Игра ангела, стр. 100
Я сообразил, что спасти меня в это мгновение может только ложь. Как только я расскажу правду о Кристине, мне придет конец.
— Я не знаю, где она.
— Лжете.
— Я же предупреждал, что нет никакого смысла говорить вам правду, — ответил я.
— Стоило постараться хотя бы ради того, чтобы я, как осел, по-прежнему был настроен вам помочь.
— Вы именно этого хотите, инспектор? Помочь мне?
— Да.
— Тогда проверьте все, о чем я говорил. Найдите Марласку и Ирене Сабино.
— Начальство выделило мне двадцать четыре часа, чтобы разобраться с вами. Если по истечении этого срока я не предъявлю Кристину Сагниер, живую и здоровую или хотя бы живую, меня отстранят от дела и передадут его Маркосу и Кастело. Они уже давно дожидаются своего шанса и ни за что не упустят такую возможность.
— Тогда не теряйте времени.
Грандес фыркнул, но все же кивнул.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, Мартин.
19
По моим подсчетам, инспектор Грандес ушел часов в девять утра. Он запер меня в той же комнате, где мы вели с ним беседу. Компанию мне составляли только термос с остывшим кофе и пачка папирос. Грандес поставил у двери в коридоре полицейского, и я слышал, как инспектор инструктировал его не пропускать в комнату никого ни под каким видом. Минут через пять раздался стук в дверь, и я узнал в стеклянном окошке физиономию сержанта Маркоса. Слов я расслышать не мог, но его артикуляция не давала повода сомневаться: «Готовься, ублюдок».
Все утро я просидел на подоконнике, сквозь решетку разглядывая прохожих, воображавших себя свободными. Они курили и ели мороженое с таким же наслаждением, как это не раз делал на моих глазах патрон. Усталость, а может быть, упадок сил от осознания безнадежности моего положения и чувства глубокого отчаяния, доконали меня в полдень. Я растянулся на полу, лицом к стене, и заснул как убитый. Когда я пробудился, комната была погружена в темноту. Уже наступил вечер, и на фоне красновато-желтых пятен света от фонарей на Виа-Лайетана на потолке комнаты скользили тени машин и трамваев. Я промерз до костей на холодном полу и, встав, подошел к батарее в углу, оказавшейся холоднее, чем мои руки.
В этот момент я услышал, как открывается входная дверь у меня за спиной. Повернувшись, я оказался лицом к лицу с инспектором, наблюдавшим за мной с порога. По знаку Грандеса один из полицейских зажег в помещении свет и закрыл дверь. Яркий металлический свет ударил в глаза, мгновенно меня ослепив. Я зажмурился. Подняв наконец веки, я пришел к выводу, что инспектор выглядит немногим лучше меня.
— Вам нужно в туалет?
— Нет. Я решил мочиться в штаны и, пользуясь случаем, приобрести полезный опыт к тому моменту, когда вы отправите меня в камеру ужасов инквизиторов Маркоса и Кастело.
— Я рад, что вы не потеряли чувство юмора. Оно вам пригодится. Садитесь.
Мы заняли прежние позиции, усевшись за стол, как и несколько часов назад, и молча уставились друг на друга.
— Я проверял изложенные вами факты.
— И что?
— С чего начинать?
— Вы полицейский.
— Первый визит я нанес в клинику доктора Триаса на улице Мунтанер. Он получился кратким. Доктор Триас скончался двенадцать лет назад, и кабинет уже лет восемь принадлежит дантисту, которого зовут Бернат Льофруи. Он, тут и говорить нечего, о вас в жизни не слышал.
— Не может быть.
— Подождите, это только присказка. Вслед за тем я посетил центральное отделение Испано-колониального банка. Великолепные интерьеры и безупречное обслуживание. Мне даже захотелось завести сберегательную книжку. Там мне удалось узнать, что вы никогда не открывали счет в этом банке и никто из служащих никогда не слышал о человеке по имени Андреас Корелли. И у них нет в настоящий момент клиента, сделавшего вклад в иностранной валюте в сумме ста тысяч французских франков. Продолжать?
Я сжал губы и кивнул.
— Следующий мой визит состоялся в контору покойного адвоката Валеры. Там я удостоверился, что у вас действительно имеется банковский счет, но не в Испано-колониальном, а в банке «Сабадель». С упомянутого депозита месяцев шесть назад вы перевели деньги на счет адвокатской конторы в сумме двух тысяч песет.
— Я не понимаю.
— Все очень просто. Вы наняли Валеру анонимно, вернее, это вам так казалось, поскольку у банков слоновья память, и они помнят в лицо каждый сентим, попадавший к ним в руки. Признаюсь, к тому моменту я уже начал наслаждаться развитием сюжета и решил наведаться в мастерскую надгробий «Санабре и сыновья».
— Только не говорите, что не видели ангела…
— Я видел его, видел. Впечатляет. Как и письмо, написанное вами собственноручно три месяца назад. Вы поручили мастеру работу, оплатив ее авансом, о чем у любезнейшего Санабре сохранилась запись в счетных книгах. Мастер восхищен и очень гордится своей работой. Он заявляет, что это его шедевр, ибо на него снизошло божественное вдохновение.
— Вы не спрашивали его о деньгах, выплаченных Марлаской двадцать пять лет назад?
— Спрашивал. У него сохранились расписки. Он получил деньги за ремонт, переделку фамильного склепа, а также уход за ним.
— В могиле Марласки похоронен кто-то другой.
— По вашим словам. Но если вы желаете вскрыть могилу, вам придется предоставить мне более веские основания. Однако позвольте, я продолжу рассказ о путешествии по вашим следам.
Я проглотил комок в горле.
— Раз уж я все равно находился поблизости, то спустился к пляжу Багатель, где за один реал нашел с десяток желающих открыть мне страшную тайну Ведьмы из Соморростро. Я не стал говорить вам утром, когда вы мне исповедовались, чтобы не снижать накал страстей, однако на самом деле женщина, так себя называвшая, умерла много лет назад. Старуха, которую вы видели утром, не испугает и ребенка и не встает с кресла. И еще одна милая деталь, вам понравится: она немая.
— Инспектор…
— Я еще не закончил. Вы не сможете меня упрекнуть, что я плохо выполняю свою работу. Я отношусь к ней достаточно серьезно, чтобы отправиться с побережья в особняк у парка Гуэль, который вы мне описали. Он стоит заброшенный не меньше десяти лет, и, к большому сожалению, вынужден заявить, что там нет ни фотографий, ни кукол. Ничего, кроме кошачьего дерьма. Ну и как вам?
Я не ответил.
— Скажите честно, Мартин. Поставьте себя на мое место. Что бы сделали вы, оказавшись в подобном положении?
— Бросил бы все, наверное.
— Точно. Но я не вы и потому как идиот после столь плодотворных странствий решил последовать вашему совету и встретиться с ужасной Ирене Сабино.
— Вы разыскали ее?
— Больше доверия к доблестным стражам порядка, Мартин. Конечно, мы ее нашли. Прозябает в паршивом пансионе в Равале, где живет уже много лет.
— Вы с ней разговаривали?
Грандес кивнул:
— Очень долго и подробно.
— И что?
— Она понятия не имеет, кто вы такой.
— Это она вам сказала?
— Помимо прочих вещей.
— Каких?
— Она рассказала, что познакомилась с Диего Марлаской на одном из сеансов, которые Роурес устраивал в салоне на улице Элисабетс, где в 1903 году собиралось спиритическое общество «Будущее». Она рассказала, что встретила мужчину, который искал убежища в ее объятиях, ибо был совершенно сломлен гибелью сына и очутился в ловушке брака, потерявшего всякий смысл. Она рассказала, что Марласка был человеком добрым, но слегка не в себе. Он верил, будто в него вселилось нечто, и он не сомневался, что вскоре умрет. Она рассказала, что перед смертью он учредил денежный фонд, чтобы сама Ирене и Хуан Корбера, или Хако — мужчина, которого она оставила ради Марласки, — могли получить какие-то средства к существованию, когда его не станет. Она рассказала, что Марласка совершил самоубийство, поскольку не мог вынести одолевавшей его душевной боли. Она рассказала, что они с Хуаном Корберой жили за счет благотворительности Марласки, пока фонд не иссяк. И довольно скоро человек, которого вы называете Хако, бросил ее. Насколько ей известно, он спился и умер в одиночестве, проработав какое-то время ночным сторожем на фабрике «Касарамона». Она рассказала, что действительно водила Марласку к так называемой Ведьме из Соморростро, так как надеялась, что та сумеет утешить его и заставит поверить, что он воссоединится с сыном в ином мире… Мне продолжать?