Смерть хлыща, стр. 29
Глава 10
Человеческий мозг напоминает свалку мусора – мой, во всяком случае. После ухода Вульфа следовало срочно обдумать как минимум дюжину разных вариантов; вместо этого мои мозг настойчиво спрашивал: как Лили доберется домой? Едва мне удалось найти приемлемый выход из положения и переключиться на более насущный вопрос, как в проходе загромыхали шаги. Хейт приблизился, заглянул внутрь, повернулся ко мне и спросил:
– Это ваша машина?
Будь в его распоряжении даже целая ночь, вряд ли он придумал бы более глупый вопрос. Как это могла быть моя машина, если моя машина осталась в Нью-Йорке, и Хейт прекрасно это знал?
– Все документы на машину в бардачке, – ответил я. – Врача нашли?
– Полезайте на переднее сиденье, – велел Хейт.
Он переложил фонарик в левую руку, а правую опустил на рукоять пистолета в поясной кобуре.
– Я предпочел бы не прикасаться к машине, – сказал я. – Если бы я хотел смыться, то не стал бы дожидаться вас здесь. Мне не впервой попадать в такое положение. Врача нашли?
– Я приказал вам садиться вперед.
Он вытащил пистолет из кобуры.
– Идите к дьяволу!
Продолжить мужской разговор мы не успел, потому что в проходе послышались торопливо приближающиеся шаги и Хейт направил туда луч фонарика. В тусклом свете я разглядел лысого человечка в яркой спортивной куртке. Это был врач Фрэнк Милхаус, которого я знал в лицо, но знаком с ним не был. Милхаус остановился перед фургончиком и неуверенно оглянулся по сторонам.
– Он в машине, Фрэнк, – сказал Хейт.
Милхаус заглянул внутрь, потом выпрямился и посмотрел на шерифа.
– Что с ним случилось?
– Это ты мне должен сказать, – ответил Хейт.
Врач пыхтя полез внутрь и пристроился поудобнее. Три минуты спустя он выбрался наружу и сказал:
– Ему нанесли по меньшей мере три удара по голове, Думаю, что он мертв, но смогу сказать наверняка… А, вот и он.
Я оглянулся и увидел Эда Уэлча, который подошел, держа в одной руке фонарик, а в другой какой-то черный предмет. Приблизившись к машине, он заглянул внутрь и провозгласил:
– Это Сэм Пикок.
Воздадим должное офицерам полиции округа Монро: мало кто мог сравниться с ними в проницательности. Милхаус взял у помощника шерифа черный предмет, оказавшийся чемоданчиком, извлек из него стетоскоп и снова склонился над телом того, кого наконец официально признали Сэмом Пикоком. Две минуты спустя он выпрямился и возвестил:
– Он мертв.
– Это окончательно? – спросил Хейт.
– Конечно, окончательно. Что может быть окончательное смерти?
– Есть еще следы, кроме ударов по голове?
– Не знаю. – Милхаус убрал стетоскоп в чемоданчик.
– Смерть, безусловно, насильственная, тут сомнений нет, а остальное определит коронер.
– Мы занесем тело внутрь, где вы сможете его осмотреть.
– Не я. Как вам известно, я уже имею печальный опыт и не хотел бы его повторить.
И он зашагал прочь. Хейт что-то сказал ему вслед, но доктор не остановился и вскоре пропал из вида. Хейт повернулся ко мне и процедил:
– Вы арестованы. Садитесь вперед.
– На каком основании? – поинтересовался я.
– Как важный свидетель. Пока хватит и этого. Залезайте.
– Что ж, вам и карты в руки, – я пожал плечами. – Но каждый дюйм этой машины…
Я замолк, заметив, как дернулось правое плечо шагнувшего ко мне Эда Уэлча. Я верно истолковал его жест. Увесистый правый кулак помощника шерифа вылетел из темноты, метя мне в подбородок. Правда, двигался он не по прямой, а по дуге, так что, когда кулак должен был соприкоснуться с моей челюстью, она была уже в шести дюймах правее, и он просвистел мимо. Однако Хейт тоже не терял времени даром – не успел я выпрямиться, как в ребра мне больно вонзился ствол пистолета. Уэлч снова размахнутся, но на сей раз я применил другую уловку; в последний миг чуть-чуть отвернул лицо и кулак лишь скользнул по скуле От такого удара не пострадало бы и пугало, я же пошатнулся и мешком рухнул на землю.
Уэлч ударил меня ногой, целя в голову, но из-за темноты угодил в плечо. Не хочу передавать его слова, поскольку вы все равно мне не поверите, но сказал он следующее:
– За сопротивление аресту.
Слышать его могли только мы с Хейтом. Я покрутил головой налево и направо, думая, что подоспели какие-то зрители, на которых Уэлч хотел произвести впечатление, но нет. Потом он произнес:
– Ну-ка вставай.
Я не шелохнулся – по той же причине, по которой только что брякнулся оземь: я слишком хорошо представлял, что меня ждет, если я рискну подняться. Возможно, вы еще не поняли, в каком настроении я пребывал после двух недель совершенно никчемного времяпровождения. А тут еще Сэма Пикока убили – прощай, наша последняя надежда. Так что нервы мои были уже на пределе. Встань я сейчас – и либо Хейт с Уэлчем горько пожалеют, что попались на моем пути, либо меня угостят одной или несколькими пулями… И в том и в другом случае я проигрывал, поэтому предпочел оставаться на месте, хотя в спину больно впился какой-то камешек.
– Вставай, гад! – злобно прошипел Уэлч.
Я подумал, что он опять собирается меня лягнуть. Так, должно быть подумал и сам Уэлч. Однако Хейт вмешался:
– Он же обделался. Если Милхаус протрепался, здесь скоро будет целая толпа. Иди разыщи Фарнэма с Эверсом, а потом позвони доктору Хатчинсу, чтобы поспешил сюда. До его прихода труп должен оставаться на месте.
Я точно знаю, сколько времени оставался на земле: с 12.46 до 01.28. Я предпочитаю точность в важных вопросах. Будь дело только в Хейте с Уэлчем, я бы поднялся куда раньше – народ валом повалил сразу с трех направлений – через проход, из-за угла Дворца культуры и из-за универмага Вотера, так что добрых полчаса я наблюдал, как Хейт размахивает пистолетом, урезонивая толпу, а Уэлч с Биллом Фарнэмом безуспешно стараются отпихнуть зевак сразу со всех сторон фургончика. Впрочем, вплотную к телу сумел пробиться лишь один человек – доктор Хатчинс, коронер, который появился на месте происшествия в 01.19. К тому времени Хейту удалось найти из числа любопытных троих или четверых, которые помогали сдерживать толпу, да еще двое привели свои машины, фары которых освещали место действия. В 01.28 Хейт стоял в четырех шагах от меня, переговариваясь с доктором Хатчинсом, и я решил, что пора подняться и проверить, по-прежнему ли меня хотят впихнуть на переднее сиденье. Сказано – сделано. Я встал, нагнулся, чтобы отряхнуться, а когда выпрямился, рядом стоял Эд Уэлч. В правой руке он держал пару наручников. Я вытянул вперед обе руки, чтобы ему не пришлось выкручивать мне запястья, и Уэлч защелкнул наручники. Новенькие, блестящие – загляденье.
– Моя машина там, на улице. – Он кивнул в направлении прохода между двумя зданиями. – Сюда.
Он схватил меня за руку и потащил за собой. Толпа немного поредела, но все равно добрая сотня зевак следила за тем, как офицер полиции эскортирует преступника, явно опасного, благо он в наручниках, к машине. В луче света одной из фар мне удалось разглядеть Лили, а рядом с ней Диану с Уэйдом и Питером Ингелсом. Они помахали мне, и я помахал в ответ – обеими руками сразу, после чего Лили выкрикнула:
– Вуди отвез его!
Я вздохнул с облегчением. В глубине души я опасался, что в машине меня уже ожидает Вульф, тоже в наручниках, а такая цена была чрезмерно высока даже для меня.
Но в полицейском «меркурии», поставленном во втором ряду напротив универмага Вотера, тем не менее кто-то сидел. Правда, на месте водителя. Приглядевшись, я узнал Гила Хейта. Уэлч открыл передо мной заднюю дверцу, Гил повернул в нашу сторону жирафью шею, и я поздоровался:
– Добрутро.
Гил рассмеялся. Смешок вышел довольно нервозный. Уэлч уселся рядом со мной, захлопнул дверцу и сказал:
– Давай, Гил поехали. Папаша передал, чтобы ты сразу возвращался.
В четверть третьего мы подкатили к зданию тимбербургского суда. За всю дорогу никто не проронил ни слова. Когда трое мужчин трясутся вместе в машине, которая то и дело подпрыгивает на ухабах или проваливается в яму, и при этом не обмениваются ни единым словом, это означает, что они что-то не поделили. В нашем случае, как вам известно, что-то не поделили мы с Уэлчем, но и между Уэлчем и Гилом тоже явно кошка пробежала. Когда мы с Уэлчем вылезли на тротуар, помощник шерифа повернулся к Хейту-младшему и сказал: