Шпионские игры царя Бориса, стр. 77

– Кстати, а где сейчас Марина и Димитрий?

– У них свои дела. Пусть молодежь делает, что желает.

– Стоит ли оставлять их одних, а если Марина поведет себя легкомысленно? – с некоторой тревогой спросил князь Адам Вишневецкий.

– Ради царской короны она готова была вести себя очень легкомысленно. Но мы просчитали, что лучше ей быть гордой и неприступной. До тех пор, пока Димитрий не вступит в Москву, разумеется. Кстати, хотя он юн и бывший монах, но бабник, судя по всему, еще тот. Но сейчас этому претенденту на престол и на любовь Марины придется потерпеть…

Как раз в это время, когда происходила беседа Адама Вишневецкого и Юрия Мнишека, молодой человек, называвший себя царевичем Димитрием, прижал к стене Марину Юрьевну Мнишек и попытался ее поцеловать. Но стоило девушке сердито на него посмотреть, как тут же прекратил свои попытки. Марина Мнишек пояснила:

– Не хочу, чтобы меня целовал неизвестно кто. Станешь царем – тогда целуй!

Молодой человек рассердился:

– Аз есмь царь!

– Думаешь, в пояс кланяться стану?! Мы, Мнишки, гордые. Я твоей служанкой или подстилкой быть не собираюсь!

– А царицей?

– Вот станешь царем, тогда и поговорим. А пока не очень-то нос задирай, бывший монах. В данный момент вельможная панна не для тебя.

Неожиданно молодой человек, видя что Марина увлеклась речью, улучил момент, крепко схватил ее, и взасос поцеловал в губы. Юная красавица сначала трепыхалась, затем поцелуй взволновал ее, она перестала сопротивляться и расслабилась. В этот момент молодой человек мгновенно наклонился и задрал ей юбки. Надо пояснить, что нижнего белья в то время еще не носили, и юная девушка предстала перед охальником обнаженной ниже пояса. Ее собеседник увидел стройные ноги, точеные бедра, красивую попку, треугольник волос впереди. Оценил:

– А и впрямь, хороша! Мне такая подойдет. Не решил только, в качестве жены или просто полюбовницы.

Девушка дрожала от стыда и страха. Она была в полной растерянности и не знала, что делать. Позвать на помощь, так прибежит челядь и увидит ее полуобнаженное тело, прознает про ее позор. А будешь молчать, так преждевременно девственности лишишься.

Она взмолилась:

– Пожалуйста, умоляю, отпусти!

– Как с царем разговариваешь? На колени!

Со слезами на глазах Марина опустилась голыми коленями на паркетный пол. При этом мучитель продолжал держать подол ее платья, оголяя зад.

– Ну?! – грозно спросил он.

– Ваше Величество! Умоляю вас, смилуйтесь! Не наказывайте меня слишком жестоко. Клянусь, я уже усвоила урок!

– Небось воображала, что буду пред тобой, гордой полячкой, унижаться?!

Названный Димитрием мужчина отпустил подол ее платья, поднял за руки девушку с пола, а когда она поднялась, покровительственно похлопал ее по заду, словно породистую лошадь, и примирительно сказал:

– А ты ничего, голой мне понравилась.

Неожиданно Марина, вместо того, чтобы плакать или смутиться еще больше, расхохоталась и произнесла:

– Похоже, что мы стоим друг друга.

Теперь настал черед растеряться Димитрию. Подумав, он сказал:

– Да, согласен. Так соединим наши судьбы.

И с уважением поцеловал девушке руку…

* * *

Когда Тимофей Выходец вошел на постоялый двор на окраине Кракова, его уже ждал в номере русский дворянин Божан Иванов.

– А я для тебя колбасу по-французски приготовил, – радостно сообщил московский дворянин купцу. – Садись, ешь.

– Я сейчас чувствую себя не купцом, а равным Сигизмунду королем, – пошутил Тимофей.

– Это почему? Дама порадовала? Вспомнила ваши прошлые проделки?

Божан произнес это столь дружелюбно, с намеком на пожелание успехов в личной жизни, что Тимофей даже не обиделся. Отшутился:

– Причем тут молодая княжна?! Дело в другом. Посуди сам. Кому еще человек дворянского звания в этом городе обед готовит? Только мне и, может быть, королю.

– А все-таки как встреча прошла, удачно?

– Как сказать. Знатная особа просила ее больше не беспокоить. Говорила, что у нее теперь другая жизнь, что я могу ее скомпрометировать, жалела меня, вновь просила прощения. Но всё же удалось поболтать о том о сем. И поэтому тебе в Москву надобно скакать быстро. Я-то с обозом, груженым товарами, медленно поплетусь…

– А что передать Афанасию Ивановичу?

– Объявился здесь некий самозванец…

Когда разведчик Выходец закончил свой рассказ, Божан Иванов грустно сказал:

– То не страшно, страшно другое.

– Что же?

– Государь наш, Борис совсем плох. Армию не способен возглавить. Афанасий Иванович мне признался: государь в любой день помереть может. А царевич Федор – ребенок еще.

– Исправить сие не в наших силах. Мы же делать будем то, что можем.

– Ладно, ты ешь колбасу, она вкусная, а я в Москву с донесением поскакал. Да, Маше от меня поклон передавай. Все-таки чудесный у вас мальчишка.

– Ну, у тебя с Анисьей тоже замечательный.

Дворянин Божан Иванов расплатился с трактирщиком, спустился во двор, отвязал своего жеребца и торопливо двинулся в путь – дорога ему предстояла долгая…

Эпилог

Прошли века, детали необычных событий, происходивших в 1599–1603 годах, забылись. Сейчас ни один историк не может подтвердить или опровергнуть факт существования в Риге «последней русской» по имени Мария, никто не знает, сопровождал ли русский разведчик Тимофей Выходец принца Густава на пути из Нарвы в Ивангород, и подружился ли в Риге принц с доктором Хильшениусом. О дальнейшей судьбе вымышленных героев вроде пани Ванды Комарской и ее второго мужа князя Тоцкого рассказывать, как вы понимаете, бессмысленно. А вот жизненный путь показанных в этом романе реальных личностей историкам прекрасно известен.

Род Генриха Флягеля пользовался в Риге большим уважением, старший сын купца стал бургомистром, второй сын – старшиной Большой (купеческой) Гильдии. Никлаус Экк правил в Риге еще не один год. Рижане хитроумного политика уважали, но не любили. Не один год еще прожил и соперник Экка Франц Ниенштедт. В последние годы жизни он взялся за перо и оставил потомкам прекрасную хронику, из которой можно очень многое узнать о Риге второй половины 16-го столетия. Умер Ниенштедт в возрасте 82 лет.

Заговор в Нарве был раскрыт шведами, производились аресты и казни. Но русский агент Конрад Буссов сумел вовремя бежать из Ливонии в Россию. Царь Борис щедро одарил его поместьями, предоставил должность при дворе. Дочь Буссова вышла замуж за пастора, служившего в церкви в Немецкой слободе. Сам офицер прожил в России свыше 10 лет, но к старости решил вернуться в родную Германию. В пути он на несколько месяцев задержался в Риге, где за зиму написал для потомков хронику о событиях в России начала XVII столетия.

Нерешительный император Рудольф II кончил свое правление скверно. Он не хотел заботиться о своих родственниках, а те, в конце концов, решили не церемониться с ним. Пока Рудольф жил в Праге, в столице империи Габсбургов – Вене его младший брат Матвей составил заговор и отобрал трон у Рудольфа. Всеми брошенный, бывший император быстро спился и умер. Причем, если Рудольф проводил разумную политику, то Матвей не проявлял веротерпимость. Правил он жестко, заставлял чехов становиться католиками. Через несколько лет в Праге вспыхнуло восстание против него, которое привело к Тридцатилетней войне – первой общеевропейской. Война была страшной. Некоторые историки полагают, будто в империи погибла половина населения. Вот от чего, оказывается, спасал Германию Рудольф Габсбург.

Польский король Сигизмунд, напротив, властвовал после описываемых событий еще более 30 лет. Однако длительное правление не принесло ему славы. После смерти гетмана Яна Замойского он влез-таки в авантюру – попытался присоединить к Польше Русь, чтобы окатоличить ее. Страну Сигизмунд не завоевал, а вот Ригу потерял: его «дранг нах остен» (движение на восток) привел к тому, что защищать Лифляндию от шведов стало некому. Скандинавы, заняв город, обложили рижан высокими налогами, а у лифляндских немецких дворян через почти сто лет стали отбирать имения. Те стали просить помощи у Польши и России, что привело к Северной войне.