Шпионские игры царя Бориса, стр. 59
Тимотеус рукой показал на рыжебородого слугу, который сноровисто относил в погреб окорока, ветчину. За ним еще один русский возчик катил бочонок с квашеной капустой.
– Но, Тимотеус, это же стоит огромные деньги! – пафосно и с некоторым лицемерием всплеснула руками Мария. – Я не могу этого принять.
– Для кого деньги большие, а для кого мелочь, – махнул рукой Тимотеус. И что-то еще еле слышно добавил по-русски. Мария улыбнулась счастливой улыбкой.
«Да как же богат этот русский», – подумал рыжебородый слуга Ганс.
Даже, если бы он и слышал, что сказал Тимофей Маше по-русски, то не смог бы понять смысл этой фразы. А Тимофей заверил: «Государь, заботится о слугах своих». И тут Маша почувствовала себя столь же счастливой, сколь счастливым чувствовал себя через сотни лет юный лейтенант, когда в ответ на вручение ему ордена, он произносил: «Служу России!».
Ставший счастливым день пролетел незаметно. А назавтра Мария уже не скрывала от слуг своих чувств к Тимофею. Возчики и слуга Ганс видели, что купец ночует в комнате хозяйки, что она может обнять его при всех средь бела дня. Мария не думала о том, что в глазах окружающих это выглядит как благодарность за привезенные русским вещи, она просто ликовала от любви, не замечая больше ничего вокруг.
Зато рыжебородый Ганс, к которому вернулась былая ревность, шептал про себя: «Шлюха! Эта красавица ведет себя, как купленная купцом за деньги развратница. Из тех, которых в Риге ловят, привязывают к позорному столбу, секут розгами. А затем навечно изгоняют из города»…
В Риге по-прежнему было много бездомных. Во-первых, это были горожане из предместий, чьи дома сожгли перед осадой, во-вторых, беженцы из районов, где бесчинствовал враг. Магистрат делал всё, что мог. Теперь, когда горожане уже не так сильно боялись голода, была организована раздача выжившим бездомным продовольствия. На самом высоком месте за крепостным валом – на Древней горе и у ее подножья – для беженцев устроили лагерь, воздвигли шатры. Глашатай объявлял им о времени богослужений в городских церквях. На шестах висели флажки с указанием районов, где находились оккупанты. Если разведчик возвращался и срывал флажок, часть беженцев ликовала: враг ушел, можно возвращаться домой.
…А на постоялом дворе фрау Марии всё было, как в старые, добрые времена. Хозяйка готовила вкусные блюда, в печке горели дрова, в трактире даже жили постояльцы – Тимотеус и его возчики. Раньше купец говорил, что его задерживает в Риге осада. Теперь путь был свободен, но Тимотеус почему-то не спешил из Риги, он словно чего-то ждал. Мария не спрашивала, чего именно – она была счастлива и боялась лишь одного, того, что любимый мужчина покинет ее.
Так прошло три дня. А на четвертый случилось неожиданное происшествие – на постоялый двор к фрау Марии заглянул очень необычный посетитель…
В предместье разрешались лишь деревянные строения. – Прим. авторов.
Глава 27. Сражение под Кокенгаузеном
В тот вечер рыжебородый Ганс, выйдя во двор, услышал цокот копыт, а затем скрип калитки.
«Кого это принесло на наш постоялый двор в столь позднее время?» – удивился слуга.
Всмотрелся в полутьме и обомлел. Перед ним был настоящий дворянин: в шляпе с пером, со шпагой на боку, в дорогом черном плаще с меховой подкладкой.
Ганс склонился в поклоне:
– Что угодно господину…
– Шевалье де Божан, дворянин из Франции, – небрежно бросил по-немецки незваный гость.
Было видно, что на чужом языке он говорит без малейшего акцента, но это ни у кого не вызывало сомнения в правдивости его слов: зачем немцу было бы прикидываться французом?
– Что угодно столь важному господину на нашем скромном постоялом дворе?
– Я ищу, где переночевать.
– В городе, за крепостной стеной есть постоялый двор более приличествующий вашему положению…
Говорил он громко, так что было слышно и в трактире. Сидевший у камина в общем зале Тимофей подумал:
«Что за дурак, тут постоялец пришел, а этот Ганс его прогоняет».
Шевалье между тем произнес:
– А я останусь здесь, если мне тут понравится. Как у вас кормят? Кому принадлежит двор, хозяину или хозяйке? Если трактир держит дама, кормят обычно вкуснее.
– Ах, ваше благородие, сейчас не до жиру… Продуктов нынче везде мало, видите, что с погодой творится.
Молодой дворянин нахмурился и строго произнес:
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Хозяйку зовут фрау Мария.
Шевалье улыбнулся:
– Что же, посмотрю, как она готовит.
Он соскочил с коня и властно бросил слуге Гансу поводья:
– Отведи на конюшню, накорми, дай овса и смотри, обращайся с ним осторожно, конь у меня дорогой.
При последних словах шевалье уже открывал входную дверь в дом.
– Принимайте постояльца, хозяйка! Есть ли комната?
– Места немного. Почти все комнаты уже заняты. Есть лишь одна на втором этаже, но…
– Я не прихотлив в выборе спальни, но люблю хорошо поесть. Что можете предложить из еды?
– Господин фон…
– Де Божан.
– А что вы желаете?
– Давно не ел ничего на оливковом масле.
– На каком?
– Хорошо. Быть может, вы приготовите петуха в вине, найдутся рататуй, фондю, сыр камамбер?
Маша с грустью посмотрела на него: да, видно, родовитый дворянин к ним пожаловал, она и не слыхала о таких блюдах никогда!
Шевалье понял ее взгляд, галантно улыбнулся:
– Что же, петуха в вине нет, но зато хозяйка красавица.
Улыбка Марии предназначалась Тимофею: мол, смотри, как меня дворяне ценят. Но, как потом выяснилась, де Божан понял ее по-своему.
В дом вошел рыжебородый Ганс, доложил:
– О лошади позаботился.
– Молодец! – де Божан кинул ему медный грош.
Фрау Мария подумала: «Молодой, красивый, вежливый, щедрый, знатный – ну просто неотразимый парень!».
– Как же мне угодить вам?
– А ты хочешь мне угодить, красавица?
– О, да!
– Тогда пойдем на кухню, покажешь, что у тебя имеется.
Ганс тихонько присел на лавку у входа на кухню, купец Тимофей Выходец спокойно сидел за обеденным столом в центре зала и жевал жареную баранину.
Де Божан, не снимая мехового плаща, направился на кухню. В печи здесь горел огонь, на столе стояли кастрюли и глиняные горшки. Вдруг Ганс в полуоткрытую дверь с ужасом увидел, что важный дворянин сделал то, о чем много лет мечтал он сам. Де Божан опустил правую руку на задницу обаятельной трактирщицы и стал с барственной небрежностью мять ее. Затем, как не привыкший к отказу со стороны простолюдинок кавалер, так же небрежно задрал левой рукой длинную юбку женщины. Его не смущала ни полуоткрытая дверь, ни то, что Мария не давала ни на что своего согласия. Когда француз приподнял юбку, слуга Ганс слегка покраснел от увиденного и почувствовал сладостное волнение, казалось, ему приятно видеть, как дворянин готовится овладеть женщиной, о которой сам он мечтал много лет. К удивлению Ганса Мария не кричала, не звала на помощь. Она лишь молча схватилась обеими руками за левую руку шевалье и стала тянуть юбку вниз. «Господи! Что же делать? – думала Маша. – Если Тимофей увидит, схватится за топор, а этот гад его шпагой!». Она сумела опустить юбку, повернулась лицом к французу и было в ее взгляде нечто такое, что заставило де Божана немедленно прекратить приставания. Более того. Француз с виноватым видом тихонько сказал:
– Прошу простить мне мою неловкость, вызванную долгим путешествием в одиночестве. Больше такой неловкости я не допущу, обещаю это… – а потом уже более громко, чтобы было слышно и остальным, француз воскликнул. – О! У вас есть жареная баранина! А, может быть, сделаете мне седло барашка?
– Как скажете, господин!
Мария начала отходить от испытанного ею шока. Она уже не ощущала ужаса, надеялась, что всё обошлось.
– А овощей и вина у вас не найдется?
– Из овощей только квашеная капуста. А из вин – анжуйское.
Тимофей не говорил Марии, что анжуйское вино ему подарил его старый знакомый бургомистр Ниенштедт.