Игра ангела, стр. 66

— Бог вам обоим воздаст, — сказал я.

— И вам того же.

Улица Льеона, больше известная среди местного населения как улица «Трех Лит» в честь известного дома терпимости, обосновавшегося там, была узкой и почти столь же мрачной, как и ее репутация. Она уходила в тень из-под арок пласа Реаль, превращаясь в не ведавшую солнца сырую щель между старыми зданиями, громоздившимися друг на друге и сплетенными вечной паутиной натянутых бельевых веревок. Краска с обветшавших фасадов облупилась, и каменные мостовые пропитались кровью за годы расцвета бандитизма. Я не раз выбирал эту улицу местом действия в «Городе проклятых», и даже теперь, пустынная и заброшенная, для меня она по-прежнему была пронизана духом интриг и пороха. Эта унылая сцена наводила также на мысли, что вынужденное увольнение комиссара Сальвадора из полицейского корпуса не принесло ему дивидендов.

Дом номер 21 оказался убогим строением, зажатым между другими зданиями, будто стремившимися раздавить его. Подъезд стоял нараспашку и напоминал сумрачный колодец, где начиналась узкая крутая лестница, спиралью поднимавшаяся вверх. Пол подтапливало, из щелей между каменными плитами сочилась темная вязкая жидкость. Я с трудом вскарабкался по лестнице, цепляясь за перила, правда, внушавшие мне некоторые опасения. На каждой лестничной площадке было по одной квартире и, учитывая размеры здания, я сомневался, что жилье здесь где-нибудь превышало сорок квадратных метров. Маленькое слуховое окно венчало лестничную шахту, проливая слабый свет на верхние пролеты. Дверь в мансарду находилась в конце короткого коридорчика. Меня удивило, что она открыта. Я постучал, но ответа не получил. Сразу за дверью начиналась крошечная гостиная, где стояли кресло, стол и этажерка с книгами и жестяными коробками. Некое подобие кухни с мойкой помещалось в смежной каморке. Единственным достоинством этого жилища была терраса, выходившая на крышу. Дверь на террасу также оказалась открыта, и оттуда тянуло ветерком, приносившим запах еды и выстиранного белья, развешанного на крышах старого города.

— Есть кто дома? — снова позвал я.

Не дождавшись отклика, я прошел до балконной двери и выглянул на террасу. Со всех сторон вздымались джунгли крыш, башен, водосборников, громоотводов и каминных труб. Не успел я шагнуть на асотею, как почувствовал прикосновение холодного металла к затылку, раздался характерный металлический щелчок взводимого револьверного курка. Мне не пришло в голову ничего умнее, чем поднять руки и застыть неподвижно, даже не моргая.

— Меня зовут Давид Мартин. Мне дали ваш адрес в полиции. Я хотел поговорить с вами о деле, которое вы расследовали, когда служили в корпусе.

— Вы всегда входите в дом не постучавшись, сеньор Давид Мартин?

— Дверь была открыта. Я стучал, но вы, наверное, меня не услышали. Можно опустить руки?

— А я вам и не приказывал их поднять. Что за дело?

— Смерть Диего Марласки. Я арендую особняк, где он прожил последние дни. Дом с башней на улице Флассадерс.

Мне не ответили. Зато ствол револьвера по-прежнему твердо прижимался к затылку.

— Сеньор Сальвадор? — окликнул я.

— Я думаю, уж не лучше ли вышибить вам мозги прямо сейчас.

— И вам неинтересно узнать мою историю?

Давление револьвера ослабло. Я услышал, как Сальвадор ставит оружие на предохранитель. Я медленно повернулся. Рикардо Сальвадор был импозантным мужчиной с мрачным лицом, седеющей шевелюрой, светло-голубыми глазами и острым, как иглы, пронизывающим взглядом. Я прикинул, что ему, должно быть, около пятидесяти, но мало нашлось бы людей вдвое его моложе, кто осмелился бы перейти ему дорогу. Я проглотил комок в горле. Сальвадор опустил револьвер и повернулся ко мне спиной, возвращаясь в квартиру.

— Прошу прощения за грубый прием, — пробормотал он.

Я прошел вслед за ним до кухни и остановился на пороге. Сальвадор положил револьвер на мойку и поджег одну из горелок на плите бумагой и картоном. Достав банку кофе, он вопросительно посмотрел на меня.

— Нет, благодарю.

— Это единственная приличная вещь у меня в доме, предупреждаю, — сказал он.

— Тогда я составлю вам компанию.

Сальвадор насыпал две полные ложки молотого кофе в кофейник, наполнил его водой из кувшина и поставил на огонь.

— Кто вам рассказал обо мне?

— Несколько дней назад я посетил сеньору Марласку, вдову. Она и обмолвилась о вас. По ее словам, вы — единственный человек, пытавшийся выяснить правду, и это стоило вам службы.

— Можно и так выразиться, наверное, — сказал он.

Я заметил, что при упоминании вдовы в его глазах промелькнуло волнение, и мне стало любопытно, что же на самом деле произошло между ними в те печальные дни.

— Как она? — спросил Сальвадор. — Сеньора Марласка.

— Полагаю, что скучает по вашему обществу, — осмелел я.

Сальвадор кивнул. Его злость полностью улетучилась.

— Я давно уже не бывал у нее.

— Она убеждена, что вы вините ее в случившемся. Думаю, ей было бы приятно снова встретиться с вами, хотя прошло уже столько времени.

— Пожалуй, вы правы. Мне действительно следовало бы навестить ее…

— Вы можете мне объяснить, что тогда произошло?

Выражение лица Сальвадора вновь сделалось суровым. Он наклонил голову.

— Что вы хотите узнать?

— Вдова Марласки сказала, что вы никогда не признавали версию, согласно которой ее муж наложил на себя руки, и вы находили обстоятельства его смерти подозрительными.

— Более чем. Вам уже сообщили, как умер Марласка?

— Я знаю только, что, по слухам, произошел несчастный случай.

— Марласка утонул. По крайней мере так было написано в заключительном рапорте полиции.

— Как он утонул?

— Существует только один способ утонуть, но об этом позже. Самое любопытное — где.

— В море?

Сальвадор улыбнулся. Улыбка его была мрачной и горькой, как кофе, начинавший подниматься в кофейнике. Сальвадор вдохнул исходивший от напитка аромат.

— Вы уверены, что хотите услышать историю до конца?

— В жизни ни в чем не был уверен больше.

Протянув мне полную чашку, он оглядел меня с ног до головы, словно оценивая.

— Догадываюсь, что вы уже побывали у этого сукина сына, Валеры?

— Если вы имеете в виду компаньона Марласки, то старик умер. Я беседовал с его сыном.

— Тоже сукин сын, только характер не тот. Не знаю, что он вам порассказал, но ручаюсь, он не признался, что это они тайком устроили так, что меня выкинули из корпуса, и я превратился в парию, кому даже милостыню никто не подаст.

— Боюсь, он упустил этот момент в своем изложении событий, — согласился я.

— Я не удивлен.

— Вы собирались рассказать, как утонул Марласка.

— А вот тут начинается самое интересное, — сказал Сальвадор. — Вам известно, что сеньор Марласка, помимо того, что он был адвокатом, ученым и писателем, дважды побеждал в рождественских заплывах в порту, организованных Клубом пловцов Барселоны?

— Как может утонуть чемпион по плаванию? — удивился я.

— Вопрос — где. Тело сеньора Марласки нашли в резервуаре на асотее водосборника в парке Сьюдадела. Знаете это место?

Я проглотил слюну и кивнул. Там я впервые встретился с Корелли.

— Если вы его видели, то представляете, что, когда резервуар полон, его глубина не превышает метра, по сути, это пруд. В тот день, когда адвоката нашли мертвым, резервуар был полупустым, то есть уровень воды не достигал и шестидесяти сантиметров.

— Чемпионы по плаванию не тонут на глубине шестидесяти сантиметров просто так, — заметил я.

— О чем и речь.

— Были другие версии?

Сальвадор горько усмехнулся:

— Для начала сомнительно, что он утонул. Судебный врач, производивший вскрытие, нашел немного воды в легких, но в заключении он указал, что смерть была вызвана остановкой сердца.

— Не понимаю.

— Когда Марласка упал в резервуар, или когда его кто-то туда толкнул, он был охвачен пламенем. На трупе имелись ожоги третьей степени — на торсе, руках и лице. По мнению судебного врача, тело горело около минуты, прежде чем попало в воду. Следы, обнаруженные на одежде адвоката, указывали на присутствие какого-то растворителя в волокнах ткани. Марласку сожгли заживо.