Колхоз – дело добровольное, стр. 2

Глотнул минералки – в горле пересохло, словно опять в жару в монастыре на самой верхотуре стометровой оказался, мотнул головой, отгоняя наваждение, продолжил рассказ:

– И говорит, значит, экскурсовод человеческим голосом. Так, мол, и так, здесь раньше вместо колокола висела доска с самого Ноева Ковчега, монахи в неё стучали деревянным молотом – билом, созывая к молитве. Только сейчас она на реставрации, и поэтому увидеть её нельзя.

– Ну и?

– Я лекцию как-то мимо ушей пропустил. Мало ли какие небылицы бывают. Однако, вдруг до меня доходит, что сижу я облокотившись на какую-то неровную жесткую поверхность. Оглядываюсь – доска стоит, прислоненная к стене. Серая, толстая, с обломанными краями. Тут меня и осеняет —похоже именно о ней и говорил экскурсовод.

– И что вот так прямо в коридоре стояла? Больше места не нашлось для реликвии? – влез с вопросом недоверчивый слушатель в лице Рафика.

– Откуда мне знать, как она там оказалась. Монастырь, сам по себе, очень маленький, каждый сантиметр полезной площади получен неимоверным тяжким трудом – вырублен в скале. Может просто передвинули на время.

– Мало ли какие доски там найдутся. Сам же показывал фотографию – потолки резные из дерева с жар-птицами, – вставил веское слово, молчавший всю дорогу, Борис.

– О чем речь. Сам не поверил, что деревяшке пять или восемь тысяч лет. Не иначе черт меня дернул проверить – решил отломить щепочку. Если это с ковчега доска, то она давно уже как камень должна стать.

– И чем дело закончилось?

Жестом начинающего фокусника, в подпитии, вытаскиваю из кармана портмоне с документами, и извлекаю на свет божий целлофановый пакетик с щепкой внутри.

– Обалдеть! Это оно?

– Можно потрогать? – с каким-то неестественным придыханием просит Рафик.

– Да, ладно, вам. Раз отломилась – значит, не настоящая реликвия. Не может дерево за тысячелетия не окаменеть.

– Не хорошо, Александр, негодное ты совершил, – внезапно подал голос Боб.

Прозвучало как-то неожиданно напряженно, почти зловеще и пророчески.

– Ты бы сходи в церковь, покайся, батюшке исповедуйся, – неожиданно серьезно поддержал его Борис.

– Да, ну вас. Щепка и щепка. И вообще, не крещенный я.

– Как так? – больше всех удивился Рафик, возвращая мне злополучную щепку после того, как она сделала круг по рукам.

– Не сложилось в свое время. Батя членом партии был, причем убежденным, поэтому запретил. В зрелом возрасте не до этого было. А сейчас, и вовсе смешно в лоно церкви проситься.

– Поумнел с возрастом – вот и надумал.

– И вообще, комсомолец я до сих пор формально – так и не вышел из него, по причине распада СССР, – попытался пошутить. Неудачно, честно говоря. – А для комсомольцев свой рай положен.

– Да будет так, – не понял, это что Вовка изрек?

Пытаюсь засунуть реликвию обратно в пакетик, но в этот момент машину в очередной раз подбрасывает на колдобине, и щепка больно, до крови, колет в ладонь.

Удар. Скрежет металла. Темнота.

Глава 1

– И какому … умнику пришла в голову идея с утра пораньше включить Софию Ротару. Никогда её особо не любил, а тут ещё с похмелья.

Открываю глаза, к слуховым ощущениям постепенно присоединяются зрительные. Солнце слепит в окно, пробиваясь сквозь тополиные ветви, листья качаются легким ветерком, отбрасывая причудливые узоры. Лепота.

– Стоп! Какие листья! Сейчас зима!

Медленно обозреваю комнату и с восторженным ужасом осознаю, что попал. Сколько книг перечитал на эту тему, что нисколько не удивлен – по моим прикидкам попаданцев в прошлом скоро будет больше, чем генералов в советской армии. Удивляет, что случилась эта беда именно со мной, но с другой стороны – чем я хуже?

Итак, имеем:

Судя по очень знакомой обстановке, попадание в поздний СССР, в свою собственную квартиру.

Отдышусь, отойду от шока, и обязательно доберусь до зеркала, но уже сейчас могу с большой вероятностью предположить, что оказался внутри своего собственного тела. Шрам под коленкой, полученный в раннем детстве при падении с гаража, опознан – никак не спутаешь.

В окне, перекрывая обзор, торчит чудо отечественного приборостроения – кондиционер БК-1500. Появился этот монстр у нас в 1982 году, отсюда можно отталкиваться, ориентируясь по времени – раньше этого срока сейчас никак не может быть.

Кондиционер – это такая здоровенная и неподъемная хреновина, выпущенная доблестными азербайджанскими умельцами в солнечном городе Баку, по японской лицензии, к слову. На потомка сумрачного самурайского гения, чисто визуально, брутальный коричневый электрический охладитель тянул с большой натяжкой. Но прохладу генерировал исправно, что, ни говори. Агрегат этот, в нашем двухсотквартирном доме, в те времена был в единственном экземпляре – помню титаническую битву между родителями, когда обсуждался вопрос о его покупке. Батя, как прирожденный новатор, горел желанием первым в районе (если не в городе!) установить символ научно-технического прогресса в своем доме, на зависть всем соседям. Женская половина семейного дуумвирата категорически возражала против неведомого агрегата, грозившего пробить брешь в годовом бюджете. В результате брешь получилась даже больше расчетной – пришлось ради эстетического равновесия купить мамочке ещё и джинсовую юбку «Монтана» за 50 рублей.

Осматриваюсь внимательнее, и замечаю в углу телевизор марки «Рубин», хотя этого слона трудно не заметить. Ага, судя по марке, точно можно сказать – сейчас на дворе уже 1983-й или чуть позже. Раньше у нас был черно-белый «Темп», позже появился «Фотон». Этот же многострадальный телек пережил не менее шести ремонтов, и был продан в чужие дальние руки, чтобы не слышать упреков от знакомых за такое счастье.

Если бы не автомобиль, то мы бы намучились его таскать в мастерскую – реально неподъемный зверь, в одиночку не утащишь никак.

По всей видимости, работает механизм защиты психики, переключая внимание на второстепенные и малозначимые детали. Именно поэтому все мысли заняты воспоминаниями о судьбе бытовой техники, но бесконечно адаптация длиться не может – пора исследовать новый, или если угодно, старый мир.

Была микроскопическая надежда, что это розыгрыш, и за стенами окажется привычный уютный двадцать первый век, но одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: нет, брат, ты, все же, попал.

Таких декораций не бывает. Спилить огромные тополя и высадить на их месте молоденькие деревца – допустим, возможно. Но снести пару элитных новостроек, и на их месте построить точную копию зоны усиленного режима номер 4 – это уже маловероятно. А перестроить полквартала обратно «под старину» не под силу даже инопланетянам.

Неторопливо осматриваю свою квартиру, оттягивая неизбежный поход к зеркалу. Приходит узнавание, всплывает в памяти давно забытое – странное чувство, ни на что не похожее.

Внезапно в панике бросаюсь к окну, выходящему на проспект, осеняет мысль, что я один в этом мире. Но, нет – бредут изнуренные жарой редкие прохожие, брутальные газоны и Зилы, давно уже ставшие редкостью на наших улицах, фыркают выхлопными газами, вот троллейбус, необычных округлых очертаний, подъехал к остановке, высадив народ.

Судя по температуре на улице – сейчас конец лета, даже отсюда видно, как расплавился асфальт и пошел волнами.

Дальше тянуть нет смысла, открываю трюмо и рассматриваю тело носителя.

– Что тут у нас? Определенно, я, собственной персоной, в возрасте четырнадцати лет. И это, значит, что закончен восьмой класс, и на дворе логически рассуждая лето 1984-го.

Включаю телевизор, долго жду, пока нагреется, изображение подергается и прояснится. М-да, отвык от такого качества, что ни говори.

Кто у нас тут? Ба, знакомые все лица – товарищ Сенкевич и «Клуб кинопутешественников». Понять о чем передача не успел – она быстро закончилась, сменившись какой-то документальной эпопеей о войне. Второй канал до обеда не работает, и терзать телевизор дальше не имеет смысла.