Безупречный муж, стр. 47

Он расслабил руки и ноги. Сейчас ему хватало четырех часов сна. Сегодня он переходил ко второй фазе и был к ней готов. Он все продумал и все предусмотрел. И всемогущим он был не потому, что хотел им быть, а потому, что много над этим работал.

Джим гнил в Уолпоуле два года. Два года он провел в камере шесть на восемь футов в условиях максимально строгого режима, когда из камеры его выпускали всего на один час в день. Да и то только по будням. Но даже тогда на него надевали наручники и кандалы, прежде чем двое тюремщиков переводили его в зону отдыха строгого режима – еще один каменный мешок размером шесть на восемь, весь опутанный проводами систем безопасности, который прозвали «собачья будка».

Одновременно в зоне отдыха могло находиться не больше двух осужденных строгого режима, и их размещали как можно дальше друг от друга – так что даже разговаривать было затруднительно. Но это было неважно. В то время тюрьма контролировалась бандой «Латиноамериканские короли», а у Джима не было никакого желания общаться с этими нафаршированными наркотиками латиносами. Всем им нужна была только его задница. Он читал это на их лицах, когда его проводили вдоль камер. Он чувствовал запах их ненависти и похоти и видел их тайные сигналы, сопровождавшиеся шипением. Он любил играть с ними в гляделки – смотреть им в глаза до тех пор, пока они не отводили свои, потому что считали себя жутко крутыми, а в действительности ничего в этом не понимали. Они липли друг к другу, как уроды с трясущимися коленками, передавали наркотики при рукопожатии, убивали сокамерников по каким-то надуманным предлогам и считали, что все это делает их настоящими мужиками. Полная ерунда. Персонал тюрьмы быстро нашел на них управу. Уолпоул стал тюрьмой строгого режима, в которой были запрещены все физические контакты. И Джиму пришлось сидеть перед Шелли, отделенным от нее пуленепробиваемым и звуконепроницаемым стеклом, потому что до охраны вдруг дошло: через страстные поцелуи приходящих подружек можно передавать не только слюну.

Два года он провел в оранжевом [73] цвете. Два года он сидел на полу своей камеры и слушал, как бетонные стены вибрируют от ненависти и непродуманных действий администрации. Два года он провел без секса.

Больше ни за что. Он тщательно продумал все свои планы и предусмотрел все мелочи. В тюрьму он больше не вернется. И он отомстит.

Обнаженный, Джим свернулся клубком на голой лежанке. Он спал и во сне чувствовал, как рот Шелли высасывает его до капли. И как его руки обхватывают ее шею и сжимаются, сжимаются, сжимаются…

– Я иду к тебе, детка, – пробормотал он во сне. – Иду.

Глава 18

Тесс была готова. Она проснулась с первыми лучами солнца и медленно потянулась. Ее формирующиеся мускулы растянулись и сократились. Тереза видела свои крохотные бицепсы, растущие трицепсы и еще не до конца сформировавшиеся квадрицепсы. Она слегка разогрелась, не выходя из комнаты, и получила удовольствие от своих мягких, изящных движений.

Она движется в правильном направлении.

Ее взгляд упал на телефон. Очень хотелось позвонить Сэм. Она хотела услышать нежный голосок дочери и сказать ей, что все обязательно будет хорошо. Укрывает ли ее Диффорд по ночам, те ли сказки ей читает? Следит ли он за тем, как она ест фрукты, или ей удается выбрасывать их под стол?

Боже, как она хочет услышать голос крошки…

И что ты ей скажешь, Тесс? Что ты вернешься домой? Что ты спасешь ее от папочки? Что ты ставишь ее жизнь под угрозу уже тем, что звонишь ей?

Женщина отвернулась и прижала руки к бокам. Всего несколько недель, и она будет готова открыть охоту на Джима. И тогда этот кошмар закончится. Она получит назад свое чадо. Будут ли они счастливы после этого?

Тесс не была уверена, что верит в такую ерунду после всего произошедшего.

Она приготовилась к утреннему заплыву. Но, войдя в гостиную, замерла на месте.

Джей Ти и Марион стояли лицом друг к другу, а между ними лежал ковер, вытканный индейцами племени навахо. Брат с сестрой были настолько сосредоточены друг на друге, что не заметили Тесс. Они кружили по ковру, как боевые кони – ноздри раздувались, грудь вздымалась, бока дрожали. Глаг выглядел как никому не нужный центральный элемент этой словесной перепалки.

– Все правильно, – с яростью говорила Марион. – Папа – это Дарт Вейдер, а я – принцесса Лея [74]. Давай, быстрее переходи на сторону Темной силы, и отправимся дальше.

– Я уже сказал, что никуда не поеду.

– Я дала тебе больше недели, Джей Ти. Как долго ты собираешься хранить обиды на какое-то там мифическое прошлое?

– Вечно. И этот период мне нравится.

Марион в раздражении всплеснула руками.

– Хватит! Прекрати. Ну зачем тебе все это? Как ты любишь превращать все в полный сумбур! Ты что, не понимаешь, что это твой последний шанс? Если ты сейчас повернешься спиной к отцу, то это конец. Он умирает, у тебя больше не будет шанса на примирение.

– Послушать тебя, так это не жизнь, а итальянская опера.

– Тебе нравится его ненавидеть, Джей Ти. Есть на кого сваливать свои неудачи. Тебя вышвыривают из Вест-Пойнта – виноват папа. Ты избиваешь своего командира – виноват папа. Ты слишком много пьешь, трахаешь все, что шевелится, пытаешься найти смерть в богом забытых джунглях за дело, которое всем до лампочки, – и опять виноват папа. А теперь послушай меня: завтра утром я возвращаюсь в Вашингтон. Ты можешь поехать со мной и стать, наконец, человеком – или можешь остаться и продолжать гнить здесь.

– Не получится, Марион, – на скуле Джей Ти напрягся мускул. – Даже если бы такая мысль пришла мне в голову, я все равно не могу поехать. Мне надо тренировать Тесс.

– Трус. Теперь ты и Тесс сюда приплел…

– Приплел? Да ты о чем, Марион? Разве ты сама не талдычишь мне, как опасен Джим Бекетт? Сначала ты говоришь, как Тесс нуждается в моей помощи, а теперь хочешь, чтобы я бросил ее ради такой ерунды, как похороны Полковника?

По лицу Марион пробежали волны ярости.

– Возьми ее с собой.

– С собой?

– Ты прекрасно слышал, что я сказала, Джей Ти. Не хочешь оставлять ее одну, считаешь, что необходимы дальнейшие тренировки, – возьми ее с собой. В Вашингтон – что может быть проще?

– Классная идея, Марион. Ты права. Я возьму Тесс в Вашингтон и представлю ее человеку, который избивал мою сестру и насиловал мою жену. А чтобы проверить, действительно ли он умер, я оставлю ее одну с ним в комнате. Мы оба знаем, что лучший способ вернуть Полковника к жизни – это подсунуть ему молодую, красивую, беззащитную женщину.

– Ты невозможный сукин…

– Я надеюсь, что он уже умер, – объявил Джей Ти. А потом продолжил тихим голосом: – Тогда я точно поеду в Вашингтон и станцую на его похоронах. Я устрою фонтан из шампанского на лужайке перед домом, буду танцевать вокруг него и петь: «Дин-дон, дин-дон, папка врезал дубаря» – так, чтобы все слышали.

– Ты совершенно невозможен, да к тому же еще и пьян.

Тесс уставилась на Джей Ти, ожидая, что тот отвергнет это обвинение и докажет, что он человек слова.

Но вместо этого Диллон сказал:

– Давай уточним. Это была всего одна порция. А это значит, что я просто вернулся в свое нормальное состояние.

– Но ты выпил, Джей Ти, а ведь поклялся не пить. Ты сам нарушил свой извращенный кодекс чести. Да ты только взгляни на себя. Только взгляни! Ты ничего не можешь довести до конца, ты ничем не можешь заняться. Ты ведь талантливый человек, но вся твоя жизнь – это череда неудач. А теперь ты отдаешь все свое будущее червю, который живет на дне бутылки с текилой.

– Это была всего одна порция, Марион.

– С нее все и начинается.

– А ты на себя посмотри, – прошептал Джей Ти, стиснув зубы. – Идеальная дочь отца, который избивал своих детей для развлечения. А ведь с тобой он делал и кое-что похуже, а, Марион? Ты можешь отрицать это всю свою жизнь, но я тоже был там. Я знаю, что он делал, каждую ночь слышал его шаги в холле, когда он шел в твою комнату. Ты что, думаешь, что я не пытался остановить его? Ты думаешь, что я… я… Боже, я был готов убить его.