Ужин для огня. Путешествие с переводом, стр. 9

Есть одна группа людей, которая до сих пор отказывается верить, что последний император Эфиопии, Рас Тафари Меконнын, умер. Это?– растафарианцы, приверженцы ямайской религии, основанной на курении марихуаны и почитании Хайле Селассие. Для них он?– воплощение верховного божества Джа. Никакой загадки тут нет; просто во время первого визита Хайле Селассие на Ямайку пошел дождь, прервавший многомесячную засуху. Островитяне увидели сразу два чуда: долгожданный ливень и чернокожего короля, которому прислуживали белые люди. Раскурив трубку мира, старейшины посовещались и пришли к выводу, что перед ними сам царь небесный. Собственно, так оно и было: чернокожий король действительно явился с небес, то есть прилетел на самолете, из которого долго отказывался выходить, так как его тошнило от дыма марихуаны, окутавшего все вокруг.

Дальнейшие отношения между Тафари и его ямайской паствой складывались весьма забавно. Когда императору доложили, что растафарианская община планирует всем скопом «вернуться в землю Сиона, где обитает их бог», то есть переселиться в Эфиопию, ответ был: «Передайте им, что репатриация может произойти только после полного внутреннего освобождения». Это изречение тотчас занесли в канон главных заповедей растафарианства: «Liberation before repatriation». Справедливости ради следует заметить, что укуренным жителям Ямайки, мечтающим о небесном Сионе, все-таки выделили небольшой участок эфиопской земли, где некоторые из них обитают и поныне. Когда же журналист из Би-би-си напрямую спросил у Хайле Селассие, собирается ли тот разуверять растафарианцев в своем божественном происхождении, император со свойственным ему остроумием ответил: «Кто я такой, чтобы вмешиваться в их веру?»

***

В последнее время в Эфиопии наблюдается возрождение культа Хайле Селассие, и люди старой формации вроде Айелу тут, видимо, ни при чем. Императора выбирает поколение next, выросшее на гимнах регги, которые привил им эфиопский подражатель и продолжатель Боба Марли, поп-звезда по имени Теодрос Кассахун, a.k.a. Тедди Афро. Тедди надо видеть и слышать, говорит Зелалем, и сегодня вечером у нас будет такая возможность. А разве вечер еще не наступил? Нет-нет, уверяет Зелалем, еще не вечер.

Вечерний концерт начинается в полночь и заканчивается в пять утра. Все это время зал в несколько тысяч человек пляшет без устали, и я начинаю понимать, почему эфиопов называют самой выносливой нацией. И не надо указывать на то, что к середине данного марафона некоторые из присутствующих еле держатся на ногах?– это не от усталости, а от возлияний. За напитки в баре дерут втридорога, но субтильным эфиопским ребятам много не надо. При этом атмосфера дружелюбная, пьяные парни склонны скорее брататься, чем драться. Единственный белый человек в этой толпе, я ни разу не почувствовал на себе любопытных и уж тем более враждебных взглядов.

После трех часов пения без антрактов поп-звезда наконец объявляет «последнюю песню», после чего концерт продолжается еще два часа. Первоначальная эйфория (все внове, все интересно, я в Эфиопии!) сменяется усталым раздражением; подобные эмоции испытываешь на литературном вечере, где маниакальный автор из тех, кто не заявлен в программе, дорвался до микрофона и теперь неумолимо читает свой роман в стихах от начала и до конца («Глава пятнадцатая…»). Но, похоже, раздражаюсь я один. Тысячи фанатов продолжают улюлюкать и с каждой песней все сильнее заходятся в танце. Зелалем демонстрирует правильные движения, заставляет меня повторить («Другие африканцы танцуют бедрами, а мы?– плечами. Пока ты тут, ты должен научиться танцевать по-эфиопски!»).

Кумир и символ поколения Тедди Афро производит странное впечатление: упитанный молодой человек с жидкими усиками и глуповато-широкой улыбкой, не слишком грациозно скачущий по сцене, то и дело заставляющий публику скандировать «Эфиопия» и «Аддис», он как минимум харизматичен, но по внешности и манере держаться?– не то ресторанный певец, не то мальчик-переросток из категории школьных заводил. Музыка?– добротное регги, и поет он совсем неплохо, и все в этом образе сходится с трафаретом поп-звезды, если бы не кое-какие факты биографии. Оказывается, эта танцевальная музыка сопровождается текстами социального протеста, за которые кумир молодежи несколько лет назад отбыл тюремный срок?– ни много ни мало полтора года. Этот парень?– политзаключенный?! Да, говорит Зелалем, представь себе. Его песни «Йястэсериал» («Искупление») и «Хайле Селассие» стали гимнами политической оппозиции. Потому-то и публика на концерте представляет собой странную смесь: оголтелые подростки пополам с теми, кого нынче принято называть «креативным классом». В перерывах между песнями Зелалем знакомит меня со своими приятелями, «танцующими плечами» рядом с нами: учитель физики, врач-иммунолог, какие-то аспиранты… Все они?– поклонники творчества Тедди Афро. Может быть, он?– что-то вроде Шевчука: звезда шоу-бизнеса и борец за правду в одном лице? Или?– еще вероятней?– странное явление, аналогов которому нет ни в России, ни в Америке, ни в Китае. Мэйд ин Эфиопия.

Последней из «последних песен», как и ожидалось, будет программная «Хайле Селассие». На огромном экране высвечивается портрет покойного императора: точеное лицо, окаймленное черной бородкой, большие газельи глаза…

Неожиданные изгибы истории, описавшей круг и оказавшейся лентой Мебиуса, достойны детского изумления: мог ли Х.С., вальяжно беседуя с британским журналистом, предположить, что закончит свои дни в застенке Дерга, а еще через тридцать лет вернется в Эфиопию и возвращением своим будет обязан ямайским марихуанщикам с их музыкой регги, которую в начале нового века будет слушать вся Аддис-Абеба? Мог ли предположить Гумилев, что тот, на кого он без толку потратил ящик вермута в Харэре, станет едва ли не самой видной политической фигурой за всю историю Абиссинии; и что сам он, русский поэт Николай Гумилев, благодаря этой встрече войдет в пантеон растаманов в качестве мелкого божества? Впрочем, насчет последнего я не уверен: о том, что Гумилеву нашлось место в растафарианской мифологии, я слышал от одного литературоведа; спросить же у самих растаманов случая не было.

5. ЦАРИЦА САВСКАЯ

Когда самолет тронулся с места, в нескольких метрах от взлетно-посадочной полосы показалась хижина с крышей из рыжевато-бурой соломы, похожей на щетинистую шерсть какого-нибудь крупного животного, а рядом с хижиной?– пожилой человек, завороженно наблюдавший за движением «стальной птицы». Туникообразная рубаха, хворостина за плечами, на ногах – резиновая обувь, изготовленная из автомобильных шин. Такие же одинокие фигуры можно увидеть по краям дорог, вдоль которых бесконечно тянутся пастбища и перепаханные поля, однообразные картины летней страды. Фигуры из буколического пейзажа заняты севом или прополкой, гнут спину над бороздой или идут за плугом; их хлысты описывают круги над впряженным в ярмо скотом. Но чем бы ни были заняты эти люди в накидках, при виде автомобиля они обязательно начинают голосовать, просят, чтобы их подвезли, а куда и зачем, там видно будет. Вот и человек, построивший себе жилище рядом со взлетно-посадочной полосой, поднял руку навстречу движению, как будто надеялся, что разгоняющийся самолет внезапно остановится, чтобы взять еще одного пассажира.

По сути, этот жест был не таким уж странным, если учесть, что внутренние авиарейсы в Эфиопии работают по тому же принципу, что и наземный транспорт: каждые пятнадцать минут самолет совершает посадку, чтобы высадить часть пассажиров и подобрать новых. Остановка Аддис-Абеба. Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка?– Аксум. И так далее. Посадочные места в самолете никогда не распределяются заранее, каждый садится где хочет или где найдется место. Еще одна особенность: рейсы имеют обыкновение не только опаздывать, но и вылетать раньше времени. При всем при том «Эфиопские авиалинии», действующие с 1945 года,?– чуть ли не лучшая африканская авиакомпания, одна из немногих, чьи воздушные суда соответствуют стандартам международной организации гражданской авиации. По замыслу Хайле Селассие, создание государственной авиакомпании с безупречной репутацией могло изменить неблагоприятное мнение мировой общественности об уровне развития Эфиопии. Существует и другая версия, по которой «Эфиопские авиалинии» возникли благодаря растению Catha edulis (в просторечии?– чат или кат). Листья ката, имеющие наркотическое действие, пользуются большим спросом не только в Эфиопии, но и в соседних странах, особенно в Сомали и Йемене, где запрещено спиртное, а кат разрешен и поощряем. Катинон, так называется активное вещество,?– наркотик-стимулятор, нечто среднее между кофеином и кокаином. Чтобы получить желаемый эффект, листья нужно жевать свежими; срок годности этого препарата?– около восьми часов, а значит, требуется быстрый и надежный способ доставки высокодоходного товара, нужна авиация.