Грей (ЛП), стр. 110

Я сижу под столом. Заткнув пальцами уши, я закрываю глаза. Звук прекращается. Он поворачивается, и я вижу по его ботинкам, как он топает на кухню. Он несет ремень, хлопая им по ноге. Он пытается найти меня. Наклонившись, он усмехается. От него противно пахнет. Сигаретами, алкоголем и чем-то плохим. «Вот ты где, маленький кусок дерьма».

От леденящего кровь стона я просыпаюсь. Я весь в поту, сердце колотится. Выпрямившись, я сажусь на постели.

Твою мать.

Жуткий шум исходит от меня.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, пытаясь избавиться от запаха тела, дешевого бурбона и старых сигарет Camel.

Ты – сын обдолбанной суки.

Слова Аны взрываются в моей голове.

Как и его.

Твою мать.

Я не могу помочь шлюхе - наркоманке.

Я пытался. Боже, я пытался.

Вот ты где, маленький кусок дерьма.

Но я могу помочь Ане.

Я отпустил ее.

Я должен был позволить ей уйти.

Ей не нужно все это дерьмо.

Я смотрю на часы: 3:30. Направившись в кухню и, выпив большой стакан воды, я иду к роялю.

Я просыпаюсь снова, словно от толчка, и солнечный свет раннего утра наполняет комнату. Мне снилась Ана: Ана целует меня, ее язык в моем рту, мои пальцы в ее волосах; прижимаю ее восхитительное тело к себе, ее руки связаны над головой.

Где она?

На один прекрасный момент я забываю обо всем, что произошло вчера, но реальность возвращается обратно.

Она ушла.

Твою мать.

Свидетельство моего желания вжимается в матрас, но воспоминание о ее ярких глазах, омраченных болью и унижением, когда она уходила, вскоре решает эту проблему.

Отвратительно себя чувствуя, я лежу на спине и смотрю в потолок, заложив руки за голову. День тянется, и это впервые за много лет. Я не знаю, что с собой делать. Я снова проверяю время: 5:58.

Черт, лучше мне пойти на пробежку.

«Прибытие Монтекки и Капулетти» Прокофьева ревет в моих ушах, когда я бегу по тротуару четвертой авеню сквозь утреннюю тишину. У меня болит все тело, легкие разрываются, в голове пульсирует, а увеличивающаяся тупая боль утраты разъедает мои внутренности. Эта боль не дает мне бежать, хотя я пытаюсь. Я останавливаюсь, чтобы сменить музыку и наполнить драгоценным воздухом легкие. Я хочу что-то... ожесточенное. «Pump It» группы Black Eyed Peas, да, в самый раз. Я возобновляю бег.

Я обнаруживаю, что направляюсь по Вайн-стрит, и, зная, что это безумие, надеюсь встретить ее. Приближаясь к ее улице, удары моего сердца усиливаются, а тревога возрастает. Я не отчаянно жажду увидеть ее, я просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. Нет, это не правда. Я хочу увидеть ее. Наконец, оказавшись на ее улице, я двигаюсь мимо ее дома.

Везде тишина – машины едут по дороге, выходят два человека с собаками, и никаких признаков жизни в ее квартире. Перейдя улицу, я останавливаюсь на тротуаре напротив, затем ныряю в двери жилого дома, чтобы отдышаться.

Шторы в одной комнате закрыты, другие – открыты. Возможно, это ее комната. Может быть, она все еще спит, если она вообще в квартире. Кошмарный вариант событий рождается в моей голове: она пошла вчера вечером прогуляться, выпила, встретила кого-то ...

Нет.

В горле подымается желчь. Мысль о ее теле в чужих руках, о том, как какой-то мудак купается в теплоте ее улыбки, заставляет ее хихикать, смеяться… испытать оргазм. Понадобилось все мое самообладание, чтобы не ворваться через входную дверь в ее квартиру, лишь бы проверить, что она там одна.

Ты сам виноват, Грей.

Забудь о ней. Она не для тебя.

Я натягиваю свою кепку Сихоукс низко на лицо и бегу вниз по Вестерн Авеню.

Моя ревность порождает гнев – он и заполняет мою зияющую дыру. Ненавижу это состояние – из-за него в моей душе что-то пробуждается к жизни. То, что я действительно не желаю познавать.  Я бегу сильнее, от воспоминаний, от боли, от Анастейши Стил.

Закат окутал Сиэтл. Я встаю и распрямляюсь. Проведя за столом в кабинете весь день, я продуктивно поработал. Рос тоже проделала большую работу. Она подготовила и прислала мне первый проект бизнес-плана и письмо о намерениях по СИП.

По крайней мере, я буду в состоянии присматривать за Аной.

Мысль одновременно приносит боль и облегчение.

Я прочитал и прокомментировал две патентные заявки, несколько контрактов, и новый дизайн спецификации, и, углубившись во все детали, я не думал о ней. Модель планера все еще стоит на столе, дразня меня, напоминая, как она сказала, о счастливых временах. Я представляю, как она стоит в дверях моего кабинета, на ней одна из моих футболок, длинные ноги и голубые глаза, как раз перед тем, когда она меня соблазнила.

Еще одно «впервые».

Я скучаю по ней.

Я признаю это. Я проверяю свой телефон, зря надеясь, но там сообщение от Элиота.

«Может, по пиву, крутая шишка?»

Я отвечаю:

«Нет. Я занят».

Ответ Элиота приходит немедленно.

«Ну, и пошел ты на хер».

Да. Пошел я на хер.

От Аны ничего – ни пропущенных звонков, ни писем. Тянущая боль внутри меня усиливается. Она не позвонит. Она захотела уйти. Она захотела убраться от меня подальше, и не мне ее винить.

Так будет лучше.

Я направляюсь на кухню, чтобы сменить обстановку.

Гейл вернулась. Кухня вычищена, на плите кипит что-то в кастрюле. Пахнет хорошо ... но я не голоден. Она входит, когда я разглядываю то, что готовится.

– Добрый вечер, сэр.

– Гейл.

Она делает паузу, чем-то удивленная. Удивлена мной? Черт, должно быть, я плохо выгляжу.

– Курица по-охотничьи? – спрашивает она, неопределенным тоном.

– Конечно, –  бормочу я.

– На двоих? – задает она вопрос.

Я смотрю на нее, и она смущается.

– Для одного.

– Через десять минут? –  говорит она колеблющимся голосом.

– Хорошо, – отвечаю я безразлично.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Мистер Грей? – останавливает она меня.

– Что, Гейл?

– Ничего. Извините, что побеспокоила. – Она поворачивается к плите, чтобы перемешать курицу, а я направляюсь принять душ.

Господи, даже мои сотрудники заметили, что что-то сгнило в сраном Датском королевстве.   

Понедельник, 6 июня 2011

Я боюсь ложиться спать. Сейчас за полночь, и я устал, но сажусь за рояль и играю Баха часть Марчело, снова и снова. Вспоминаю её голову, лежащую на моем плече, я почти могу чувствовать её сладкий запах.

Черт возьми, она сказала, что попытается!

Я перестаю играть и хватаюсь за голову обеими руками, мои локти проигрывают два противоречивых аккорда, когда я облокачиваюсь на клавиши. Она сказала, что попробует, но сдалась при первом же препятствии. Затем она убежала.

Зачем я бил ее настолько сильно?

Но глубоко внутри себя я знал ответ – потому, что она попросила меня, а я был слишком порывистым и эгоистичным, соблазнившись ее вызовом, ее сопротивлением к искушению. Она бросила перчатку, и я воспользовался случаем, чтобы заставить нас …двигаться туда, где я хотел, чтобы мы были. И она не использовала стоп-слово, а я причинил ей боли больше, чем она смогла выдержать, хоть я и обещал, что никогда не поступлю с ней так.

Что я за гребаный дурак?

Как она вообще когда-нибудь сможет доверять мне после этого? Правильно, что она ушла. Какого черта она хотела бы быть со мной?

Я решил напиться. Я не был пьяным с тех пор, как мне было пятнадцать лет – хорошо, с тех пор, когда мне было двадцать один. Я боялся потерять контроля. Я знал, что алкоголь может сделать с человеком. Я задрожал, непреднамеренно, поскольку закрыл свой разум от тех воспоминаний, что вызвал сегодня вечером. Я пристально смотрел в потолок, молясь о сне без снов… Но если мне все-таки было суждено что-то увидеть во сне, то я хотел, чтобы сны были об Ане.