом, словно обращаясь к самому себе, заговорил:
– Зачем Константину варварская Россия, когда он благоденствует в цивилизованной европейской стране, да еще в объятиях прекрасной графини Грудзинской? Может быть, он по-своему прав, отказавшись от русского престола… Но я не Константин! Я – Николай! И я буду царствовать!
– Да свершится сие, ваше императорское высочество! – воскликнул Бакланов.
Вскочив, он преклонил колено перед великим князем, самозабвенно взглянул в его красивое, словно высеченное из мрамора лицо и заговорил, захлебываясь:
– Императору давно пора на покой, и мы ему в этом поможем. А манифест о престолонаследии я непременно добуду!
– Тише ты, бол… – Николай осекся и поднял за плечи своего верного вассала. – Ладно, я верю тебе! Мы еще вернемся к нашему разговору. А сейчас ступай!
Оставшись один, великий князь долго в волнении мерил шагами свой кабинет. Его взгляд рассеянно скользил по стенам, украшенным дорогим старинным оружием, словно ища чего-то. Нет, всё не то, не то… Круто повернувшись, он увидел в углу огромный барабан – подарок государя в день святого Николая-угодника. Глаза его вспыхнули. Вот что ему было необходимо в тот момент! Он присел возле барабана, взял палочки и стал виртуозно выбивать дробь. Лихо оторвал первое колено похода, второе колено… А потом палочки, словно сами собой, начали сначала негромко, а потом все слышней отстукивать один и тот же неприятный дерганый ритм, которому, казалось, не было конца… Под этот барабанный бой гоняли солдат сквозь строй. Сердце Николая стучало в такт палочкам, холодные синие глаза полузакрылись в экстазе. Он бил в барабан. Бил, бил, бил…
Глава 6
Где Натали?
Репнин мчался в смятении в Петербург, пришпоривая коня. Двадцать пять верст он преодолел без остановок менее чем за час. Еще раз побывал в доме Печерских и, убедившись, что Натали не появилась, вернулся во дворец. Император тут же принял его.
– Главное, спокойствие, – сказал Александр Павлович, дружески прикоснувшись к его плечу. – Сейчас вызову генерала Бенкендорфа, и он поднимет на ноги всю полицейскую управу. А вам, Кирилл Андреевич, следовало бы отправиться домой и отдохнуть. Уверен, что все разрешится благополучно.
Но князь остался во дворце ждать известий. Только к вечеру к нему обратился дежурный кавалергард и учтиво доложил о том, что государь ждет его. Предчувствуя недоброе и с трудом сдерживая волнение, Репнин вошел в малый императорский кабинет. У царя сидел представительный генерал с ухоженными бакенбардами и с такой же, как у царя, лысиной.
– Присаживайтесь, Репнин, – мягко предложил царь, кивнув на кресло.
На минуту воцарилось тягостное молчание. Александр Павлович обернулся к генералу.
– Так что вы имеете сообщить нам, Александр Христофорович?
Бенкендорф, кашлянув, рассказал, что специальный отряд, отправленный им на поиски, обнаружил в Неве обломки разбитой золоченой кареты, по описаниям похожей на карету княжны. Волной их прибило к парапету набережной, неподалеку от здания гауптвахты. Обломки были предъявлены обитателям дома Печерских – слугам и старой приживалке мадемуазель Корваль: все без исключения опознали в них карету своей госпожи. Мадемуазель Корваль сражена горем…
Генерал говорил еще что-то, потом к нему присоединился мягкий, полный сочувствия голос царя. Всё это доносилось до Репнина, словно сквозь густой туман. Он встал. Царь поднялся вслед за ним и взял его за руку.
– Кирилл Андреевич, я глубоко скорблю вместе с вами.
Репнин покачал головой.
– Она не могла погибнуть…
Царь и Бенкендорф переглянулись.
– Дорогой князь, – промолвил генерал, – на вашем месте я не стал бы тешить себя несбыточными иллюзиями.
– Но ведь ее не нашли? – перебил его Репнин.
– Увы! Тысячи людей пропали бесследно… Вспомните, что творилось!
– Всё равно не верю…
Царь покачал головой и дал знак генералу удалиться. Когда за ним закрылась дверь, он приблизился к Репнину.
– Мне понятны ваши чувства, – сказал он с искренней печалью. – Что поделаешь… Бог забирает лучших.
Репнин провел рукой по лицу.
– Благодарю за искреннее участие, ваше величество. Разрешите удалиться?
– Ступайте, князь. Говорят, что время – лучший лекарь. Помните, что у вас есть дочь. Отныне она – ваше единственное утешение.
– Вы правы, государь.
Пристально посмотрев на своего адъютанта, царь добавил:
– Когда настанет необходимость, я вызову вас.
Все плыло перед глазами. Репнин едва понимал смысл доносившихся до него слов. Постояв несколько мгновений, он собрался с силами, поклонился и вышел.
Он шел, не разбирая дороги, прямо по мостовой, рискуя быть сбитым проносившимися мимо экипажами. На Адмиралтейской набережной ветер сорвал с него треуголку, но он этого даже не заметил. Кто-то, бросившись к нему, окликнул по имени и увел с проезжей части. Репнин молча отстранился, намереваясь продолжить путь, но его решительно встряхнули за плечи. Только тогда он очнулся и узнал Шевалдина.
– Серж… Это ты…
Репнин не удивился и даже не спросил, как мог оказаться возле Зимнего дворца Шевалдин, которого он три часа назад оставил в Красном Селе. Молча обняв его, он стиснул зубы. Сергей не задавал вопросов, ему всё стало ясно без слов. В этот момент он думал только об одном, как облегчить горе своего друга.
– Едем к тебе, Кирюша. Я нанял извозчика, он ждет за углом.
Репнин машинально последовал за ним и сел в коляску, которая тут же тронулась и, грохоча по мостовой, помчалась на набережную Мойки. Улицы еще хранили следы разрушений, причиненных наводнением, но высокий дом Репнина почти не пострадал. В прихожей привратник почтительно подал князю письмо. Тот, не глядя, взял его и поднялся вместе с Шевалдиным на второй этаж. Они молча сели в кресла в холодной гостиной у потухшего камина.
– Я так и не повидался с ней, – хрипло произнес Репнин после долгого молчания. – У меня даже ее портрета нет.
– У Печерского есть миниатюра Натали. Закажем копию.
– Володя еще ничего не знает. Как ему сообщить?
– Это я возьму на себя. Если можешь, расскажи мне всё, что тебе известно.
С трудом подбирая слова, Репнин рассказал ему о своем визите к царю и расследовании обер-полицмейстера. Потом добавил горько: