Игра ангела, стр. 34

— Сеньор Корелли? — позвал я.

Мой голос канул в пространстве, словно ушел в вату, не вызвав ни эха, ни отклика. Я вернулся в гостиную и взглянул на деньги, покоившиеся на столе. Сто тысяч франков. Я взял пачку денег. Их приятная тяжесть пробуждала волнение. Купюры не обжигали рук. Я положил их в карман и повторил свой путь по коридору к выходу. Десятки лиц с портретов, как и вчера, с отчаянием и мольбой смотрели мне вслед. Мне не хотелось смотреть им в глаза, и я поспешил к двери. Но почти у самой двери я вдруг заметил среди многочисленных рамок одну пустую, без фотографии и подписи. Я почуял сладковатый, отдававший картоном запах, и он исходил от моих пальцев. Это был запах денег. Открыв парадную дверь, я вышел на дневной свет. Дверь гулко захлопнулась за спиной. Я повернулся посмотреть на дом, молчаливый и темный. Его мрачный облик совершенно не вязался с ослепительно ясным днем, голубым небом и сияющим солнцем. Взглянув на часы, я обнаружил, что уже второй час пополудни. Я проспал больше двенадцати часов кряду, скрючившись в старом кресле, однако я в жизни не чувствовал себя лучше. Я зашагал вниз по склону, возвращаясь в город со счастливым лицом и твердым убеждением, что впервые за долгое время, а может, в первый раз за всю мою жизнь, судьба улыбнулась мне.

Действие второе

Lux Aeterna

1

Я отпраздновал возвращение в мир живых, отдав дань почтения самому уважаемому храму в городе: главному отделению Испано-колониального банка на улице Фонтанелла. Увидев сто тысяч франков, директор, финансовые инспекторы и армия кассиров и бухгалтеров впали в экстаз и возвели меня на пьедестал, предназначенный для особых клиентов, внушающих преданность и обожание на грани обожествления. Покончив с положенными формальностями в банке, я решил проведать другого коня Апокалипсиса и подошел к газетному киоску на площади Уркинаона. Открыв экземпляр «Голоса индустрии» на середине, я стал искать колонку происшествий, некогда бывшую моей вотчиной. В заголовках до сих пор чувствовалась опытная рука дона Басилио, и почти все подписи были мне знакомы, точно время остановилось. Шесть лет бархатной диктатуры генерала Примо де Риверы подарили городу затишье, тревожное, напоенное ядом, которое вовсе не пошло на пользу отделу криминальной хроники и трагических происшествий. В прессе почти не появлялись сообщения о бомбах и перестрелках. Барселона, внушавшая трепет «огненная роза», приобретала все большее сходство с закупоренным паровым котлом. Я собирался уже закрыть газету и отправиться дальше своей дорогой, когда увидел это сообщение. Всего лишь коротенькая заметка на последней странице хроники происшествий, напечатанная в столбце, где были выделены четыре самых впечатляющих события.

Я со всех ног поспешил в издательство. Запах гари начал ощущаться уже на бульваре Рамбла. Кучка любопытных соседей собралась на площади перед зданием. Белые волокна дыма поднимались от груды обломков, наваленной у входа. Я узнал нескольких сотрудников издательства, пытавшихся спасти из руин то немногое, что уцелело. На улице громоздились обгоревшие ящики с книгами и обглоданная огнем мебель. Фасад дома почернел, стекла полопались от жара. Я протиснулся сквозь кольцо зевак и вошел внутрь. От едкого смрада у меня перехватило дыхание. Кое-кто из работников, не потерявших надежды выручить свое имущество, узнал меня и приветствовал наклоном головы.

— Сеньор Мартин… ужасное несчастье… — бормотали они.

Я пересек то, что недавно было приемной, и направился в кабинет Барридо. Пламя поглотило ковры и оставило от мебели лишь обугленные скелеты. Стена в углу обрушилась, и сквозь брешь открывался вид на задний дворик. Легкие хлопья сажи кружили по комнате. Пожар чудом пощадил один стул. Он стоял посередине кабинета, на нем, понурившись, сидела и плакала Отрава. Я опустился рядом с ней на колени. Она узнала меня и улыбнулась сквозь слезы.

— Ты в порядке? — спросил я.

Она кивнула.

— Он сказал, чтобы я шла домой, дескать, уже поздно и мне нужно отдохнуть, поскольку нам предстоит тяжелый день. Мы подводили баланс за месяц… Если бы я задержалась еще на минутку…

— Что здесь произошло, Эрминия?

— Мы работали допоздна. Где-то около полуночи сеньор Барридо сказал, чтобы я шла домой. Издатели ждали кабальеро, желавшего с ними встретиться…

— В полночь? Какой кабальеро?

— Кажется, иностранец. Речь шла о каком-то предложении, точно не знаю. Я бы охотно задержалась, но было уже поздно, и сеньор Барридо сказал мне…

— Эрминия, этот посетитель, ты помнишь, как его зовут?

Отрава отчужденно посмотрела на меня.

— Все, что я помню, я рассказала инспектору, приходившему утром. Он спрашивал о тебе.

— Инспектор? Обо мне?

— Полиция всех опрашивает.

— Ясно.

Отрава смотрела на меня пристально и недоверчиво, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— Неизвестно, выживет ли он, — пробормотала она, имея в виду Эскобильяса. — Погибло все: архивы, контракты… всё. Издательство уничтожено.

— Мне жаль, Эрминия.

Кривая, недобрая усмешка обозначилась у нее на губах.

— Жаль? Разве не этого ты хотел?

— Как тебе такое пришло в голову?

Отрава подозрительно покосилась на меня.

— Теперь ты свободен.

Я сделал поползновение взять ее за руку, но Эрминия вскочила и отступила на шаг, будто мое присутствие внушало ей страх.

— Эрминия…

— Уходи, — сказала она.

Я оставил Эрминию среди дымящихся руин. На улице я столкнулся с компанией ребятишек, рывшихся в груде обгорелого скарба. Один из мальчишек выкопал из пепла книгу и рассматривал ее со смесью любопытства и пренебрежения. Обложка покрылась слоем копоти в пожаре, страницы обуглились по краям, но в остальном книга не пострадала. По надписи на корешке я понял, что это какой-то из романов серии «Города проклятых».

— Сеньор Мартин?

Повернувшись, я оказался лицом к лицу с тремя субъектами в костюмах казенного вида, совершенно не годивших для влажной и липкой жары, раскалившей воздух. Тот, кто, по-видимому, был главным в этой троице, шагнул вперед с приветливой улыбкой опытного торговца. Два других типа, сложением и темпераментом походившие на гидравлический пресс, ограничились пронзительными враждебными взглядами в мою сторону.

— Сеньор Мартин, я инспектор Виктор Грандес, а это — мои коллеги, агенты Маркос и Кастело из корпуса следствия и охраны. Я хотел спросить, не будете ли вы так любезны уделить нам несколько минут.

— Конечно, — ответил я.

Имя Виктора Грандеса я впервые услышал в те далекие дни, когда вел колонку происшествий. Видаль изредка посвящал ему пару столбцов. В частности, я вспомнил заметку, где Грандес был охарактеризован как находка для корпуса, ценное приобретение, свидетельствовавшее о поступлении на службу в силы безопасности нового поколения первоклассных профессионалов, подготовленных лучше предшественников, неподкупных и крепких как сталь. Прилагательные и гиперболы употребил Видаль, не я. Я подумал, что инспектор Грандес с тех пор, должно быть, сильно продвинулся по служебной лестнице в управлении, и его появление тут подтверждало, что полиция взялась всерьез за расследование пожара в издательстве «Барридо и Эскобильяс».