Убийство из-за книги, стр. 15

7

Не подумайте, что я всерьез ломал голову, какой костюм надеть, — это была лишь форма протеста, и довольно беспомощная. А что делать, ведь для того, чтобы завязать отношения с персоналом конторы «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс», мне потребовалась бы более совершенная экипировка, чем бежевый костюмчик, даже такого нежного оттенка и приятный на ощупь, как мой. Как и сказал Вульф Уэлману, все сотрудники в конторе уже наверняка сыты по горло беспрерывными расспросами про Леонарда Дайкса и Бэйрда Арчера, поэтому стоит мне заявиться туда и раскрыть рот, как меня тут же спустят с лестницы.

Я поднялся к себе в комнату прежде всего, чтобы уединиться и обмозговать положение, подальше от Вульфа и телефона. Рассудил я просто. Что у нас еще имеется в избытке, кроме меня, что способно принести в восторг этих девиц? Вы угадали: конечно же — орхидеи, да еще в это время года, когда все они буйно цветут и цветки сохраняются вплоть до самого увядания растений. Четверть часа спустя я возвратился в кабинет и заявил Вульфу.

— Мне понадобится уйма орхидей.

— Сколько?

— Не знаю. Для начала — десятка четыре-пять. Только я сам выберу.

— Это исключено. Послушай моего совета. Не трогай циприпелиум «лорд Фишер», дендробиум цибеле…

— Такие расфуфыренные мне ни к чему. С меня хватит каттлей, брассов и лейлий.

— У тебя губа не дура.

— Еще бы. За столько лет.

Я вышел из дома, остановил такси и дал адрес уголовки на Двадцатой улице. Там вышла неувязка. Перли Стеббинс ушел обедать. Пытаться получить то, за чем я пришел, от кого-то из оставшихся, было бы пустой тратой времени, поэтому я настоял на аудиенции у Кремера, и меня послали в его кабинет. Кремер сидел за столом, уминал салями с огурчиками и запивал их кефиром. Когда я доложил, что хочу взглянуть на дело Дайкса и составить список сотрудников конторы, где он работал, Кремер заявил, что занят и не может со мной препираться, но рад был меня видеть и желает мне всего доброго.

— Да, сэр, — вежливо поблагодарил я — Мы сделали для вас все, что могли. Раздобыли для вас тот факт, что дело Дайкса связано с делом Уэлман. Разнюхали все про Эйбрамс, пока она еще не остыла, и бескорыстно передали вам. Да, вы застряли, но и мы в тупике. Теперь мне понадобился список имен, который я мог бы запросто раздобыть в другом месте, затратив на это пару часов и двадцатку, но вы изволите быть слишком заняты. Нет, вы не виноваты, это все еда. Желудок, небось, дурит. Черт побери, занятная же у вас диета!

Кремер проглотил смесь салями и огурчиков, которую пережевывал, нажал кнопку внутренней связи и заговорил:

— Росси: Посылаю к тебе Гудвина, Арчи Гудвина. Покажи ему досье Леонарда Дайкса, и пусть он выпишет имена тех, кто работает в той юридической конторе. Больше ничего ему не давай. И следи за ним. Ясно?

— Да, инспектор, — проскрежетал металлический голос.

Домой на Тридцать пятую улицу я поспел к обеду, заскочив еще по дороге в писчебумажный магазин, чтобы приобрести простые белые наклейки. Остальное, что мне понадобится, было под руками.

Пообедав, я приступил к делу. В моем списке числилось шестнадцать женщин. Конечно, порывшись в деле, я мог бы узнать, кто есть кто, но на это ушло бы много времени, к тому же я не хотел быть необъективным. Девица, занимающаяся архивами, могла понадобиться мне не меньше, чем личная секретарша старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Для начала я ограничился только именами и напечатал каждое из них на отдельной наклейке. Кроме того, я шестнадцать раз напечатал на простой белой бумаге (чтобы не испортить впечатление копией, отпечатанной через копирку):

«Эти орхидеи настолько редкие, что купить их нельзя. Я отобрал их для Вас. Если хотите узнать почему, позвоните мне по телефону ПЕ 3—1212. Арчи Гудвин».

Упрятав конверт с наклейками и записками в карман, я поднялся в питомник, взял корзину и нож, перешел в оранжерею и принялся срезать орхидеи. Мне требовалось сорок восемь, по три штуки на каждую женщину, но я срезал с запасом, на всякий случай, главным образом — каттлеи «дионисия», «катадин» и питерси, брассокаттлеи «калипсо», фурниери и «нестор», а также дейлиокаттлеи «барбаросса», «карменсита» и «сент-готард». Букет получился потрясающий! Теодор предложил свои услуги, и я не стал отбрыкиваться. Правда, он пытался отговорить меня от калипсо, которые якобы не полностью расцвели, но я настоял на своем.

В питомнике у нас хранятся подарочные коробочки, нарядная бумага и ленточки. Теодор аккуратно укладывал цветы и прилагал записки, а я пришлепывал наклейки и ковырялся с лентами. Ох и пришлось мне с ними помучиться! Вульф-то собаку съел в этом деле, даже Теодору было далеко до него, не говоря уж обо мне, но сегодня правил бал я. Когда наконец был завязан последний бантик, а все шестнадцать коробок тщательно упакованы в большую картонку, часы показывали уже без двадцати четыре. Времени хватало. Я стащил картонку вниз, надел пальто и шляпу, вышел, поймал такси и дал водителю адрес на Мэдисон-авеню и районе Сороковых улиц.

Контора «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс» располагалась на восемнадцатом этаже одного их тех зданий, где не жалеют мрамора, чтобы пустить пыль в глаза; двустворчатая дверь в контору помещалась в самом конце широкого коридора. Пружины, удерживающие створки, были, должно быть, рассчитаны на то, чтобы вытолкнуть лошадь, поэтому я вступил в приемную без свойственной мне грации, что отношу также на счет громоздкой картонки. В просторной приемной двое клиентов дожидались, сидя не стульях, еще один слонялся взад-вперед, а в углу, за стойкой, золотисто-пепельно-палевая блондинка с кислым выражением на смазливой мордашке колдовала над коммутатором. В нескольких шагах от нее стоял небольшой столик. Я подошел, поставил свой груз у стойки, развязал картонку и принялся вытаскивать одну за другой нарядные коробки с бантами и раскладывать их на столике.

Суровая привратница обожгла меня уничтожающим взглядом.

— Что там у вас, атомная бомба? — спросила она вредным голосом. — Или День матери [1] в феврале?

Я покончил с коробками и придвинулся чуть ближе.

1

День матери — отмечается у американцев во второе воскресенье.