Семейное дело, стр. 50

Два часа спустя, когда пришла Мария, мы уже обследовали обширную территорию — по крайней мере Сол успел — и ничего не обнаружили. Сол тщательно проверил письменный стол, кресла, стенной шкаф, постель, пол, туалетный столик, картины на стенах и стопку журналов. Чтобы быстро перетряхнуть книги, мне понадобилось полчаса. Затем я уселся поудобнее в кресло и стал переворачивать страницу за страницей, стараясь не пропустить ни одной. Когда Сол еще раз осматривал хранившиеся в стенном шкафу туфли, обращая особое внимание на стельки, вошла Мария с нагруженным подносом и поставила его на стол.

— Я ходила за пивом, — объяснила она. — У нас в доме только минеральная вода. Надеюсь, вам понравится паштет из рубленой свинины. Монсеньор Дакос приготовляет его сам. Его инвалидная коляска не проходит в кухню, и я приношу ему мясо и все, что требуется, в коридор.

— Большое вам спасибо, — сказал я, приближаясь к столу. — Признаться, я голоден. Еще раз спасибо.

Моя рука потянулась к карману, но Мария жестом остановила меня.

— Нет, — заявила она твердо. — Сейчас вы — наши гости.

С этими словами она вышла.

На подносе было большое блюдо с дюжиной ломтиков чего-то мясного, длинный узкий батон белого хлеба и пиво. Несомненно, Пьер говорил ей о пристрастии Ниро Вулфа к пиву, а мы пришли от него, следовательно, она отправилась за пивом. Нужно не забыть рассказать об этом Вулфу. Мы пододвинули стол к кровати; я сел на постель, а Сол — в кресло. Хлебного ножа не было. Ведь хлеб положено не резать, а отламывать по кусочку. Так называемый паштет оказался обыкновенным зельцем, и я надеюсь, что эти строки не попадут на глаза Фрицу, так как вынужден признать: зельц дедушки Дакоса был гораздо вкуснее. Мы оба согласились, что это был лучший зельц из всех, которые нам доводилось когда-либо пробовать. И хлеб вполне соответствовал его качеству. Как я заявил Солу, меня радует, что мы по крайней мере хоть что-то получили за те шесть двадцатидолларовых бумажек, которые я вручил Марии.

Через полчаса дело выглядело так, будто все наши приобретения только этим ленчем и ограничатся. Мы внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— Я кое-что упустил, — заявил Сол. — Недостаточно тщательно обследовал книжные обложки. А ты?

Я согласился с Солом, и мы вновь принялись за книги; он брал с верхней, а я со средней полки. И уже в третьей книге — сочинения Бетти Фридан «Загадки женской природы» — я обнаружил искомое. Внутренняя часть задней обложки на первый взгляд ничем не выделялась, однако в середине имелась едва заметная выпуклость, и из-под наклеенного верхнего листка виднелась узкая полоска — в одну шестьдесят четвертую долю дюйма, — полоска бумаги несколько иного цвета. Достав свой перочинный ножик, я открыл маленькое лезвие. Сол поставил свою книгу на полку и присоединился ко мне.

— Будь осторожен, — сказал он, но я даже не взглянул на него.

Все это свидетельствовало о том состоянии, в котором мы находились. Обычно мы никогда не говорим друг другу очевидные вещи.

Потребовалось не меньше пяти минут, чтобы убедиться — верхний листок накрепко приклеен по всей поверхности, кроме середины, где существовало едва заметное четырехугольное вздутие. Теперь предстояла тонкая операция. Нужно было подобраться под край того предмета, который скрывался под выпуклостью. На это ушло еще пять минут, но, как только прием удался, дальнейшее все пошло как по маслу. Разрезав бумагу по периметру четырехугольника, я извлек из тайника склеенные вместе листки обыкновенной и папиросной бумаги. Эта записка и сейчас, когда я пишу эти строки, лежит передо мной. Однажды я сфотографировал ее, чтобы воспроизвести на страницах своей книги. Исполненная чернилами, запись выглядела следующим образом:

«ОРРИ КЭТЕР 127Е — 94».

Я передал листок Солу. Он взглянул и, возвращая, заметил:

— Писала Люси Дакос.

— Вне всякого сомнения. Именно такую записку Пьер обнаружил на подносе, и Орри дал ему за нее сто долларов. Это случилось через четыре дня после памятного ужина. Значит, Пьер держал этот клочок бумаги у себя дома в течение всего этого времени. Я еще неделю назад высказал предположение, что Люси нашла записку и скопировала ее, что она попытается кого-то шантажировать и что в итоге ее пристукнут.

Спрятав записку в бумажник, я встал и спросил:

— У тебя есть какая-нибудь программа дальнейших действий? Я не собираюсь докладывать Вулфу лично. Сделаю это из ближайшей телефонной будки.

— Могу я присутствовать при разговоре?

— Конечно. Почему бы и нет?

Осмотревшись в комнате и убедившись, что все было в полном порядке, кроме стола, который все еще стоял возле кровати, мы водворили его на прежнее место. Сол взял наши пальто и книгу, а я — поднос. Марию мы застали в кухне, которая занимала вчетверо меньше пространства, чем кухня в доме Вулфа. Заверив Марию, что хлеб и зельц были превосходными и спасли нас от голодной смерти, я затем сказал, что наши надежды не оправдались и мы ничего не обнаружили, а с собой мы берем только одну вещь — книгу, которую хотим дополнительно исследовать; возможно, она подскажет нам какую-нибудь идею. Мария отказалась взять у меня деньги за книгу. Мисс Дакос, дескать, нет в живых, а им эти книги не нужны. Отклонила она и мое предложение проверить наши карманы и проводила нас к выходу. В общем и целом мои расходы себя оправдали.

На улице я заявил Солу:

— Перед этим я говорил из ближайшей телефонной будке. Но там вдвоем нам будет слишком тесно. Как ты смотришь, если мы отправимся на твою квартиру?

Сол охотно согласился и добавил, что его автомашина на стоянке близ Десятой авеню, и мы устремились туда. Сол так же, как и я, не любит разговаривать за рулем, но готов слушать. Я рассказал ему о непрошеной посетительнице сегодня утром, и Сол выразил сожаление, что его с нами не было, так как ему было бы интересно взглянуть на Дору Бассетт.

Оставив автомашину в гараже на Тридцать девятой улице, мы два квартала прошли пешком. Сол живет на верхнем этаже реконструированного дома на Тридцать восьмой улице, между Лексингтон-авеню и Третьей авеню. Просторную гостиную освещают два торшера и две настольные лампы. Одну стену занимают окна, другую — полки, заставленные книгами. В двух других стенах — двери. Одна ведет в ванную комнату, а другая выходит в коридор. На стенах висят картины, повсюду на полках самые разнообразные предметы: от образцов минералов до бивней моржа. В дальнем углу — рояль. Телефон — на письменном столе, между окон. Сол был единственным частным детективом в Нью-Йорке, который запрашивал и всегда получал двадцать долларов в час, и эти деньги соответствовали его достижениям.