Дом без ключа, стр. 10

На схеме, приложенной к текстам, красные кружки и надписи: «Марсель», «Лилль», «Брюссель»… Все это — ПТХ. По-видимому, целая система передатчиков, неведомым образом связанных между собой. Под последней расшифрованной телеграммой номер, близкий к четырехзначному. Расшифровано же не более четырех десятков. Что содержалось в остальных, какой убийственный материал?

Только теперь Шустер начинает понимать, какими последствиями грозит неудача с поисками ПТХ. Для Германии и лично для него. Для него в особенности. Надо немедленно связаться с отделением «Запад», с Моделем и выяснить, какими данными тот располагает. Но Модель во Франции, так сказал генерал. Подавать ли рапорт о командировке?

Шустер прячет папку в сейф и раздергивает шторки на стенной план-карте. Радиопеленгаторы отмечены на ней синими значками. Вильгельмсхафен, Ганновер, Лангенгартен, Кранц, Гессен и Польнитц. Здесь стационарные установки. В экстренных случаях разрешается опираться на сеть пеленгаторов ВВС в Коббельбуде возле Кенигсберга, в силезском Штригау, Будапеште и Констанце. Несколько десятков установок имеют и военно-морские силы.

Чего сумел добиться Модель?

Шустер немного романтик и фантаст в духе старика Гофмана. Система ПТХ представляется в виде дома без адреса и входа. И без ключа. Так нагляднее. И все-таки адмирал тысячу раз прав: не надо преувеличивать силы противника и преуменьшать свои. Рано или поздно Шустер проникнет в этот дом без ключа, ибо сказано в писании: «Толците да отверзется!»

Заперев сейф и аккуратно задернув шторки, Шустер садится за стол и почерком первого ученика пишет рапорт начальнику абвера-III с просьбой о командировке. О соблазнах, ждущих его в Париже, — дорогих отелях и девочках — он старается совсем не думать…

6. Август. 1942. Брюссель, Леопольдказерн

— Национальность?

— Француз.

— Ложь! Где родился?

— В Ницце.

— Еще одна ложь! Вы были в испанских интербригадах?

— Не приходилось.

— Снова ложь, Гро! И как вам не надоест?

Модель, прищурившись, смотрит на радиста. После недельного пребывания в ведомстве комиссара Гаузнера Гро, как ни странно, выглядит сравнительно бодро Правда, нос у него расплющен и левая рука в бинтах но глаза полны жизни, и он не отказался от рюмки коньяку. Выпил быстро, словно бросая Моделю вызов смотри, я сохранил себя и даже не потерял вкуса к хорошей выпивке.

Гаузнер вызвал Моделя телефонным звонком. Это было удивительно некстати — в кабинете сидел Шустер, прибывший из Берлина с полномочиями, подписанными Канарисом и бригаденфюрером [8] Шелленбергом из управления заграничной разведки РСХА. Моделю совсем не улыбалось начинать совместную работу с оберлейтенантом с показа своих неудач, но Шустер был клеек, как липучка для мух, и пришлось везти его с собой в гестапо.

У Гаузнера, державшегося в Леопольдказерн, словно божок, их ждал приятный сюрприз. Из Виши, Марселя и от испанской секретной службы пришли ответы на запросы; и Модель на этот раз без внутреннего сопротивления согласился с Гаузнером, что, да, гестапо работает быстро и четко. Гаузнер чувствовал себя триумфатором и предложил Моделю самому вести допрос, оставив за собой обязанности протоколиста.

Он и сейчас сидит за машинкой, делая вид, что все происходящее его нисколько не касается. Отсутствующий взгляд его бродит по потолку, по стенам, надолго задерживается на портрете Гиммлера в полевой форме рейхсфюрера СС.

Модель фаберовским карандашиком постукивает по пустой рюмке.

— Еще коньяку, Гро?

— Не откажусь.

— Смотрите, не опьянейте.

Гро с трудом улыбается одной половиной лица. Другая половина неподвижна и выглядит парализованной.

— Мне нечего терять, господа!

— Хорошо… Начнем сначала еще раз. Итак, вы француз?

— Я уже ответил — да.

— Уроженец Ниццы, сын Луи Сердака-Гро и Софи-Луизы Шуккерт?

— Это записано в документах.

— Только в тех, что нашли при вас, — любезно уточняет Гаузнер и вновь упирается взглядом в мундир рейхсфюрера.

— А как вас звали в Марселе? — спрашивает Модель. — Жорж Фланден?.. Ну а в Испании?

— Я не был в Испании.

— Были, Гро!

— Это важно?

— Скажем — существенно. Если окажется что лейтенант Люк из Мадрида, Жорж Фланден из Марселя и житель Брюсселя Гро одно лицо, это значительно приблизит нас к истине. Тогда я, может быть, назову четвертое имя, и оно окажется тоже вашим.

— Какое же?

— Михаил Родин из советской военной разведки. Или это еще один псевдоним?

— Не знаю такого!

— И Профессора? И в Москве, на Знаменке, девятнадцать, вы, само собой, никогда не бывали?.. Не упрямьтесь, Гро!

— Опять третья степень?

— А разве к вам ее применяли? Разве комиссар…

— Ерунда! — лениво произносит Гаузнер и останавливает на Моделе сонный взгляд. — Считайте, что мы еще и не начинали!

Модель коротко кивает.

— Вот видите, Гро, как вы ошиблись… Но если абвер отступится от вас и вы лишитесь его покровительства, то ничто не убережет вас от дороги на голгофу.

— Христос терпел…

— Позвольте мне? — скрипуче вмешивается Шустер. — Какое звание в РККА вы носили — капитан, майор, полковник?

— Я француз.

— В Испании вас считали англичанином, в Марселе — бельгийцем, в Бельгии — французом. Это, конечно, удобно. Но вы были и есть русский — и это единственно верно. Я не жду ни подтверждения, ни отрицания. В конечном счете мы обойдемся и без ваших показаний, хотя — не скрою! — они нам очень пригодились бы сейчас. В системе ПТХ вы были не простым радистом, и ваше руководство направило Михаила Родина в Брюссель не для того, чтобы он сидел у рации в своей норе. Организация группы — вот ваши функции. И вы бы ее создали, не поспеши мой коллега с арестом. В Марселе вам это удалось, удалось бы и здесь…

— Ну и?..

— Не торопитесь, господин Родин. Всему свое время!.. В отличие от своих коллег я не очень огорчен вашим запирательством. Большевистский фанатизм знаком мне по Восточному фронту, и я, хотя и нахожу его непривлекательным, научился извлекать из него пользу…

Скрипучий голос Шустера напоминает Моделю о годах, проведенных в школе. Учитель истории, старый Жираф, точно так же усыплял весь класс, когда излагал урок. Даже об открытии экзотической Тасмании он ухитрялся говорить с такой интонацией, что казалось, будто в Тасмании с тех пор прекратилась всякая жизнь. Арестованный вертит в пальцах рюмку, грани ее вспыхивают голубыми искрами. «Хотел бы я знать, — думает фон Модель, — какую еще пользу из этого можно извлечь?»

Очевидно, и арестованный подумал о том же; он отставляет рюмку и в первый раз за все время спрашивает с нескрываемым интересом:

— Вот как?

Шустер холодно улыбается.

— В Москве, на Знаменке, вы заучили легенду. Там же вы усвоили и другое, параграф вашего устава: «Сам погибай, но товарища выручай». Но в том-то и дело, что вы никого не выручили, Родин. На вашем месте я поступил бы умнее. Согласился бы на сотрудничество — для вида, разумеется, — и постарался бы тянуть время, путать нас, мешать нам. Вначале вы так и собирались действовать, когда вступали в «лисью игру». Вы передали радиограмму и сделали первый шаг, если и не к доверию, то, по крайней мере, к некоторому взаимопониманию. Но дальше — дальше вы испортили все. Радиограмма ушла, и вы сочли себя предателем. Решили выйти из игры и молчать. И в результате сократили до минимума время, отпущенное вам на тактический маневр. Вы скверный тактик, милейший господин Родин!.. Не согласны? Извольте, я поясню свою мысль. Предположим, вы «честно» продолжаете передачу наших радиограмм. С каждым разом наше взаимопонимание растет и укрепляется. Мы даже верим вам, когда вы лжете, что связной придет на вокзал в ближайшую пятницу или субботу. Связной, конечно, не является, и вы скорбите вместе с нами. Вы так искренни, что мы соглашаемся с вашим утверждением: произошла обычная заминка, связной придет через неделю… А время идет! Москва, где тоже сидят специалисты, вполне возможно, догадывается, что ее кормят дезинформацией, и, в свою очередь, начинает «лисью игру» с нами. Дни бегут, мы ждем и надеемся, а ваши друзья за этот срок успевают перестроить всю систему, и в результате эти глупые боши — то есть мы! — остаются в накладе. Вы умираете как герой, а капитан Модель и я попадаем в гестапо. В раю или в аду мы догоняем вас и, сняв шляпы, поздравляем с успехом.